Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Но нутро Гилберт видел лишь один человек. И он никогда с ней не будет. Но нутро Елены совершенно отличалось от представлений. И самообладание, которое, как думалось Мэтту, всегда было неотъемлемой частью жизни Елены, теперь выскользнуло из рук, сорвалось с цепи.
Или его не было вовсе, а Гилберт просто умела не разглашать подробности своей личной жизни.
— Пожалуйста, дайте мне написать заявление…
— Елена… Ты чего?
Только сейчас Мальвина заметила Мэтта. Глядя на него, девочка испытывала лишь одно: она ощущала себя совершенно покинутой. У нее не осталось никого, кому она могла бы довериться,
— Я хочу отчислиться. Или перевестись. Или вообще устроиться на работу — плевать, лишь бы не быть тут!
— Куда ты переведешься? — секретарь, казалось, была не менее удивлена. Елена всегда помогала с бумажной волокитой, с организацией дней открытых дверей или подшивкой личных дел, или с оформлением какой-то нафиг никому не нужной стенгазетой. А теперь вот эта примерная девочка была не в себе. — У нас нет больше худграфов…
— Значит, пойду в педагогический. Поступлю в следующем году… Черт!
Шатенка зарылась руками в волосы, закрывая глаза. Она чувствовала себя предательницей. Она ощущала разъедающую душу щелочь. Ощущала, как кожа рвется по швам, как материя прежнего мира крошится. Все фрески мечтаний и верования — осыпались. На белый порошок крошились такие понятие как любовь и дружба. Елена бы рада затянуться ими как кокаином, да только не может.
Она задыхается.
Донован быстро поднимается, подходит к Елене и хватает ее за запястья. Гилберт напряжена, и ее реакция незамедлительна — она хочет вырвать руку, она хочет закричать, но в горло впились осколки беспомощности, и выходит прошептать что-то среднее между «Отпусти» и «Прости». Наверное, образы всех трех людей слились в один единый. Наверное, произошло наложение одной информации на другой.
Мэтт обхватывает девушку за плечо, выводит ее из деканата и захлопывает дверь. Гилберт оказывается прижата к стене. Гилберт оказывается зажатой в тисках.
— Что случилось? — он смотрит внимательно, кажется, что сочувствующе. Елена закрывает лицо руками, но Донован перехватил запястья. Было не сильно и не больно.
Просто не приятно.
— Расскажи мне!
Девушка прижимается спиной к стене, придвигает руки к груди и касается шеи. Длинные ногти вонзаются в кожу. Отдаленное воспоминание накрывает озлобленным цунами — если расцарапать кожу, станет легче. Станет легче, если переключиться на физическое недомогание.
— Елена! — он касается ее ладоней, сжимает их. Гилберт переводит взгляд на парня, и тому кажется, что Гилберт увидела его только сейчас.
— Я совершила нечто ужасное, Мэтт! О, черт! .. Черт!
Она выкрикнула последнее слово. К счастью, пары закончились, и студентов было не так уж много. Но некоторые зеваки все же питали внимание к Елене. И как ею не интересоваться? Самая тихая студентка знакомится с самым красивым парнем, исчезает на неделю из-за смерти матери, а потом возвращается в совершенно обычном амплуа. Далее следует появление полицейских, расследующих дело о нападениях в парке, далее — появление с Тайлером, ссора с Бонни. Гилберт из невзрачной превращалась в популярную, хоть самого того не подозревала.
— Мне нужно на вокзал! Мэтт, мне нужно на ебанный вокзал!
Она выдергивает руки, но Донован умудряется перехватить девушку и прижать ее к себе.
Елена устала от того, что каждый пытается ее успокоить. Она устает быть способом самореализации для кого-то.
— Я сама, — слова и стоны создают бешеную комбинацию. Голос хриплый, будто надорванный или прокуренный. Будто и не ее вовсе. — Я сама хочу!
Упирается руками в плечи Мэтта, отгибает голову назад и, сжимая зубы, находит силы не закричать, а лишь промычать, издать какой-то нечленораздельный звук. Острые ногти впиваются в плечи. Слайдами в сознании мелькают воспоминания, а потом разбиваются на пиксели, распадаются и превращаются в какой-то хаотичный порядок. Девушка вонзает взгляд в Мэтта.
Огонь снова возгорался. Он испепелил все. В этот раз пожар не удастся потушить.
— Отпусти меня! Ну, пожалуйста… — шепчет глотая слезы и делая глубокие вдохи. Но пытаться дышать в подобные моменты как пытаться дышать под водой. Или в вакууме. — Я просто хочу написать это долбанное заявление и больше никогда здесь не появляться.
— Очнись! — сквозь зубы и властно. Мальвина устала от власти и дробления слов. Она обмякает в объятиях парня, у нее подкашиваются ноги. Совесть вонзается клыками в душу, разрывая ее на ошметки. — Не смей гробить свою жизнь из-за каких-то мудаков!
— Она уже угроблена, Мэтт! — хватает парня за руки и срывает их с своей талии. — И я больше не могу быть здесь! Не могу из-за Бонни! Из-за матери, отца, Тайлера и Добер… Я просто хочу забыть всех их!
Мэтт смотрит на нее во все глаза, чувствуя подступающую нежность. Ему жаль эту девочку, за которой он когда-то так неумело, но красиво ухаживал. Ему жаль эту девочку, которой просто не предназначено быть счастливой. Иногда такое бывает. Иногда люди не предназначены для любви. Иногда люди не предназначены для спокойствия. С этим трудно смириться, но это неопровержимо.
— Забудешь, — Донован открывает дверь, касается запястья Елены. — Забудешь, я тебе помогу.
Он ведет Елену за собой в деканат. Он ведет Елену, а та спокойно следует, уже не в силах сопротивляться. Ангелы падают в темноту, потому что в ней спокойствие. Но иногда их толкают туда насильно. Иногда выбор — вовсе не выбор, иногда просто приходится делать то, чего требует судьба, жесткий рок, чья-то воля…
Да называйте как хотите.
4.
Бонни шла вдоль дороги. Ноги подворачивались, но девушка, в общем-то, находила в себе силы не падать. Рефлексы скорее, нежели сознательное действие.
Фары мчащихся навстречу машин ослепляли. Красные воспаленные глаза смотрели в пустоту. Небо затягивалось тучами. Люди, суетно куда-то бегущие, недовольно ворчали, обходя девушку, иногда толкая. Бонни призраком плыла вдоль трассы, совершенно ни на кого не реагируя. Теперь у нее не было пункта назначения. Теперь можно было никуда не спешить.
Елена стащила вниз чемодан. Единственный, нужно отметить. Он был небольшим и не очень тяжелым — самые необходимые вещи и несколько штук тетрадок. Остальное все Гилберт приобретет на месте. У нее теперь тоже нет пункта назначения. Можно, в принципе, никуда и не спешить.