Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Бонни переоделась, высушила волосы, а свои шмотки отправила в мусорное ведро. Беннет глядела в зеркало, не узнавая себя. Лицо избито, везде видны кровоподтеки и царапины. Раны заживут нескоро.
Плевать. За идею можно умереть. Бонни выше подняла подбородок, усмехнулась… Тот тип тоже будет неделю ходить с ее «автографами» на его теле. Эта мысль грела… А Бонни чувствовала, что внутренний голос утихает. На время, правда. У девушки вновь получилось заглушить глас своей жалкой души.
У каждого свои скелеты в шкафу. У Бонни Беннет они тоже были. Она отчаянно надеялась, что их больше
Нельзя зарекаться. Нужно слушать музыку, когда танцуешь с Дьяволом.
Девушка вышла из душевой, оглядела спальню, в которой она провела ночь. А могла бы быть в отделении полиции или очнуться в больнице. Может, оно и к лучшему… Но Бонни не собиралась пасть ниц и быть должницей Тайлера. Она не щедра на эмоции.
Беннет вышла из спальни. В лабиринтах комнат можно затеряться, и Бонни поначалу растерялась, но потом вновь взяла себя в руки и уверенно направилась вдоль коридора, уверенная в том, что она идет в правильном направлении.
Дом, в котором жил Тайлер был большим, красивым. Клумбы, расположенные по периметру, были украшены цветами. Дорожка — уложена плиткой и тщательно вычищена. Видимо, уборщики здесь получают неплохо, раз так хорошо убирают. Бонни огляделась и направилась к воротам.
Подъехала машина и остановилась возле девушки. Открылось окно.
— Садись. Я довезу тебя до колледжа.
— И с чего такая доброта?
— В этом мире кто-то должен быть добрым, раз вокруг столько грубости.
Бонни усмехнулась, но все-таки села в автомобиль. Спустя несколько минут машина уже мчалась по дорогам города. Беннет оглядела эскалейд, о котором всегда мечтала, а потом посмотрела на Тайлера.
— Только не думай, что я буду падать тебе в ноги после того, что ты сделал.
Тайлер прибавил громкости на магнитоле. Играла опера Эммануэля Сантарроманы. Замечательная, чарующая музыка… Голос исполнительницы напоминал голос ведьмы, которая пела свое зловещее заклинание, кружась в трансе возле котла с зеленым зельем. Шикарный образ, не правда ли? Лучше того, который Бонни видела вчера.
— Знаешь, откуда эта музыка? — спросил парень, сбавляя скорость. — Ох, мне очень нравится эта композиция.
Мелодия играла, пробуждая в душе необъяснимую тоску, которая кипит, как зелье ведьмы и вот-вот выльется… Но ведьма не замечает. Она все еще в трансе.
Тайлер улыбался, медленно покачиваясь в такт музыке и спокойно ведя машину. Локвуд соблюдал все правила дорожного движения: пропускал каждого пешехода, тормозил на желтый свет, а не на красный, не превышал скоростные ограничения.
— Ты, правда, такой правильный или прикидываешься?
— О, правильность — понятие относительное. Ты, кстати, не задумывалась, что в этом мире нет объективности? Каждый человек судит о том или ином явлении со своей точки зрения. Ему кажется она правильной, другому человеку — нет. Вот для меня правильно спокойно ездить по дорогам, а тебе кажется это безумством, потому что для тебя правильно — быть импульсивной и не задумываться о всяких мелочах.
Тайлер это говорил так, словно рядом с ним сидел маленький ребенок, а не взрослый человек. Бонни прищурилась, развернулась
— Почему ты спас именно меня, а не кого-то еще?
— Ты мне понравилась, — пожал плечами парень. — Послушай, мне важен процесс, а не результат. Я просто хотел это сделать, я это сделал, и теперь мне плевать на твою благодарность. Меня интересовал лишь процесс: ощущения.
— Ты мне мою подругу напоминаешь. Та тоже всякую дурь несет, считая при этом себя пиздец какой умной.
Тайлер улыбнулся, взглянул на Бонни так, словно он что-то задумал, а потом опять перевел взгляд на дорогу.
— Это просто потрясающе. Я счастлив. Кстати, я сегодня планирую…
— Нет-нет, никаких планов. Хватит. Я не хочу ничего о тебе знать. И ты обо мне поскорее забудь.
Тайлер пожал плечами и прибавил скорости. Кажется, он не был особо расстроен неразговорчивостью своей собеседницы, которой он сегодня ночью спас жизнь. А потом Локвуд нашел какую-то песню по радио и, врубив громкость на максимум, стал активно подпевать исполнителю. Бонни оставалось лишь молчать и молиться, чтобы она поскорее доехала до колледжа.
2.
Бонни подоспела как раз ко второй паре. До начала занятий оставалось еще около десяти минут. Беннет неспешно прошествовала к кабинету, гордо подняв подбородок. Остальные учащиеся сворачивали головы, глядя вслед грациозной феминистке, которая нисколько не стеснялась своих травм. Ей было плевать на царапины, кровоподтеки, ссадины и ушибы. Ей было плевать, как на это отреагируют ее преподаватели или родители. Сейчас головная боль немного отступила, как и боль в теле, внутренний голос смолк, меланхолия отступила — Бонни стала прежней: неприступной, молчаливой, высокомерной.
Девушка подошла к нужному кабинету. Она услышала слова, обращенные в ее сторону:
— Ты просто потрясающе выглядишь.
Голос ехидный. Фраза дешевая. Эмоции на пике. Бонни развернулась, увидела девушку, стоящую в коридоре и с усмешкой смотрящую на нее. Беннет не сказала ни слова. Теперь ей казались смешными эти драки, эти дежурные, бессмысленные фразы; мудрости в драках ничуть не больше, но там хотя бы есть за что драться.
Бонни вошла в аудиторию. Кто-то был шокирован от увиденного, кому-то было весело смотреть на побитую, но гордую феминистку. Кого-то это вообще не волновало. Беннет не хотела и не собиралась и перед кем отчитываться. Сегодня ей вообще не хотелось разговаривать, но избежать встречи с Еленой не удалось.
Гилберт сидела одна на последнем ряду. Она положила голову на руки и оставалась недвижимой. Это странно, учитывая то, что Елена постоянно читает или повторяет эти гребаные лекции. Бонни решила подойти к подруге, а если та спросит, что случилось — ответит правду. Смысл лгать и изворачиваться? Да и смысл скрывать то, что рано или поздно станет правдой? Вне зависимости от того, какой будет реакция Елены — Бонни вряд ли бросит «NCF».
Мулатка села рядом. С собой не было ни тетрадей, ни ручек, но Бонни особенно не расстраивалась.