Обыкновенная война
Шрифт:
Я сходил в штаб и доложил начальнику артиллерии о том, что развернулся в указанном районе и выкопал позиции. Честно говоря, оборудованием позиций взводов был недоволен, считая, что укрытия для машин вырыты мелковато и окопы для стрельбы из стрелкового оружия тоже мелкие. Но считал, что в процессе дооборудования позиции мы этот недостаток устраним. На выходе из штаба я столкнулся с Санькой Филатовым. Мы поздоровались и я попросил рассказать о бое, когда сожгли его танки. Филатов посмотрел в сторону южного перекрёстка: даже отсюда были видны остовы несколько сгоревших танков.
– Да тут и рассказывать нечего. Пришли на перекрёсток, командир батальона указал место, где должна была развернуться рота. Там за перекрёстком и развернулись: как бы полукругом. Половина танков была развёрнута в сторону Чечен-Аула, а другая часть в поле и в сторону Старых Атагов. Пехоту не дали. Так получилось, что первая танковая рота действовала с первым батальоном, третья
Когда стемнело, организовал своими силами охранение, доложил командиру батальона. Всё вроде бы нормально было. Правда, здорово меня беспокоил большой разрыв между моей ротой и третьим батальоном: они стояли от нас в метрах четырёхстах, и почему-то стояли в колоннах. Опять началась стрельба со стороны Чечен-Аула – били в основном из пулемёта. Я на своём танке переместился на поле и встал около вон того ангара, – Филатов показал рукой на высокое и большое здание, стены которого были обиты рифленым железом, – и в ночник стал вычислять позиции боевиков. Видно было плохо, в основном здания и тёмные силуэты, но неясно. И давай я их с танка обстреливать. Боря, азарт был – словами не передать. И так почти всю ночь, а к утру всё стихло. Уж какая обстановка в остальных подразделениях полка была – я не знаю. Сам пойми, сидя в танке мало, что можно увидеть да ещё ночью. К утру упал небольшой туман, постепенно стало рассветать. И тут началось: боевики по арыку подобрались практически вплотную к моим танкам, как со стороны Старых Атагов, так и со стороны Чечен-Аула и с расстояния метров сорок-пятьдесят стали их расстреливать. Били между катками, где располагалась боеукладка. Первый танк сразу же взорвался. В радиосети роты началось твориться невообразимое: крики «горим», «помогите», «сейчас будем взрываться» забили весь эфир. Я поворачиваю командирский прибор на свою роту, а там всё взрывается и всё горит. Бой идёт капитальный. Смотрю и не знаю, что делать, потом несколько успокоился и стал наблюдать и прикидывать, откуда боевики могут стрелять. Тех боевиков, которые стреляли по танкам со стороны Старых Атагов, достать не мог, мешал штаб батальона и мои танки. Да тут ещё зампотех батальона Андрей Филатов вскочил на свой БРЭМ и с пулемёта стал «гасить» духов и откинул их от того фланга роты. Через несколько минут я уже обнаружил духов со стороны Чечен-Аула и начал их обстреливать с пушки, но в этот момент туда примчалась чья-та БМП и высадила пехоту, теперь я мог работать только пулемётом. А тут по радиостанции приходит команда командира батальона: – Уходи с позиции, тебя пристреливают с гранатомётов.
Я только сейчас обратил внимания на взрывы вокруг меня. Рванул с места и зигзагами стал уходить в поле, а когда понял, что ушёл от обстрела, остановился и продолжил поливать духов с пулемёта. Через несколько минут всё закончилось. Открываю люк, смотрю, а рядом с танком четыре моих окровавленных и обожжённых солдата, которые выползли и приползли к своему командиру роты.
Боря, это была страшная для меня минута. Там где моя рота всё затянуто дымом, много огня, слышны взрывы и я осознаю – рота погибла. А я, её командир – живой. Смотрю, а пехота вылезла на броню, стоят и смотрят на всё происходящее, как в театре. Посадил бойцов на броню и поехал на перекрёсток. Тяжело. Шесть танков уничтожено, у меня пятнадцать человек убито и двенадцать ранено. Подбиты танки были только с краёв, те которые были посередине, сумели отбиться. Когда перестали гореть остатки танков и остыло железо, стали собирать останки людей. Боря, мы их собирали в цинки из-под патронов: так мало осталось от солдат, – Саня махнул рукой и замолчал.
– Саня, ну а что полк? – Филатов нервно закурил и выдохнул клуб дыма, – А что полк? Полк получил опыт, дорогой ценой, но бесценный опыт. Представили погибших к наградам, написали письма. В роте теперь четыре танка. Вот такие дела, Боря, – Мы помолчали, а когда сигарета была выкурена, распрощались и разошлись по своим подразделениям….
После обеда в батарею пришёл Олег Акулов, которого прислал замполит полка, чтобы тот проверил, как мы расположились и проинструктировать
– А что я тебе могу рассказать? Могу рассказать только про себя и то только про тех, кто был рядом со мной. Мы ведь пришли на перекрёсток, уже в два часа ночи с остатками колонны. Только там расположились, практически в тридцати метрах от перекрёстка, как нас Кутупов, замполит полка, сразу же послал по позициям пехоты. Я не знаю чья это пехота была, какого батальона, но когда лазил в темноте – пехота была на позициях и выкопала совсем мелкие, одиночные ячейки, чтобы уже днём их углубить и соединить траншеями. После чего вернулся к своему БРДМу, где уже был Вадим и наши бойцы. Быстро перекусили сухим пайком, залезли во внутрь машины и легли спать. Ничего не слышал, но проснулся от того, что как будто, кто-то сильно камушками кидает в броню. Щелчки такие резкие и багровые отблески через триплексы пробиваются. Что за чёрт, смотрю в командирский прибор, а в тридцати метрах от нас на перекрёстке ярко горит танк. Доворачиваю прибор влево, а там всё горит и взрывается, и главное почти ничего не слышно. И уже достаточно светло. Ещё засёк, откуда пулемёт духовский стреляет. Растолкал всех и в башню к пулемётам, пока заряжал, пока наводил: Вадим разобрался в обстановке и кричит: – Не стреляй, мы сейчас единственная броня на перекрёстке – сразу же спалят. Давайте выбираемся на улицу с огнемётами и оттуда будем гасить духов.
Открываем люк, а вылезти не можем: пули стучат по люкам и нам не дают выйти. Но всё-таки изловчились и удачно выскочили, да ещё несколько огнемётов с собой вытащили, а в это время на перекрёсток, рыча двигателем, медленно выезжает танк, останавливается и давай крутить во все стороны башней, но ни хрена не стреляет. А чеченский пулемёт «поливает» от него всего в ста пятидесяти метрах. Мы по нему дали несколько очередей, а он по нам как врежет и давай нас мочить. Мы минут семь, уткнувшись головами в землю лежали, так он плотно нас обрабатывал. Потом всё-таки я сумел к танку подскочить, и как раз в это время командир танка открыл люк: я ему ору: – Ты чего, гад, не стреляешь по пулемёту? Гаси его, – и показал, куда надо стрелять. Тот чётко навёл, бабахнул, – больше пулемёт не стрелял. В принципе, больше и рассказывать нечего.
– Честно говоря – это был наш первый серьёзный бой, да ещё такие понесли потери. Но чисто психологически мы сумели переломить себя, не упали духом и не стали разбираться кто виноват, а сумели извлечь из этого боя выводы. Поняли, что в бою не надо ждать команды от какого-то начальства, а нужно действовать самостоятельно: увидел противника – уничтожь его, не жди когда тебе прикажут его уничтожить. Вот я уверен: если бы не приказал стрелять танкисту по пулемёту, так он и не выстрелил бы, пока его не сожгли….
– Ты про развед. роту слыхал, как Олег Холмов роту под миномётным обстрелом построил и ругал их? – Я отрицательно качнул головой, а Акулов довольный рассмеялся, – когда отряд обеспечение движения прошёл через дачи, там ещё поле здоровенное перед Пригородным, так разведчики залегли под огнём боевиков и не идут вперёд. И никто их не может поднять, ни командир взвода, ни командир роты и огонь то не особо сильный. Тогда начальник разведки берёт с собой троих человек, пересекает поле и занимает перекрёсток дорог. Когда туда подтянулась остальная рота без потерь, взбешённый Холмов строит роту на дороге, сам по стойке «Смирно» стоит и давай их ругать, типа: – Я не позволю, чтобы в развед. роте были трусы. Мне согласно боевого устава положено идти сзади подразделения и я буду идти: и кто струсит получит от меня пулю. – А боевики вокруг них мины кладут, и ты представляешь, ни одна в них не попала. Зато рота потом попёрла до самого перекрёстка, да ещё в пешем порядке.
….В течение нескольких дней полк перетянул все подразделения, которые оставались около станции Примыкание в свой район. Сзади нас на поле встали два дивизиона: дивизион Климца, который был нам придан и наш дивизион – Князева. Слева от позиций второго взвода и дальше встала восьмая рота Толика Соболева. Остальные подразделения третьего батальона пододвинулись к Чечен-Аулу ещё на четыреста метров вперёд и уплотнили свои боевые порядки. Прибыл и мой третий взвод, но без происшествий здесь не обошлось. Командир взвода лейтенант Мишкин, когда мы ушли на новое место, нашёл где-то спиртное, здорово выпил. Сел за руль и пьяный стал гонять по полю, в результате чего запорол двигатель на машине Снытко и её притащили на буксире. Автомобилисты посмотрели движок и решили отправить в ремонт, в какой-то прибывший ремонтный батальон. А так стало веселей. Начали подходить и другие части. С развёрнутым флагом мимо нас с «помпой» проехал «разбитый» 245 полк и ушёл на Урус-Мартан. Зашла мотострелковая бригада с московского округа и встала за нами фронтом на Новые Промыслы. Я как раз оказался на стыке нашего полка и бригады. Правда, туда потом поставили один взвод восьмой роты и теперь стало поспокойнее за свой тыл.