Обязан побеждать
Шрифт:
Таня резко повернулась к нему лицом, и губы их соединились в горячем неумелом поцелуе.
– Прости меня, Костя, ты единственный! – шептала она, дрожа всем телом не то от жара, поднимающегося внутри, не то от холода, охватывающего девушку от пят и до самого сердца.
– Таня, и ты единственная и неповторимая… Мы будем любить и драться, драться и любить… Никакая война не может остановить нашу любовь! – говорил он тихим прерывающимся голосом от нахлынувших неведомых доселе чувств, нежных и томительных.
– Да-да!
Сила вечного закона любви толкала их к близости, как весна возвращала к жизни заснувшую в снегах
Глава 6
Чуть свет лейтенант разбудил Таню:
– Переберёмся на запасную позицию. Там глуше и дальше от дорог, спокойнее.
В голосе и словах Кости было столько силы, уверенности и деловитости, что Таня едва не обиделась на его сухость, словно и не было ночной близости. Костя тут же заметил её невеселый исподлобья взгляд, нагнулся и поцеловал девушку в губы, весело добавил:
– С добрым утром! Любовь к тебе клокочет в моем сердце, как горная река. Но вставай, моя орлица! Пора в полёт.
Таня вскочила, обхватила шею Кости, повисла на нем, целуя, её сердце наполнялось счастьем. Это было счастье любви – неизъяснимое, новое и вместе с тем пугающее силой своего проявления в столь неподходящей военной обстановке.
– Так срочно, без крошки во рту?
– Разомнёмся, перекусим на новом месте. Отпразднуем нашу свадьбу!
– Но у нас нет даже по сто граммов спирта.
– Во фляжках есть вода, вот ею и обмоем нашу близость. – Костя стоял обвешенный оружием, счастливо улыбался и казался Тане несокрушимым богатырем из той сказки, в которой тот крушил врагов: налево взмахнет палицей – переулочек, а направо – целая улица.
Но минута восторга и восхищения быстро прошла, вернулось осознание суровой действительности и неизвестного будущего. Она едва не всплакнула, но взяла себя в руки и стала собираться в дорогу.
Они взяли половину продуктов, личное оружие, часть боеприпасов и, стараясь не оставлять следов, двинулись в глубь леса.
Новая позиция показалась Тане настолько глухой и однообразной по сравнению с прежней в лощине, что девушка подумала: немудрено впопыхах проскочить мимо. Правда, перед балкой лес распахнулся, поредел, образовав не широкую продолговатую полянку, но сама ложбина в этом месте сужалась, гуще заросла калиной, черемухой, бузиной. В одном месте балки, рядом с разлапистой могучей сосной, обозначились выходы сланца, поросшие густым вереском и образовавшие конфигурацию в виде грота, где вполне могли разместиться два человека.
– Вот здесь ты будешь ожидать меня после операции.
– Ты так и не скажешь, что задумал? – с волнением спросила она.
– Не переживай! Если буду бить из «дегтяря», то с большого расстояния и всегда смогу уйти в случае опасности. Враг не получит удовольствия от облавы. Уйду заранее. Клянусь тебе нашей любовью!
Они плотно позавтракали, и он ушёл с пулемётом, взяв несколько дисков, оптический прицел, жалея, что нет бинокля.
Она ждала долго. Сначала терпеливо, как человек, ждущий час отъезда. Потом ожидание превратилось в волнение и страх. За его жизнь и за свою. Больше за его. Не случится ли с ним беды, с ней – тоже! Может быть, тут припахивает эгоизмом? Но это нормально: жизнь людей всегда зависит
Таня прислушивалась к каждому шороху, стрекоту на сосне белки и ждала оповестительный крик кедровки. Эти птицы жили здесь, и она слышала, как одна из них шелушила сосновую шишку. С птицами ей веселее. Знак того, что никого нет рядом. Потом мелькнул бурундук, задержался на несколько мгновений, увидев девушку, фыркнул и по стволу сосны взлетел на несколько метров.
Беспечные звери! Они не знали, что идёт страшная война. В лесу могут начаться пожары от взрывов снарядов и бомб, и тогда огонь погонит их из дому, из обжитого места. Эта война сродни девятибалльному землетрясению, так внезапно начавшаяся и унесшая жизни сотни тысяч молодых и старых людей, военных и гражданских. Враг не разбирает, кто перед ним: бомбит и уничтожает всё живое. Свиреп, как дикарь, жесток, как людоед.
Солнце, прячась временами за огромные кучевые облака, перевалило за полдень. До девушки долетел стройный гул большой массы немецких самолётов. Они шли на восток бомбить наши позиции, города и деревни. Но уханье взрывов сюда не доносилось. Знать, фронт откатился за эти дни далеко. Это пугало Таню, и долгое ожидание любимого человека переросло в тихий ужас. Таня решила сказать Косте, чтобы он больше никогда не оставлял её одну с неизвестностью. Она не допускала мысли, что он не вернётся, но чертушка всё же нудил: куда же ты подашься, в какую сторону, если что?
Неожиданно прилетела сорока и затрещала. Таня подобралась, взяла в руки «лимонки». Она знала: сорока просто так трещать не станет. Кто-то идёт. И вот за сорочьим криком раздался почти похожий, но более резкий крик кедровки.
Костя!
Но ей приказано не бросаться ни на какой крик. Просто должна знать, что это он почти рядом, а не враг. Следом чирикнул воробей и его голос:
– Таня, это я!
От сердца сразу же отлегло. Захлестнула волна радости. Костя прислонил к стволу сосны пулемёт и долго целовал девушку в губы. Они жили в счастье любви. Таня вдруг расплакалась:
– Не оставляй меня одну.
– Ай-ай, слезы на ресницах у любимой – бриллиант потерянный мужчиной, – широко улыбаясь, сказал Костя. – Мне казалось, – ты смелая.
– Может быть и смелая, но я боюсь быть одна.
– Я за тебя жизнь отдам. Но я не могу отсиживаться. У Пушкина есть «Песнь о Георгии Черном», что убил своего отца за то, что молил сына не бунтовать против турков и пошёл по белградской дороге, «…выдать туркам ослушного сына,\ Объявить убежище сербов». Георгий дрался за свободу сербов, я дерусь за свободу нашего народа и за тебя!