Обыкновенная война
Шрифт:
– Копытов, – нетерпеливо спросил Шпанагель, когда я доложил о прибытии, – ты готов вот прямо сейчас пойти на погрузку? – Видно было, что он даже не сомневался в положительном ответе и был очень удивлён моим ответом.
– Товарищ полковник, я готов загрузится на эшелон, если мне отдаст приказ командир полка, через четыре часа, – твёрдо, но решительно заявил я.
– Как? – Нервно взвился Шпанагель, – я тебя не спрашиваю про командира полка. Я тебя про погрузку спрашиваю. Вон Князев доложил мне, что он готов к погрузке. И ты мне ответь – Ты готов сейчас к погрузке?
Я с немым укором посмотрел на Андрея, но тот упорно отводил от меня свой взгляд. И он, и я прекрасно знали, что он не готов к погрузке и ему ещё имущество нужно грузить на технику как минимум полночи, но видать у него не хватило духу сказать об этом начальнику.
– Товарищ полковник, я ещё раз докладываю, что если мне прикажет командир полка, то буду готов к погрузке через четыре часа.
Реакция на
Мы вышли из кабинета, молча спустились на 1ый этаж и мимо дежурного по полку вышли на крыльцо штаба.
– Дыхни на меня, – я дыхнул.
– Так ты пьяный, – обрадовался начальник, – ну, тогда всё понятно….
– Товарищ полковник, – с досадой заговорил я, – ну, выпил, грамм может семьдесят в общей сложности. Я ведь должен был отблагодарить офицеров, которые мне помогали, да и звание
обмыть. Что, вы на моём месте по-другому бы поступили? Я ведь догадываюсь, почему вы о готовности к погрузке спрашиваете. Вам, ведь, надо быть довольным, что у артиллерии есть ещё одна ночь, чтобы полностью быть готовыми. Последнюю ночь офицеры побудут дома с близкими. И завтра здесь загрузимся, а не гнать ночью артиллерию с бухты-барахты за тридцать километров. Вы же спешите доложить Командующему, что артиллерия готова грузиться вместо 3го батальона. Куда вы торопитесь? Зачем? Пусть пехота грузится. – Я замолчал, понимая, что не надо перегибать палку в таком противостоянии.
– Копытов, ты рассуждаешь и принимаешь решения исходя из своего уровня информации, поэтому ты многие вопросы неправильно понимаешь, да и многого не знаешь. – В течение двух-трёх минут Шпанагель что-то мне начал объяснять о раскладе сил в штабе округа, но потом резко прервав объяснения, с досадой махнул рукой и отпустил меня, а сам вернулся в штаб.
Из батареи я позвонил дежурному по арт. полку и попросил его, как только Шпанагель уедет позвонить мне, а сам сел с офицерами выпивать дальше. Через десять минут позвонил дежурный и сообщил, что полковник с полка уехал: куда – не знает. А ещё через пять минут из штаба прибежал нервно-взбудораженный подполковник Саенко и начал меня с экспрессией упрекать за моё, как ему показалось, неразумное поведение. Я внимательно и молча выслушал, налил ему водки: – Григорий Иванович, всё это ерунда. Лучше выпей за моё звание, за то чтобы я вернулся живым, да и не только я….
Саенко быстро успокоился, сел за стол и выпил, закусывая, рассказал, что Гвоздев, как вернулся обратно в кабинет быстро закончил совещание и уехал в ресторан, так как узнал, что Командующий приказал выпустить всех арестованных бунтовщиков с гауптвахты, за исключением восьмерых зачинщиков. «Пусть третий батальон кровью смывают свой позор» – сказал Командующий. Сейчас третий батальон готовится к погрузке.
Я налил себе ещё 50 грамм, поблагодарил офицеров за оказанную помощь, выпил за их здоровье и ушёл домой.
Дома меня ждали. Я помылся, сел вместе со своими близкими за стол. И тут навалилась такая усталость, словно внутри меня сломался какой-то стержень. Дико захотелось спать. Прямо за столом несколько раз на какие-то мгновения проваливался в сон, тело не слушалось команд. А ведь я ещё хотел побыть с женой. Валя заметила это моё состояние, быстро расправила постель и разогнала всех спать. Пока она мылась, я чтобы не заснуть, стоял посредине комнаты, шатался и всё равно засыпал. Я делал всё, чтобы не заснуть, только спички в глаза не вставлял. Но когда дело было сделано, мгновенно провалился в сон.
Глава вторая
Эшелон
В 9 часов утра я пришёл в батарею, с удовлетворением отметив, что офицеры и прапорщики опять не подвели меня. Машины были заведены, вытянуты в колонну и стояли за самоходками артдивизиона в воротах парка противотанкового дивизиона. Солдаты, отдохнувшие и накормленные, экипированы и находились на своих машинах. Старшина сдал помещение противотанковому дивизиону без замечаний и тоже был в колонне. Быстро построил батарею, проверил оружие, боеприпасы, загруженное имущество, после чего забрался в свой БРДМ и по радиостанции вошёл в связь с начальником артиллерии, доложив, что готов к погрузке. После недолгого ожидания колонна артиллерийского дивизиона, за которой мы стояли, тронулась, а за ней мы. Вышли в парк артиллерийского полка
Я попытался что-то соврать, типа: всё нормально, всё под контролем, что сейчас они подъедут. Но в этот момент из ворот контрольно-пропускного пункта (КПП) «Зелёное поле» выехал Урал с техником, тянувший на прицепе заглохший БРДМ, а следом ехал и кипел второй БРДМ, из всех щелей которого пёр обильный белый пар. Как он «красиво» и буйно кипел – в жизни не видел, чтобы машины так кипели.
Шпанагель зло плюнул и что-то экспрессивно пробормотал себе под нос, но я успел услышать упоминание не только какой-то матери, но ещё несколько нелестных эпитетов в свой адрес.
– Копытов, что это такое? – Полковник обвиняющее ткнул пальцем в огромное облако пара, в котором запросто можно было спрятать два автомобиля «Урал».
– Что? Что? – Теперь я уже «завёлся» и злился на эту дебильную ситуацию, – киплю, товарищ полковник… Красиво киплю. Сейчас её погрузим и будем ремонтировать уже в Чечне.
Шпанагель с досадой махнул рукой, мол, тебе воевать ты и крутись, развернулся и величественно удалился к платформам, а я сразу же приступил к погрузке и одну за другой стали загонять машины батареи на платформы, следом за нами начали грузиться артиллеристы дивизиона и взвод управления начальника артиллерии. Как только мои машины становились на платформе, на своё место, бойцы из машины доставали готовую к применению проволоку, крепёжный материал и дружно начинали крепёж техники. Не зря я водил солдат и офицеров на занятие по погрузке, поэтому всё шло своим чередом и не требовало особого моего вмешательства. Гораздо хуже обстояло дело в дивизионе и во взводе начальника артиллерии. Солдаты там постоянно разбегались, прятались и всеми способами отлынивая от работы, и над той частью, где грузился дивизион, стоял многоголосый ор и многоэтажный мат, там постоянно кого-то лупили, кого-то пинали под зад, а кого-то за шкирку волокли к месту крепления техники. А у меня всё делалось спокойно. Единственная накладка произошла с креплением Уралов, где я понадеялся на самостоятельность водителей Самарченко и Наговицина, но они оказались в этом вопросе беспомощными. Пришлось им подкинуть людей на помощь. И через два часа техника батареи была закреплена, о чём сразу же доложил начальнику артиллерии полка, справедливо ожидая, что батарею отправят в тёплые и уютные плацкартные вагоны, которые стояли на параллельном пути под личный состав и офицеров, но Шпанагель запретил туда нам грузиться, пока все не закрепятся. Пока мы работали мороза вообще не чувствовали, хотя стояло где-то градусов 15-18, а сейчас мы стали постепенно замерзать. Мои бойцы стали потихоньку расползаться, а в этот-то момент начальство решило бросить мой личный состав на помощь в крепление техники взвода обеспечения дивизиона. Проволока в дивизионе не была обожжена, плохо гнулась и для того чтобы её закрутить, нужно было приложить максимум усилий. Меня здорово это возмутило, но отменить приказ я не мог и сквозь пальцы смотрел как мои бойцы «валяли Ваньку» вместо помощи.
Отпросился у начальства на час и на машине Саенко уехал домой пообедать, забрать вещи и попрощаться с родными. Обед прошёл в молчание и тишине. Валя уложила вещи и закуску, пришло время прощаться. Если до этого жена держалась, то тут не выдержала и тихо заплакала.
Заплакала тёща. Отчего на душе у меня стало муторно: я ведь точно знал, что не вернусь с войны. Откуда у меня была такая уверенность – не знал, но чувствовал это. Младшему сыну наказал, чтобы он во всём слушался маму. Старшего, Дениса, попросил помогать во всём маме и быть старшим мужчиной в доме. Обнял тёщу, поцеловал жену: пообещал обязательно вернуться и заторопился на выход, потому что почувствовал, чем быстрее уйду, тем будет лучше. Не стоило затягивать расставание: у самого «на душе кошки скребли».