Обязан побеждать
Шрифт:
Она вздрогнула, услышав тихий мелодичный звон часов. Час пролетел, как одно мгновение. Лейтенант открыл глаза, сел.
– Как там за нашим логовом, товарищ Таня?
– Спокойно, товарищ Костя, слышны только легкий шум леса да безголосые запахи.
– Ну что ж, огляжусь и – ноги в руки. Мне кажется, мы находимся на какой-то возвышенности, уклон идёт в сторону предполагаемой станции.
– Да, по моим соображениям, железная дорога севернее нас. И не очень далеко. Я только однажды проезжала по шоссе и заметила рядом со станцией мост для машин и железнодорожный. Он тогда был цел. Там течёт
– Это уже кое-что, товарищ Таня. Вот пара «лимонок» на всякий случай. Знаешь, как пользоваться?
– Знаю, – с дрожью в голосе сказала Таня. – Возвращайтесь скорее, товарищ лейтенант.
– Как только разыщу воду и налью целую канистру. Заодно подыщу запасную позицию. Глубокую разведку проведу завтра на рассвете. Ночью без компаса лучше не ходить, да по незнакомой местности. Глаза ветками выколешь.
– Я заметила, ваши часы с компасом?
– Не очень надежен, барахлит.
Он встал, подхватил «дегтярь», сунул в рюкзак два запасных диска и, низко пригибаясь от веток, шагнул в опасность.
– Удачи, Костя!
– К чёрту! – откликнулся и бесшумно исчез, стараясь не оставлять на траве следов. И в нескольких метрах от ночлега напоролся на группу своих, вместе со знакомым офицером-особистом. Никудышнов был ранен в ногу, опираясь на палку, шёл сзади двух бойцов.
– Товарищ майор, я вас знаю. Стойте! – спрятавшись за дерево, крикнул Белухин.
– Ложись, к бою! – последовала команда, и все трое упали на землю, подставляя неизвестному человеку бока.
– Не стрелять! Я лейтенант Белухин. Два дня назад я с вами разговаривал в штабе дивизии.
– Как я могу тебе поверить? Покажись!
– Уберите пистолет, тогда покажусь. Поостеречься в тылу не грех.
– Как ты разговариваешь со старшим по званию, да я тебя…
– Не вы меня, а я вас мог бы срезать одной очередью из «дегтяря». Как вы здесь оказались? Штаб находился гораздо восточнее.
– Не тебе меня допрашивать.
– Как хотите, но вы у меня под прицелом.
– Ладно, я помню твой голос. Но ты должен был драться в составе полка, а празднуешь, как видно, здесь труса.
– Он не трус, он сбил из ДП «фоккера», – неожиданно раздался голос Тани. Она стояла в нескольких метрах от лейтенанта, опираясь на винтовку. – Я вас тоже знаю, товарищ майор. Вы Никудышнов из особого отдела дивизии, допрашивали меня по поводу пулевого ранения одного бойца в спину.
Эта неприятная история с разжалованным за пьянку старшиной во время службы в роте по охране продовольственных складов врезалась в память Котомкиной надолго. Разжалованный в рядовые старшина попал в полк стрелком за месяц до появления в нём санинструктора. Таня слышала о нём нехорошие разговоры, якобы его сразу же взял на карандаш майор Никудышнов в качестве сексота, как выражались бойцы. По его доносу арестовали двух молодых бойцов за трусость. Они не нашли в себе силы и не пошли в атаку в составе роты в свой первый день на передовой. После беседы с замполитом, понюхав пороха, оба парня на завтра ходили в атаку едва ли не первые. И вот разжалованный получил пулю меж лопаток в одной из контратак. Таня его перевязывала. Он был обречён на смерть и попросил девушку сообщить в особый отдел, что его подстрелили свои же. Таня быстро не смогла выполнить просьбу умирающего – шли изнурительные оборонительные бои. Майор Никудышнов сам прибыл в полк и допрашивал Котомкину о характере ранения. Она подтвердила, что ранение пулевое. На вопрос: «Кто это мог сделать?» – санинструктор, разумеется, ответа не знала. Майор стал допрашивать бойцов взвода, в котором числился разжалованный. То, что взвод таял на глазах от натиска фашистов и контратак защитников, майора-особиста интересовало мало. Он так и уехал в дивизию ни с чем, провожаемый недобрыми взглядами бойцов.
– Это уже теплее, – сказал майор, поморщившись, поднимаясь с земли и опуская пистолет. Рядовые последовали за ним. – Как старший по званию и по должности, я обязан вас допросить: что вы тут делаете и как тут оказались?
– Мы ехали в полк на полуторке с боеприпасами. В трех километрах от траншеи нас обстрелял «фоккер». Водитель погиб. Мы все же добрались до передовой с мешками патронов, – сдержанно отвечал Белухин.
– А что за сказку рассказывает санинструктор про сбитый «фоккер»?
– Это не сказка, я его сбил, когда он второй раз атаковал нас. Мы везли на телеге боеприпасы в полк. Но полк погиб.
– Да, полк героически дрался и погиб. Вы же, я так полагаю, струсили и в полк не явились. И сейчас сочиняете небылицу про боеприпасы и телегу. Я вынужден вас арестовать за трусость.
– Но-но, товарищ майор, я бью без промаха. Как вы горазды на аресты! И снова повторяю: по приказу командира полка везли боеприпасы с разбитой машины на телеге в полк!
– Так, что же вы намерены теперь делать? – смирившись, спросил майор.
– Сначала вас накормить, а потом вместе с вами драться в тылу врага.
– Вы пойдете с нами пробиваться к своим, а там разберёмся.
– Мы не можем сейчас идти. Санинструктор сильно повредила ногу и ей ходить категорически запрещено несколько дней.
– Ерунда, приказываю сдать оружие и идти впереди нас.
– Вы ранены, и мы не сможем вынести человека по тылам врага к нашим. Мы будем драться здесь. А там будет видно. Санинструктор, перевяжите майора. Потом мы их накормим кашей с сухарями.
– Откуда они у вас?
– Всё с той же разбитой полуторки.
Майор, тяжело опираясь на суковатую палку, а за ним бойцы пошли за Таней к биваку. Раненый майор, опасливо оглядывая заросли, с трудом опустился на землю. Таня подсела к нему, распахнув санитарную сумку, сняла порванный осколком правый сапог, завернула разрезанную гачу, оголив рану на мышце. Она была не глубокая, но рваная, с запекшейся кровью. Осколка не видно.
– Рана неопасная, товарищ майор, стала подсыхать. Но где же осколок?
– Рядовой Кущин помог снять мне сапог. Осколок торчал там. Боец его ножом зацепил и выдернул. Я взял его на память. Вот он, у меня в кармане.
Майор, кривясь, достал синеватую, с тыквенное семя, пластинку.
– Вам повезло, – сказала Таня, – осколок был на излете, иначе пробил бы мышцу до кости и сидел бы там, как горячее семечко, разжигая рану. Кто перевязывал?
– Кущин.
– Парень немного перестарался, сильно перетянул сосуды… – Таня всматривалась в рану. – С одного края пошла едва заметная синева.