Обыкновенный дракон
Шрифт:
Её нехитрое занятие прервал стук двери – в комнату зашла женщина лет тридцати, в униформе, миловидная и явно уроженка Латинской Америки, с разносом, на котором стояли две высокие миски, одна плоская с жареными хлебцами и большим бокалом. Увидев повернувшуюся к ней девушку, хозяйка комнаты замерла на секунды две, узнавая гостью, и удивлённо спросила:
– Мэйли? Что ты здесь делаешь?
– Добрый день, миссис Смит, – Мэйли закрыла тетрадь, – а… Теодор ваш… сын?
Делфина улыбнулась, ставя разнос на стол:
– Мир тесен, не так ли? Я давно не видела твоего дядю. Как дела у мистера Чанга?
Глава 3. Мир Алатуса. Наши дни
Из-под железного отвала, требовавшего заточки, неохотно выворачивались пласты блестящей, весенней влажной земли. Пока око Алатуса не иссушило почву, нужно было поторапливаться. В это время пропустишь день – один месяц в году будет голодным.
Нависая над вгрызающейся в землю частью тяжёлого плуга, шёл крестьянин Хирам, полуседой мужчина лет пятидесяти, босой, в плотных холщовых штанах до колен и тонкой рубашке, но с меховым кожухом поверх, ибо здесь, на поле, гулял ветер, и с трудом выздоровевший после зимней простуды крестьянин боялся теперь свалиться в самое неподходящее, пахотное, время. Дома всё ещё покашливала младшая пятилетняя дочь и жена – женщины слабее мужчин. Слава богам, двое сыновей болели реже. Один из них, девятнадцатилетний Теобальд, сейчас шёл впереди, тащил за собой вола и лошадь; второй, десятилетний Дарден, пас на зелёной опушке, неподалёку от границы поля, двух коз и пять овец.
Время от времени Тео, тоже босой, менялся с отцом местами, и треть поля была вспахана на первый раз. Тягловым животным дали передохнуть дважды: с лошадью и волу работалось легче.
Приближающийся свист первым услышал Тео, хотя и шёл, напевая себе под нос песенку. Обернулся, метнул тревожный взгляд на отца, затем на брата и закричал, маша руками подобно мельнице в ветреную погоду:
– Дарден! Уводи в лес! Уводи в лес!
Младший сын услышал сразу, соскочил с пригорка и метнулся к козам, ушедшим ближе к пашне, где возле рва трава казалась им выше и сочнее. Когда крылатая тень только показалась из-за зубчатой кромки леса, видя, что не успевает, Дарден бросился на одну из коз, сбивая её с ног. Но упрямое животное брыкнуло и вырвалось, уносясь в сторону и не слыша проклятий в свой адрес, тогда как овцы послушно шарахнулись к спасительному лесу. Дардену удалось ухватить вторую козу за рога, толкнуть её в тот же зелёный овражек и накрыть своим телом.
На первом драконе летел глашатай. Вместо слов и объявлений – развевающийся белый плащ за его спиной, что означало призыв всех, без исключений, глав семейств в столицу для Народного Сбора и объявления воли Либериса Третьего. Второй дракон летел следом, порожний. Был он в два раза мельче первого и казался ребёнком.
Блеяние животных внизу мгновенно привлекло его внимание, и дракон-подросток ринулся вниз, схватил непослушную козу, на лету разорвал её и в два приёма закинул себе в пасть, роняя мелкие куски внутренностей на землю. Затем снизился, рассматривая волнующуюся крупную добычу – вола и лошадь, – но утащить такое пока ему было не под силу. Кроме того, один из людей махал на него палкой, гневно крича, и дракон, не натренированный нападать на двуногих, издал предупреждающий клёкот да поспешил за матерью, рассудив, что впереди ещё попадётся легкодоступная пища.
Драконы улетели, и Хирам с Тео бросились к младшему, поднимающемуся с земли и ревущему от несправедливости: дракон утащил стельную козу.
– Чтоб они все подавились! – в сердцах послал проклятие Тео, помогая брату отряхнуться. – Безмозглые твари, каждый раз одно и то же! Я тебе говорил, Дар, чтобы ты следил за козами получше?
Отец поднялся с колен – он рассматривал животное, которую спас младший сын. От неловкого падения у козы выбило сустав. Хирам вправил его, но обмотать ногу здесь было нечем. Приказал сыновьям возвращаться домой с небольшим стадом, без козы, которую привязали под надёжным растительным шатром – в кустах под деревом. Бывало, что глашатай совершал и второй круг, поэтому рисковать Хирам не намеревался. На обратном пути Тео принесёт лоскут, ногу козе плотно перетянут и отправят её к остальным на постой в домашний хлев.
Жить без коровы или козы-кормилицы, когда в семье столько ртов, невозможно. Да и молоком лечить простуду легче, а болеют постоянно – то один, то второй. Сегодня, по счастью, отощавшую за зиму корову оставили дома. Во дворе и рядом было немного молодой травы, а вытаптывающих всё подряд овец и козу решили взять с собой, на нетронутую поляну.
Теперь, конечно, Дарден будет с утра до вечера с сестрой рвать первую зелень, где только возможно, лишь бы не рисковать последними животными. И то, одну овцу придётся Хираму везти завтра в город – в качестве первой дани. Так-то он должен пять за полгода, но поскольку у телеги сломался сердечник, а ехать на Сбор надо срочно, поэтому Хирам возьмёт одну, самую тощую. За зиму жир сбросили все, сена едва хватило, а последние дни вообще очистками кормили, лишь бы сэкономить последнее. И пока овцы да баран не наберут массы, о случке и речи быть не может… Лишь бы сборщики подати не заявились, ведь до крайнего срока ещё несколько месяцев.
Через пару недель сыновья отправятся на заимку, в глубокий лес, где ветви старых деревьев смыкаются настолько тесно, что драконы сверху не видят происходящего внизу. Там можно будет откормить животину, дождаться окота и, наконец, выплатить дань старыми овцами. Который год так делали – по-другому не получалось увеличить хозяйство даже до двадцати голов. То мимо пролетающие драконы утаскивали тушу, бывало, что и две, то сборщики свирепствовали. Хирам давно подумывал уйти в лес окончательно, но ведь найдут. Не драконы, значит, свои доброхоты помогут: кому охота платить налоги за пропавшего соседа? По этой же причине не возникало желания совсем сбежать из Алатуса – через лес, горы – в Алатерру к другим драконам, где, говорят, простым жилось ещё хуже.
До заката успели вспахать чуть больше половины поля. За ужином (сварили похлёбку из найденных останков погибшей козы, которые сбросил дракон) посовещались. Столица находилась всего в полудне верховой езды, а из дальних уголков будут добираться не менее двух суток. Оглашать волю Либериса, пока все не соберутся, не станут. Поэтому у Хирама имелось ещё полтора дня в резерве. За это время успеют допахать поле, и, пока глава семейства и лошадь будут отсутствовать, сыновья с волом взборонят землю, благо та будет мягкой после первой пахоты. А если погода начнёт портиться, то сразу и посеют зерно – как раз перед ожидаемым сезоном дождей.
Ну а Хирам привезёт из столицы грудных трав и снадобий – для жены и дочери да на будущее, корнеплоды на посадку, может, отрез дешёвой ткани: малым пора обновить износившееся исподнее, смотреть на них неловко. И если останется какая копейка, то по мелочи сладостей и прочих радостей себе с женой и ребятне.
Предвкушение подарков обрадовало малых и немного утешило Дардена, чувствовавшего себя виноватым в пропаже козы, хотя после слов Тео на поляне никто его больше не попрекал.
Через день, отмывшись от земляной грязи, пообедав и взяв с собой лёгкую котомку с половиной каравая, козьим сыром и бутылкой молока, Хирам попрощался ненадолго с родными, сел на лошадь. Тео, жена и Дарден втроём помогли закинуть блеющую овцу наверх, привязать её, чтобы случайно не соскользнула, и Хирам выехал в сторону Аалама.
Лошадь, поняв, что сегодня больше ей не придётся таскать за собой плуг, радостно перешла в лёгкий галоп, стоило хозяину ткнуть ей под выпирающие рёбра. И худой хозяин, и его такая же тощая овца, заметно были легче упрямой, слежавшейся за зиму земли.
*****
Заметное движение в одном направлении проявилось, когда Хирам доехал до первого распутья и повернул на главную дорогу, ведущую с юга на север, к Ааламу. По ней тащились такие же одинокие крестьяне, как и он сам, кое-кто с овцой через седло; были и позажиточней. Последние перемещались на повозках, их поклажа (если была) находилась в условиях, о которых бедной жертве Хирама оставалось только мечтать – в копнах сена. Один из южных крестьян (он смутно показался Хираму знакомым, и Лютер напомнил, что они познакомились прошлой весной возле Палаты Податей) предложил переместить овцу к его пятерым, находящимся на телеге в окружении сухой прошлогодней травы, словно в гнезде.