Обскура, или Записки блуждавшего во тьме

Маркелл Мерлин

А уж сколько мертвецов я переворошил в то время – не счесть. Знаниям некромантии, в которой предполагалось оперировать непосредственно над телом мертвеца, суждено было остаться в моей голове сугубо теоретическими, и я увлёкся спиритуалистической её частью. Самым простым способом связи было автоматическое письмо, для него почти не приходилось утруждать себя сосредоточением, которое соответствовало бы точке качественного видения на схеме, к которой я уже столько раз обращался.

Наиболее полезным для меня был контакт с Художником, я назвал так неизвестно откуда явившуюся сущность. Он был высок и худ, и на вопросы о своём происхождении каждый раз отвечал по-разному. То он представлялся бельгийским живописцем, то французским

или голландским. Он то говорил, что является неупокоенным начинающим художником, который не успел создать лучшую картину, и потому страдает (а страдания мешают душам перевоплотиться), то назывался именами известных мне живописцев. В итоге он нагородил такую кучу версий, что я махнул рукой на попытки дознаться. Как бы то ни было, тот призрак немало помог мне в становлении меня в том же ремесле. Я не обучался в художественных школах или академиях, и мои рисовальные навыки были очень несовершенны. Но вот, из ниоткуда явился Он, и принялся обучать меня. Он был как бесстрастный наблюдатель, констатирующий «Добавь тень на стене» или «Неверная пропорция рук». Если я не мог взять в толк, что именно надо исправить, он брал мою руку, как при автописьме, но только это было авторисование, если так можно выразиться, и добавлял тень, и изменял пропорцию.

Всё же меня настораживал этот тип, который просто так мне помогает, потому что, как известно, за всё надо платить. Я осторожно попытался выяснить, что это такое, поделившись размышлениями с одним другом. Тот посоветовал мне обратиться на некий форум, но тамошний контингент меня не порадовал. Мне дали десяток возможных трактовок, которые ещё более усугубили понимание ситуации. Самой популярной была версия, что это дух-вампир. «Что же, если он и берёт у меня часть моих сил незаметно от меня, то я не против», - подумал я, - «Пусть берёт свою плату. Она стоит того».

Самой рациональной была версия, что я имею дело со своей фантазией. С тех пор я иногда называл Художника «Мой воображаемый друг», его это очень забавило, да и меня тоже. Лучше быть весёлым шизофреником, чем грустным. Через несколько лет я узнал, что это было за явление, и, к слову, ни один из посетителей того форума не дал верный ответ.

Но, несмотря на плодотворное сотрудничество с Художником, больше всего мне запомнился контакт с другой сущностью, которая представляла собой призрак, неупокоенную душу. Этот человек поведал через автописьмо, что при жизни был поэтом, и в качестве доказательства сложил мне несколько строк. Он рассказал, что погиб в аварии на трассе, несколько километров к северу от города. Тело было похоронено, но что-то привязало его к месту смерти и не даёт уйти. Призрак хотел, чтобы я пришёл на то место, раскопал эту вещь, и отнёс ему на могилу. Дело выглядело благородным и достойным, но во мне зародился страх, что как только я приду на то место, призрак попытается завладеть мной, и пиши пропало. Я отказался. Призрак начал ругаться так, что мне пришлось оборвать контакт. Когда возникала такая необходимость, я громко включал тяжёлую музыку, концентрация тут же сбивалась, и даже если сущности оставались поблизости – я переставал их видеть. Для меня «не вижу» было равносильно «их тут нет».

Всё же, некоторое время спустя, когда я ехал по той самой трассе, как раз пять-семь километров к северу, я увидел потрёпанный похоронный венок на обочине…

После этого я решил прекратить все свои контакты с любыми сущностями. С такими вещами не стоило играть. Я ведь пытался болтать с мертвецами ради забавы, а не ради того, чтобы реально помочь им; тот случай с поэтом был нагляднейшей иллюстрацией моей несерьёзности.

Мне стало интересно, есть ли поблизости люди, подобные мне, и вскоре вышел на Мадэгму. Я ожидал увидеть шаманку с бубном, камлающую духам природы. Раньше я видел таких только мельком и был весьма впечатлён. Но, это оказалась обыкновенная спиритуалистка с маятником – каким-то чёрным минералом, подвешенным на верёвочке. Маги любят морион, но тем камнем вполне мог оказаться агат. Ничего шаманского: вместо костра – маленькая курильница, вместо шкур – ковёр на стене, вместо бубна, как я уже говорил – маятник.

Схема работы Мэдэгмы была предельно проста. Маятник качается так – это значит «нет», маятник качается эдак – это значит «да». Процесс выглядел не слишком вдохновляюще, во всяком случае, мёртвым поэтам было бы тяжеловато передавать свои стихи через такую схему взаимодействия.

Кроме меня на сеансе присутствовала Карина, которую я знал по университету. Её интерес к эзотерике на тот момент был явно куда более праздным, чем мой.

– Дух Александра Сергеевича Пушкина, приди! – воскликнула Мэдэгма, когда мы «вроде как приступили».

– Почему Пушкина? – спросил я шёпотом, опасаясь сбить ей сосредоточенность.

– Вы, русские, всегда просите вызывать Пушкина, - ответила спиритуалистка, слегка удивившись. Она ничуть не сбавила тон голоса, чтобы ответить мне. – А ты не любишь Пушкина? Лермонтова тебе вызвать?

Но я согласился на Пушкина, и она продолжила. Вдруг камень на нитке дрогнул, и Мэдэгма сказала, что дух явился, и что можно задавать свои вопросы. Я думал, что же спросить у Пушкина, может то, действительно ли его убил Дантес на дуэли? Пока я размышлял, Карина опередила меня.

– Когда я выйду замуж, и сколько у меня будет детей?

Мне захотелось одёрнуть её, мол, «откуда Пушкину про это знать?» - но как ни странно, Мэдэгма повторила вопрос Карины вслух, а затем начала уточнять и качать маятник.

– Карина выйдет замуж в ближайшие пять лет? (Нет.) Выйдет замуж в ближайшие десять лет? (Да.) Через девять лет? (Нет.) Через восемь? (Нет.) Через семь лет? (Да.)

– Поздновато, - вздохнула Карина, и Мэдэгма продолжила.

– У Карины будет много детей? (Нет.) Один ребёнок? (Да.) А ты, наверное, много детей хочешь?

– Да мне и одного хватит, - ответила Карина. – Сейчас время такое…

– Верно говоришь. Я тебе потом могу по руке посмотреть про детей, кстати, - сказала спиритуалистка, и снова начала раскачивать маятник. – У неё родится девочка? (Да.)

«А если хиромантия скажет, что у неё будет трое детей, и что она выйдет замуж через год, какое предсказание считать верным?» - подумал я. Мэдэгма распознала моё настроение, и решила переключиться на меня, чтоб не скучал.

– Вижу, Пушкин тебе не пришёлся по нраву. Говори сам, кого вызвать.

– Кевина Митника, - ответил я.

– Это кто такой?

– Да так, хакер.

– Молодой помер?

– Ага.

– Жалко его, - вздохнула Мэдэгма, и принялась вызывать дух хакера Митника. Через минуту «дух пришёл». – Задавай свои вопросы.

– Спроси, точно ли это Кевин Митник.

Мэдэгма посмотрела на меня снисходительно, мол, как я мог усомниться, что она вызвала не того, и её маятник ответил «Да». Опасаясь, что мне не удастся сдержать смех, я сдавленно произнёс, что мне вдруг стало очень душно, и выбежал на балкон.

– Тебе плохо? – послышался голос Карины, которая, надо отдать ей должное, отнеслась к моему состоянию не без участия и решила посмотреть, как я там. Я же давился смехом, согнувшись пополам. – Что с тобой?

– Кевин Митник живее всех живых, - только и смог выдавить я.

– Тогда кого же она вызвала?

– Будем надеяться, что какую-то левую лярву, а не свою шизу, - ответил я, когда смог напустить на себя спокойствие. – Пойдём отсюда.

Мы вернулись в комнату, где проводился сеанс. После свежего уличного воздуха в нос резко ударил контрастом запах благовоний.