Обыкновенный дракон
Шрифт:
Однако всегда в Алатусе находились любители сказок. То и дело возникали опасные слухи, каждый раз беспочвенные, слава Глазу Бога. Среди них первая категория – сумасшедшие, считающие себя древними наследниками Создателя. Этих лечили сырые и тёмные, без окон, казематы Мешка, порой до смерти. А выжившие после них забывали не только своё имя, но и смущающий умы фольклор.
Опаснее были разумные или кажущиеся таковыми, которые имели “доказательства” грядущих перемен и государственного переворота. Эти сеяли среди вечно голодных нищебродов призыв сопротивляться, уходить из Алатуса в Алатерру, к благородным
Придумали тайный Серебряный Орден и смущали умы, причём успешно. Чаще – молодых людей из незажиточных семей. С каждым годом арестов становилось больше, правда, пока не превышало максимальной дюжины в год. Приговор о пожизненном заключении выслушивали спокойно и с улыбкой, говоря, что обязательно подождут, когда сам Серебряный Принц откроет их темницы. В одном из “карманов” Мешка уже лет двадцать пять сидел одичавший адепт Серебряного Ордена. К нему периодически приходили дознаватели, чаще младшие, на экскурсию, и каждый раз он плевал в их сторону:
– Сгинь, проклятие смиренных! Да выпотрошит Арженти тебе кишки! Ах-ха-ха-а!
Вэйланд считал, что подобные назойливые существа возникают для сброса напряжения у безродных. Выплеснул такой орденоносец свой гнев, за себя и других, глядишь, и остальным стало легче… И поучительней. Многим ли хочется провести остаток жизни в Мешке?
Так что подобные слухи и их разносчики были всегда. Вэйланд-эве лично перебирал, ещё будучи младшим дознавателем (по молодости энергичным работником и крайне любопытным молодым человеком), страницы истлевающих допросных книг. Одна из них была настолько старой, что пергамент тысячелетней давности не разваливался лишь благодаря сохраняющей и скрепляющей его магии. И сотню, и тысячу лет назад – всегда были чудики с полученным Откровением, будто Серебряный Принц на подходе. Вот-вот явится и спустит кровь Либериса в канаву, куда выходит дворцовый сток с помоями и испражнениями.
Либерис Третий (мнение первых двух Вэйланд не знал, но верил, что они аналогичны), подразумевая бунтовщиков, говорил одно и то же:
– Сказки посланы нам не в качестве беспочвенного утешения, но мудрых уроков, кои гласят: работай, трудись, и достигнешь успеха. Тот, кто собирается посягнуть на целостность Алатуса, будет наказан как лодырь, желающий получить всё лёгким путём – через хаос и разруху. Да отнимется у отрицающих благородство труда всё, чего они оказались недостойны…
Простая мудрость Вечного усваивалась плохо. Глупые “насекомоподобные” летели на свет, чтобы умереть. Проводя допрос в двадцатый раз или раньше, Вэйланд поймал себя на мысли, что не скучает от однообразия, а готов вынести приговор и осуществить его – лишь бы эти убогие революционеры не мучились от собственного безумия.
Он уже и не сказал бы, кому в голову пришла блестящая идея устраивать Турнир Алатуса. Ожидаемо на соревнованиях собирались не только лучшие из лучших, но и амбициозные из амбициознейших. Равнодушных безродных здесь не бывало, разве что на зрительских трибунах их было больше, но оплата всегда была высока, поэтому лавки пустовали наполовину. Главный приз, который должен был вручать сам Либерис, манил всех фанатиков перспективой лишить Либериса шанса продлевать существование.
В последний Турнир, прошедший два года назад, вычислили и схватили самых настоящих засланных агентов из Алатерры. Один из них, к сожалению, самоубился, не дав себя пытать. Зато второй, испугавшийся смерти, смог познать суть ласкающей вечности и сравнить её с пытками. Под ними-то он и выдал даже не слухи, а растущие убеждения. Якобы феоманты Алатерры уловили колебания межмировых портальных дыр, оставшихся с перемещения давностью в тысячу или более лет. Судя по всему, долгожданный спаситель учился или пытался строить межмировой портал, что означало – Арженти близко.
Либерису доложили о результатах допросов, и впоследствии уже своему, королевскому феоманту Сирнанносу было поручено проверить самую большую портальную дыру, затянутую временем недалеко от Драконьих Пещер. Сирнаннос подтвердил слабую вибрацию, добавив к отчёту, что подобная вибрация осуществлялась периодически в течение последних столетий, о чём есть запись в соответствующих книгах. Вечный сделал свои выводы и приказал усилить южные границы и, разумеется, работу дознавательской службы.
Около трёх месяцев назад, наконец, удалось схватить считающих себя настоящими алатусами, с разницей в два дня, двух мужчин. Их забрали в Тайный Отдел, и Вэйланд об их судьбе практически ничего особенного не слышал: держат в нижних казематах, допрашивают и пытают. Как обычно. Уникальной информации пока не просочилось за пределы Тайного Отдела.
Вэйланд убрал последние проверенные документы в ящик стола, встал и потянулся. Телу требовалась хорошая прогулка. Спать сегодня он уже не будет до самого вечера, пока не закончится Народное Собрание, и простой люд не начнёт разъезжаться. Потом можно будет отправиться домой, к своим, скучающим по вечно занятому главе семьи.
Он вышел из кабинета, закрывая его на артефакт, миновал длинные коридоры Академии, через полчаса вышел в город и зашагал по центральным улицам, периодически останавливаясь, чтобы переброситься парой информационных фраз с ратниками и переодетыми ликторами, изъявивших помочь.
Дошагал до Ворот, и там-то возникла суета. Завидев старшего дознавателя, к нему подбежал ратник с нашивкой младшего стража:
– Ваша милость, – парень лет двадцати пяти указал на пространство над воротами, – крестьянина одного убили, когда он спал. И вот…
Привратный страж протянул руку с зажатым кулаком, раскрыл его, и в свете просыпающегося Глаза Алатуса блеснула серебряная монета. Профиль несуществующего принца Арженти на решке вместо цифры. Тайный Орден бездельников снова напомнил о себе.
Но зачем убивать крестьянина, своего?
– Веди! – холодно приказал Вэйланд, и страж побежал впереди, раздавая приказы пропустить важного эве.
По словам ратника, его отряд был вызван младшим сыном убитого крестьянина. Он (сын) вернулся ещё до рассвета, чтобы напоить коней, и обнаружил хладное тело отца. Большинство свидетелей, ночевавших вместе с убитым, к приходу стражей разбежались. Остались двое – оба крестьяне с юга. Того, что тощий, зовут Хирам, второго, посолидней, – Уилбер.