Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Девушка подошла к нему. Она не стала прикасаться к нему, не стала заставлять его смотреть на себя. Он чувствует ее рядом — и этого вполне достаточно.
— Они больше не появляются в твоей жизни. Им нет до тебя дела.
Он усмехнулся, чувствуя подступающую головную боль. Его стала заполнять сумасшедшая тоска, и ему становилось горько от того, что рядом оказалась совершенно незнакомая девушка, а не Елена или даже Бонни. А Кэролайн. Такая наивная, искренняя и правильная Кэролайн, которая этим летом собирается замуж, которой до него не должно быть никакого дела. Чужая Кэролайн, о которой он ничего не знает, но которая может узнать о нем все.
— Но тебе до них может быть дело, — произнес он, засовывая руки в карманы и чувствуя ее объятия. Кэролайн подошла
— Я знаю это, — произнес он. — Знаю, потому что я помню то, что хочу забыть.
Кэролайн обняла его еще крепче, продолжая молчать. Она закрыла глаза, она решила ощутить Тайлера тактильно, чтобы помочь ему, чтобы проникнуться его болью, чтобы встать на его место, чтобы понять его. Чтобы услышать не только слова, но и молитвы. Те молитвы, которые звучат в его мыслях.
— Я думал… Всегда думал, что бухло решает все. Просто покупаешь бутылку виски или бурбона, просто напиваешься в стельку, и все разрешается само собой. Понимаешь? Но все только хуже, Кэрри. Все только хуже… — апатия сошла, и Кэролайн стала ощущать переливы эмоций: безысходность, отчаяние, боль, гнев. Она скрестила пальцы на его груди, она не открывала глаз и продолжала молчать. Иногда одно слово может разбить всю сакральность момента. — Некоторые вещи нельзя забыть, но о них можно перестать думать. У меня почти получилось. У меня почти получилось смириться с тем, что девушка, которую я люблю, любит моего друга. Лучшего друга, который настолько предан мне, что простил мне мой проступок, ведь он не позволил себе ответить взаимностью этой самой девушке, потому что дружба для него важнее. У меня почти получилось смириться с тем, что я никогда не полюблю Бонни, которая так сильно любит меня. У меня почти получилось смириться с тем, что в действительности процесс важнее результата потому, что процесс не позволяет анализировать ту неудачную жизнь которую ты прожил. А я прожил неудачную жизнь, Кэрри. Я это осознал сегодня, когда ты все-таки убедила меня, что результат важнее…
— Ничего не кончилось, — прошептала она, не открывая глаз, падая в глубину его чувств, на мгновения будто становясь им. Она, стоящая за его спиной, обнимающая его как самого любимого в ее жизни человека, стала его крыльями и его гравитацией, его вакциной и его ядом. Она стала его другом. Пусть всего лишь на одну ночь, но иногда ночь действительно меняет всю жизнь. — Ты все еще можешь исправить.
— Я был в Мексике, Кэролайн. Там что-то типа дешевой пародии на революцию. Президент умер, и пришлось назначать выборы раньше срока. Из-за этого население разделилось на три группы, которые стали сначала митинговать, а потом выступать друг против друга. Ситуацию ухудшили Штаты, которые вмешались в дела «Безотцовщины», в очередной раз подавив их права на самостоятельность. Я поехал туда, потому что думал, что… Я остановился в одном городке, который отбивался от вооруженных восстаний своих оппонентов. Мне пришлось встать на защиту города. Понимаешь, у меня было все и не было ничего. Там я хотел обрести себя… Это даже… Черт, просто…
— Ты искал правду, — произнесла Кэролайн, — потому что ложь тебя доконала, да?
Да. Идеалы разрушились. Елена его не любила, Елена его не простила. Деймон очаровал ее. Деймон ее забрал у него. А Бонни была сломанной девочкой-бунтаркой, совладать с которой было тяжело. Вечное непринятие со стороны матери выбивало почву из-под ног. Тайлер рухнул в яму, и единственный шанс выбраться из нее — ринуться в другую пропасть, в другую бездну. Суть заключалась не в причинах и даже не в последствиях всех этих недоразумений и недопонимании. Суть заключалась в том, что с этим приходилось жить дальше. С этим надо было просыпаться, засыпать, дышать…
В один прекрасный момент Тайлеру стало тяжело дышать.
— Один паренек попытался украсть оружие, но его схватили и притащили назад. Ему было лет четырнадцать. Может, пятнадцать, но не больше. Я точно и не помню, как он выглядел, Кэрри. Я только помню страх в его глазах. Помню, как он забился в угол, как смотрел на всех нас затравленным зверем и молчал. Ни слова так и не выдавил из себя, а просто молчал. Ведь даже если ему было пятнадцать — это все равно ничтожно малый возраст для того, чтобы воровать оружие, идя под огонь. Я знаю, что есть страны, в которых в таком возрас… — он напрягся, запнувшись на полуслове. Кэролайн открыла глаза. Она увидела мрак, который окружил их. Он был ласков с ними, он их не отвлекал. Кэролайн почувствовала руки Тайлера на своих руках. Его пальцы расцепили ее пальцы. И девушка медленно опустили руки, выпуская Тайлера из своих объятиях. Парень повернулся к ней. Испачканная кровь на его ладонях была на ее запястьях. Грязные отпечатки ночи — как напоминания о том, что тот кусок метала все равно внушает опасность.
— Я уговорил отпустить его. Просто отпустить, — он усмехнулся, засовывая руки в карманы. Тактильный контакт потерян. Зрительный — тоже. Кэролайн и Тайлер стоят близко по отношению друг к другу. Они — единственные в этой Вселенной. Кроме них в их мире больше никого нет. — А потом этот самый паренек подорвал беременную девушку. Понимаешь? Ее разорвало на ошметки. Только «бах» — и тебя окружают шматы мяса, налитого кровью.
Локвуд посмотрел на нее. Он боялся вчитываться в эмоции ее взгляда. Он не хотел, он боялся увидеть там что-то, что заставило бы его пожалеть об этом откровении, поэтому Локвуд снова отвернулся.
— Когда вершатся революции, власть получают мафии и коррумпированные чиновники, поэтому происходит так много убийств. И тот паренек, как я узнал позже, принадлежал одной из уличных группировок. Я даже не знаю, как его звали… Я только знаю как звали мужа этой беременной девушки. Я помню его взгляд. Я помню взгляд ее матери. А потом мне пришлось сделать то, чего от меня требовали. Ведь если бы я не уговорил отпустить его… Выбор никогда не бывает сложным, Кэролайн, не надо верить книжкам. Внутри ты всегда знаешь что выберешь, ты просто боишься перешагнуть границу, которая отделяет тебя прежнего от тебя нового. И я знал, что я выберу. И я перешагнул ту самую границу. Понимаешь? И самое ужасное заключается не в том, что ему пятнадцать, а он уже полный отморозок. Самое ужасное заключается в том, что там, на территориях «Безотцовщины» и ей подобных стран таких пятнадцатилетних пареньков очень много. И таких беременных девушек тоже много.
Локвуд выдохнул и посмотрел на девушку. Он по-прежнему боялся увидеть ее эмоции, он и не стремился их узнать. Он смотрел на Кэролайн, на единственного человека, которому доверился. Ошибка это или нет — уже не важно. Важно то, что желание вскрыться больше не вонзалось в сердце штопором. Кто бы что ни говорил, но иногда все, что нужно — просто выговориться.
— И я сожалею о том, что сделал. Понимаешь? Несмотря на… я не могу смириться с тем, что сделал.
— Но ты должен, — прошептала она, снова касаясь его лица, снова приближаясь к нему почти вплотную. — Ты должен простить себя…
— Я убил его, Кэролайн. Такое нельзя прощать.
Девушка обняла его. Она сделала это не в первый раз, но в первый раз Тайлер ответил ей взаимностью. Он боялся увидеть во взгляде Форбс осуждение, презрение или фальшь. Он боялся увидеть ужас. Но ее объятия говорили больше, чем могли бы сказать глаза или слова.
— Тогда не прощай. Но живи. Хотя бы ради меня.
Тайлер усмехнулся. Он продолжал обнимать девушку, продолжал тонуть в полумраке, ловя себя на мысли, что ему уже не так больно как раньше. Желание вгрызться в вены или залезть на стены не душило тугим канатом. Кэролайн не просто ослабила петлю. Она сняла ее с его шеи.