Общество по защите обесчещенных эльфов
Шрифт:
Я посмотрела на спички в своих руках: они были длиннее привычных мне современных в два раза и шли в комплекте с куском наждачной бумаги.
«Быть или не быть? Вот в чем вопрос».
Пока я медлила, драгоценные минуты стремительно утекали. Сколько времени понадобится Дряблошейке, чтобы полностью раздеться и оседлать пленника? А вдруг она прямо сейчас лишает беднягу чести? Что, если я опоздала?
Давай, Диана, решайся. Да или нет?
С обреченным вздохом я подняла взгляд к потолку, будто спрашивая совета у невидимого бога.
Мне сделать
Готова ли я так рискнуть ради малознакомого эльфа с тяжелым характером?
В голове громко тикали воображаемые часы, отсчитывая убегающие секунды. Растерянная, я судорожно сжимала в руке оловянный футляр со спичками и никак не могла собраться с духом. А потом снова посмотрела наверх и увидела на потолке то, что заставило мое сердце наполниться радостью и облегчением.
Вот! Вот же оно! Идеальное решение проблемы! Не надо ничего поджигать, не надо рисковать чужими жизнями. Есть идея получше!
Да, так я и сделаю.
Вдоль потолка тянулась веревка и исчезала в небольшом отверстии в верху стены. Я знала, что это за веревка. Еще в первый день, когда мадам Пим-глоу устраивала мне экскурсию по борделю, спросила о ее назначении и очень удивилась, услышав ответ. Не ожидала, что в мире, в котором до сих пор подогревают воду для купания на огне, в домах устраивают подобные конструкции.
Веревка была протянута через все комнаты «Шипов» и заканчивалась специальным грузом. Во время пожара веревка сгорала, и груз падал, приводя в действие так называемый тревожный колокол. Можно сказать, это был местный аналог пожарной сигнализации. Не очень совершенный, особенно на фоне тех, к которым я привыкла, но меня удивил сам факт его наличия в Имании, в борделе.
Мадам Пим-глоу рассказала, что новый закон обязал поставить такие извещатели в каждом многоэтажном здании общественного пользования.
«Ненужная вещь», — считала она.
Зато я готова была расцеловать человека, придумавшего этот хитрый механизм. Услышав пугающий колокольный звон, люди поверят в пожар, даже не видя дыма и не чуя запаха гари.
И поднимется паника! И Дряблошейке станет не до постельных утех!
Воодушевленная, я отбросила спички, схватила нож и взобралась на кухонный стол. Надо было перерезать веревку, чтобы груз упал и запустил сирену. Встав на цыпочки и пыхтя от натуги, я тупым лезвием пилила натянутый шнур. Семь потов с меня сошло, прежде чем удалось совершить задуманное. Наконец мои старания увенчались успехом: последние нити веревки лопнули, и спустя некоторое время раздался сигнал тревоги. Тишину кухни взорвал медный звон колокола. Снова и снова колокол звонил, предупреждая об опасности. Его зловещий набат раздавался в каждом помещении, в каждом уголке «Шипов», настораживая клиентов и отвлекая их от праздного веселья.
Дряблошейка не могла игнорировать этот бой. Слишком он был навязчивым, угрожающим. При звуках сирены любой человек испытывал подсознательный страх и хотел проверить, все ли в порядке. Чем бы ни занималась клиентка, звон колокола наверняка заставил ее выглянуть в коридор.
Не тратя времени даром, я быстро замела следы своего преступления и бросилась в «Гостиную встреч», где изобразила настоящую панику.
— Пожар! Быстрее, быстрее! Все на улицу! — кричала я, размахивая руками, а сигнал тревоги придавал моим словам вес. — Мы горим! Надо скорее покинуть помещение и выйти на свежий воздух. Поднимаемся и выходим. Давайте, давайте!
Женщины в длинных юбках и полуголые мужчины-курто беспокойно заозирались, я же взлетела по лестнице на второй этаж: там, в конце коридора, находилась спальня, где держали Ирвинга.
Колокол надрывался. Снизу, из гостиной, доносились испуганные крики. Двери комнат открывались, и оттуда выглядывали взволнованные клиентки в неглиже.
— Горим! Мы горим! — вопила я, стараясь, чтобы услышала Дряблошейка. — Надо уходить!
Навстречу мне по коридору бежала запыхавшаяся Джордина, лицо ее раскраснелось, полные щеки тряслись.
— Пожар? — налетела она на меня, сверкая круглыми, как плошки, глазами. — О божечки мои, за что такое наказание? И мадам, на беду, уехала. Что же делать-то, госпожа? Что делать? — служанка до боли вцепилась в мои предплечья.
— Что делать? Пожарных вызывать.
Я вспомнила, что в кабинете хозяйки борделя на стене висит телефон — металлическая бандура с вращающимся диском.
— Пожарных? Огнеборцев, то есть?
— Огнеборцев.
— Минуточку! А где горит? — уперев руки в бока, дорогу мне загородила дородная дама среднего возраста. Ее корпулентные достоинства были прикрыты лишь белым хлопком ночной сорочки. — Почему дыма не чувствуется?
— Так хорошо, что не чувствуется, — я бесцеремонно отодвинула настырную клиентку со своего пути. — Когда почувствуете дым, будет уже поздно. Так что скорее одевайтесь, дорогая моя. Пожар распространяется быстро, а огнеборцы едут медленно.
Встряхнув всеми тремя обвисшими подбородками, дама решительно отправилась одеваться, а из дверного проема выскользнул ее красивый белокурый любовник. Эльф! О господи, тоже эльф!
Столкнувшись со мной на пороге, он скромно опустил взгляд и поспешил к лестнице — растрепанный, босой, в одних только небрежно натянутых штанах. На его обнаженной спине я заметила несколько царапин, оставленных женскими ногтями.
— Госпожа, госпожа, — дернула меня за руку паникующая Джордина. — Курто! Курто ведь не смогут покинуть горящий дом! Ошейники не дадут. Что делать-то?
— Ты еще здесь? Беги, дуреха, вызывай огнеборцев!
И Джордина устремилась по коридору с грацией слона, которым пульнули из гигантской рогатки.
А я побежала вперед — спасать Ирвинга.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть Дряблошейка не успеет над ним надругаться. Он же такой гордый. Не переживет. Сломается. А если и не сломается, насилие его изменит».