Обычная работа
Шрифт:
– Можете ли вы сообщить нам какие-либо детали, миссис Мартин?
– Сначала я убила его, этого мерзавца.
– Кого вы имеете в виду, миссис Мартин?
– Моего мужа.
– Когда это произошло?
– Недавно.
– Сейчас почти четыре часа утра, - сказал Клинг.
– Как вы считаете, могло это произойти, скажем, в половине четвертого или что-нибудь около этого?
– Я не смотрела на часы, - сказала она.
– Я услышала, как он отпирает входную дверь, сразу же пошла на кухню и взяла его.
– На кухню?
– Да. Я пошла туда
– Почему вы сделали это?
– Потому что хотела это сделать.
– Вы ссорились с ним, да?
– Нет. Он как раз запирал дверь, а я пошла на кухню, взяла из кухонной раковины нож, а потом ударила его этим ножом.
– Куда вы нанесли удар, миссис Мартин?
– В голову, в шею, наверное, и в плечо.
– Вы ударили его три раза этим ножом?
– Я била его много раз, а сколько, я не могу сказать.
– Вы сознавали то, что наносите ему удары ножом?
– Да, я сознавала это.
– И сознавали то, что удары наносятся тяжелым и острым ножом для разделки мяса?
– Да, это я знала.
– И вы намерены были убить его этим ножом?
– Да, я хотела убить его этим ножом.
– А потом, потом вы поняли, что убили его?
– Да, потом я увидела, что этот сукин сын мертв.
– Что вы сделали после этого?
– Тут появился мой старший. Питер. Мой сын. Он заорал на меня, стал кричать: "Что ты наделала?" Принялся ругаться. И я ударила его, чтобы заставить замолчать. Я ударила его только один раз - по горлу.
– А сознавали вы тогда, что именно вы делаете?
– Я знала, что делаю. Он такой же точно, этот Питер. Такой же подлец, только помоложе.
– А что было потом, миссис Мартин?
– Я пошла в спальню, где спали девочки, и сначала ударила разделочным ножом Энни, а потом Эбигейл.
– Куда вы наносили им удары, миссис Мартин?
– По лицу. По их лицам.
– И много вы нанесли ударов?
– Мне кажется, что Энни я ударила один раз, а Эбигейл - два раза.
– А почему вы сделали это, миссис Мартин?
– А кому же о них заботиться, если меня заберут в тюрьму?
– спросила миссис Мартин, не обращаясь ни к кому в частности.
– Не хотите ли вы еще что-нибудь добавить к своим показаниям? спросил Клинг.
– Нечего мне добавлять. Я поступила совершенно правильно.
Детективы отошли от стола. Оба они были бледны.
– Господи, - прошептал О'Брайен.
– Да-а, - протянул Клинг.
– Следует немедленно сообщить в районную прокуратуру и пусть прокурор сразу же снимет с нее показания.
– Убила всех четверых, не моргнув глазом, - сказал О'Брайен, задумчиво покачивая головой. Потом он подошел к стенографисту, который перепечатывал на машинке протокол допроса миссис Мартин.
Зазвонил телефон. Клинг подошел к ближайшему столу и снял трубку.
– Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг у телефона.
– Говорит Доннер.
– Слушаю тебя, Жирный.
– Мне, кажется, удалось раскопать одну из твоих колымаг.
– Выкладывай.
–
– Мне придется еще раз свериться со списком. Ну, а что тебе еще удалось выяснить?
– Ее уже бросили, - сказал Доннер.
– Если вам не терпится ее найти, то пошуруйте в районе электростанции на Ривер-Роуд.
– Спасибо, мы обязательно посмотрим. А кто ее угнал?
– Это строго между нами, - сказал Доннер.
– Я не хочу, чтобы меня могли как-нибудь припутать к этому делу. Малый, который упер эту машину, гнуснейший из подонков, он за грош собственную мать зарежет. Он ненавидит негров и года четыре назад уже угробил двух из них во время уличной заварушки. Но тогда ему удалось как-то отбояриться и уйти от ответственности. Я думаю, что он просто откупился, как считаешь, Клинг?
– Откупиться от обвинения в убийстве в этом городе нельзя, и ты, Жирный, это прекрасно знаешь.
– Да что ты? Не смеши меня. Откупиться можно от чего угодно, если только денег хватает.
– Так кто же это?
– Денни Райдер. Живет около парка. Гроувер-авеню, 3541. Но сейчас ты его там не застанешь.
– А где я его застану сейчас?
– Десять минут назад он был в ночном баре на Мэйзон, бар называется "Филиция". Ты что, прямо сейчас хочешь отправиться за ним?
– Да.
– Тогда не забудь прихватить с собой револьвер, - сказал Доннер.
Было без четверти пять, когда Клинг вошел в "Фелицию". К этому времени в баре оставалось семь человек. До этого он осмотрел зал сквозь витринное окно, расстегнул пуговицу на пальто, сунул туда руку, нащупал револьвер, расстегнул кобуру, попробовал, легко ли он достается, и только потом толкнул дверь.
В лицо ему ударил тяжелый запах застарелого сигаретного дыма, пива, потных тел и дешевых духов. Девушка-пуэрториканка о чем-то перешептывалась с моряком в одной из выгороженных кабин. Еще один моряк стоял наклонившись над автоматическим проигрывателем, сосредоточенно выбирая пластинку. Лицо его при этом освещалось попеременно то желтым, то зеленым, то красным цветом от мигающих цветных лампочек на панели проигрывателя. Усталая толстая блондинка лет пятидесяти, сидевшая у стойки бара, следила за моряком с таким пристальным вниманием, как будто от того, на какую кнопку нажмет подвыпивший морячок, зависит ее жизнь. Бармен был занят протиркой стаканов. Едва глянув на вошедшего Клинга, он сразу же понял, что это полицейский.
Двое мужчин сидели у противоположного конца стойки.
Один из них был в синем свитере, высоко закрывающем шею, серых брюках и тяжелых армейских ботинках. Его темно-русые волосы были коротко подстрижены на военный манер. На втором была ярко-оранжевая куртка с какой-то сложной надписью готическим шрифтом. Тот, что носил короткую стрижку, что-то тихо проговорил. Его собеседник засмеялся в ответ. За стойкой мягко звякнули стаканы в руках бармена. Автоматический проигрыватель наконец разразился песней Джимми Хендрикса.