Обыкновенная война
Шрифт:
Развернув батарею налево, мы направились в стрелковый тир. И привёл её туда, как раз когда подошла очередь батареи пристреливать автоматы. В принципе, нам осталось только пострелять и убедится, что всё оружие пристреляно. Только один автомат стрелял мимо. Я опять запустил солдата на огневой рубеж. Опять мимо. Сам взял автомат прицелился и произвёл три выстрела. Все три пули попали в цель. Выдал солдату ещё три патрона и пошёл с ним на огневой рубеж. Присел и стал наблюдать. Всё стало ясно: солдат при стрельбе закрывал глаза.
– Акуловский, ты чего? В чём дело солдат? – Стал напирать на своего подчинённого.
– А мне всё равно, пристрелян он или нет, товарищ капитан.
– Знаешь что, сынок, – я еле сдержался, чтобы не ударить его, – мне не всё равно, что отвечать
В бешенстве ткнул ему десять патронов. – На. Иди, стреляй, – и добился того, что он стрелял с открытыми глазами.
На пристрелку автоматов и пистолетов у меня ушло где-то около часа, после чего начал вытягивать батарею на другую учебную точку, чтобы уже провести выполнение первого упражнения учебных стрельб и в этот момент проходил мимо огневой позиции миномётной батареи. Всё там выглядело убого: миномёты стояли криво, на разных интервалах, экипировки расчётов не было вообще, солдаты замёрзли и приняли «зимнюю стойку». Командиры миномётов, также замёрзшие до «зелёных соплей», еле держа в таких же замерзших пальцах огрызки карандашей, пытались вести записи в измятых и порванных тетрадях, изображавшие блокноты командиров миномётов. А мимо проходила колонна противотанковой батареи: и контраст был очень разительный. Разогревшиеся, розовощёкие солдаты, полностью экипированные, бодрым шагом проходили мимо огневой позиции миномётной батареи – видно, что идёт нормальное подразделение. На этот контраст и обратил внимание полковник Шпанагель, который в этот момент находился на огневой позиции миномётчиков и закатил гневный разнос офицерам батареи, за эту убогость и нищету. А эта, бросающаяся разница между противотанковой батареей и миномёткой вообще, привёл его в бешенство.
– Товарищ капитан, ко мне, – я подошёл молча и остановился перед ним. – Объясните мне, почему вы сами, ваши офицеры, солдаты в касках, с оружием, в бронежилетах и с противогазами?
– Решил с самого начала приучать всех в подразделении, в том числе и себя носить экипировку. Там зато, наверно, проще и легче будет носить всё это.
Шпанагель удовлетворённо выслушал меня и уже спокойным голосом сказал, обращаясь к миномётчикам: – Вот видите, балбесы, есть офицеры, которые думают о том, чтобы жизни своих подчинённых уберечь. Спасибо, товарищ капитан, идите, занимайтесь дальше.
Я молча козырнул, развернулся и через две минуты догнал батарею, где ко мне тут же подошли Кирьянов и Карпук.
– Мы уж с Игорем начали переживать, думали: опять на комбата будет наезжать, а комбат сейчас плюнет на всё и уйдёт «к чёрту» домой. – Облегчённо заявил замполит, подойдя ко мне.
Я засмеялся: – Не дождётесь ребята, воевать поедем вместе.
Оставшаяся часть дня прошла нормально. Откидали гранаты, занялись опять двигателями, а попутно выверили прицельные приспособления на противотанковых установках.
В 17:00, выполнив задачу дня, я отправился на центральную вышку, чтобы спросить у командира полка разрешение на убытие в полк. Около винтовочно-артиллерийского полигона на дороге задумчиво выхаживал, заложив руки за спину, полковник Шпанагель. Отдал молча полковнику воинское приветствие и решил, что также молча мы и разойдёмся, но Шпанагель подозвал меня к себе.
– Копытов, не пойму – начал он, – да и не могу вспомнить, когда я тебя оскорбил? Да ещё и офицеров, вот ей богу не помню. – Полковник вопросительно посмотрел на меня.
– Вчера, товарищ полковник, вы меня перед всей батареей назвали скотиной, сволочью и другими оскорбительными словами. Главное, я не понял – За что? – Я сделал паузу и продолжил, – первым желанием у меня было хорошо вам врезать по зубам за это, а потом уйти. «Трахайтесь» с батареей сами….
Шпанагель удивлённо приподнял брови, потом приосанился и значительно пошевелил плечами: – Копытов, посмотри на меня. Я ведь тоже не хилый, так бы тебе в ответ врезал, что наверняка челюсть вылетела. – Начальник грозно сверкнул глазами.
– Товарищ полковник, ну я бы вас первым ударил. Поверьте мне: зуба два бы вам точно вышиб. – Отпарировал
– Ну, ладно, ладно….. Хорош ерепениться…. А офицеров когда оскорбил?
Тут я ему в цветах и красках рассказал, что он сделал и что сказал, и как швырнул в нас трибуну. Полковник сначала с досадой крякнул, потом озадаченно хмыкнул. Прошёлся задумчиво туда-сюда по дороге и остановился передо мной.
– Копытов, ну пойми меня правильно. Я ведь тоже человек и у меня, как и у вас всех есть нервы. Вы ведь тоже не подарки. Ну, сорвался, что ж теперь поделать?
– Всё равно, товарищ полковник, не понимаю вашего поведения. Может быть, мы и не подарки, но и мы всё-таки не в лагеря едем, поэтому вам и соответственно относиться надо к нам. Может, где-то и сдержаться надо было. – Я замолчал, считая, что и так достаточно сказал, чтобы он задумался над моими словами. Потом приложил руку к головному убору, – Разрешите, товарищ полковник, к командиру убыть? – Шпанагель задумчиво махнул рукой, отпуская меня.
Получив разрешение, вытянул колонну и ушёл в часть. В парк мы прибыли в разнобой, так как колонна опять растянулась, а потом снова разорвалась. Но и на этом день не закончился. Нужно было дополучать вещевое имущество, чистить оружие, а тут приехали артисты с шефским концертом и надо было вести солдат в клуб. Построил батарею в расположении, чтобы задать только один вопрос: – Ну, что мужики: идём сначала на концерт, потом чистим оружие и спать? Или чистим оружие, на концерт не идём, а после чистки спать?
Батарея заволновалась: – «Конечно, чистим оружие и спать. Ну, его к чёрту этот концерт…». – Так и поступили.
Последующие три дня были наполнены суетливой рутиной, опять подготовка техники, получение остального имущества, вооружения и боеприпасов. Командир полка, исходя из своего афганского опыта, поставил задачу получить пять боекомплектов боеприпасов на каждого солдата.
Шпанагель в свою очередь договорился с артиллерийским училищем, чтобы в течение 3х дней, на базе их противотанкового класса и тренажёра, обучить командиров взводов и командиров машин-операторов навыкам производства пусков ракет. Каждое утро они под руководством полковника с училища ездили на занятия туда, вечером возвращались и я им устраивал жёсткий спрос: что они усвоили за день. Также начальник артиллерии округа прикомандировал к батарее, с Шадринского гарнизона, капитана Шевченко, который вплотную занялся средствами связи и не только подготовил, и проверил их, но и со всеми солдатами, сержантами и командирами взводов провёл несколько занятий по правилам работы на радиостанциях Р-123, Р-174 и Р-159. Вообще он здорово помог мне в этом вопросе. А вот в пехоте в это время со средствами связи внезапно образовалась большая проблема. Вдруг выяснилось, что в ходе боевого слаживания вышло из строя почти восемьдесят радиостанций на БМП. Причины выхода их из строя понять никто не мог. Подключили особый отдел и тот рьяно стал «копать», разрабатывая версию саботажа, либо диверсии, но тоже до причин и виновников не докопались. Лишь после того, как пригнали окружную радиомастерскую, всё выяснилось. Оказывается, пехота заводила свои БМП без прогрева двигателя – дёргая с места тросом или пихая их в корму другой БМП. И не выключенные радиостанции сгорали от резкого импульса тока в момент заводки двигателя таким способом. Конечно, все сгоревшие радиостанции заменили, но шуму и ругани было достаточно.
Примечательный случай и достаточно неожиданный для меня произошёл в эти дни.
На следующий день после выхода на учебный центр я пошёл с солдатами на склад РАВ получать пулемёты. КПВТ и ПКТ на БРДМы, получение затянулось и я не попал на совещание, которое проводил Командующий округом. Доставив оружие в казарму, помчался в штаб полка, но уже на полковое совещание и успел. Перед кабинетом командира толпились командиры подразделений в ожидание приглашения зайти в кабинет, а увидев меня, товарищи обступили и стали, дурашливо смеясь и похлопывая по плечу, поздравлять и пожимать мне руку. Я в недоумение вертел головой, ничего не понимая, а на хохот и шум в коридор выглянул командир полка и, увидев меня, тоже заулыбался и позвал в кабинет. Сели к столу.