Очаг и орел

Сетон Эни

— Можно посмотреть рисунок?

— Пожалуйста.

Она была смущена тем, что увидела. Конечно, тут была изображена женская фигура, с округлостями и изгибами, но море он тоже нарисовал с помощью таких же округлостей и изгибов, так что трудно было различить женщину среди волн. И этот «сурьезный» нарисовал ее все же с голыми ногами.

— Вам не понравилось? — спросил он, закрывая альбом. Но Эспер видела, что ее мнение его совершенно не интересует, и это также было ей неприятно.

— Я ухожу, — сказала она тихо. — До свидания.

— Постойте.

Девушка посмотрела на художника и увидела, что выражение его лица изменилось. До сих пор, хотя он и смотрел на нее, когда рисовал, он был словно скрыт от нее невидимой стеной.

Теперь он снова улыбнулся своей трогательной улыбкой, и она поняла, что имеет для него какое-то значение.

— Послушайте, Эспер... Ведь вас так зовут? Мое имя Ивэн Редлейк. Господи, да у вас же рукава еще мокрые! Какой я болван! Вот, выпейте, — он развернул сверток с провизией и подал девушке фляжку с вином.

Эспер повиновалась и нашла красную жидкость обжигающей и очень неприятной на вкус. Мама никогда бы не подала такое у себя. Ивэн допил остальное сам и швырнул фляжку далеко в море.

— Ну, а сейчас мы побежим, и вы согреетесь, — он обнял девушку за талию и бросился вперед.

— Пустите меня, пожалуйста, — вскрикнула она, но он не обратил на это внимание, и они вместе побежали по лесистому берегу.

Они остановились только у переправы. Эспер смеялась, щеки ее горели, а сердце стучало в груди. Руки Ивэна обнимали ее за талию, но она не противилась этому, это было первое настоящее прикосновение мужчины после того, как она рассталась с Джонни.

— Вы возвращаетесь к жизни, — сказал Ивэн, он убрал руку с ее талии, обнял за шею и осторожно поцеловал в губы.

Дыхание Эспер участилось. Она подняла руки и невольно оттолкнула его, но он уже отпустил ее, и это проявление протеста оказалось излишним.

— Не изящно, — заметил он. — Эспер, вас нужно учить. Вы обладаете красотой, силой и, конечно же, страстью, но вы ничего не знаете об этом. Поднимите голову и перестаньте сутулиться. Сколько вам лет, в конце концов?

— Двадцать четыре, — мрачно произнесла девушка, повернувшись к своему спасителю спиной и направляясь прочь по тропинке. Ее глаза наполнились жгучими слезами. Ивэн шел следом за ней, неся на руках свой платок и жестяную коробку с рисовальными принадлежностями.

— Вы взрослая женщина, — заметил он, — и должны вести себя соответственно.

— Кто вы такой, чтобы учить меня, — с возмущением произнесла Эспер, ускоряя шаг.

Ивэн не ответил. Они оба шли в молчании, пока не достигли вершины склона, обращенного к заливу.

— Кстати, не знаете ли вы о каком-нибудь местечке в городе, где бы я мог остановиться на несколько дней? Марблхед подходит мне прекрасно!

«Отлично, — подумала девушка, — его можно послать к Мартину Хэму, или в отель «Марблхед», или даже к мисс Берней в Рэдстонскую бухту. Как можно дальше отсюда».

— Эспер, — мягко сказал Ивэн, снова взяв ее за руку. Через одежду Эспер вновь почувствовала его тепло, и взгляд ее скользнул в направлении его руки.

— У нас есть гостиница, — произнесла она, переведя взгляд вдаль, в сторону домов, рядами выстроившихся около залива. — Возможно, ма найдет вам комнату.

— Ну и прекрасно.

Глава девятая

Ивэн Редлейк родился в Амхерсте в 1838 году. Родители его были состоятельными людьми. Его отец, Тадеуш Редлейк, владел небольшой бумажной фабрикой на левом притоке реки Форт. Они жили на Колледж-авеню в новом комфортабельном особняке, окруженном высокими вязами. Миссис Редлейк была женщиной со строгими взглядами относительно любого предмета, и пять из шести ее детей были чем-то увлечены. Четыре девочки и маленький Симон занимались своим делом без особого давления со стороны матери. Мэри играла на фортепиано, аккомпанируя Бесси, когда та пела тихим голоском жалобные песни; Люси искусно украшала волосы, а Гарриет рисовала прекрасные лесные пейзажи на фарфоре. Сама же миссис Редлейк была прекрасной рисовальщицей. Ее излюбленной темой были сюжеты, навеянные флорой. Тщательно выписывая лепесток за лепестком, создавала она свои композиции. Как ни странно, Ивэн никогда не принимал ни в чем участия, и больше всего разочаровывал миссис Редлейк его явно поддельный интерес к рисованию.

Несмотря на то, что мать поощряла его занятия рисованием и даже пыталась давать ему уроки, все это было бесполезным. Ивэн не мог начертить более или менее точный чертеж.

Но миссис Редлейк была настойчива. Она целеустремленно сажала сына за стол, заваленный карандашами, акварельными красками и листками бумаги, но Ивэн не мог нарисовать решительно ничего.

Он не сопротивлялся действиям миссис Редлейк. Он просто смотрел на мать чистым взглядом, исполненным вежливой скуки, и ждал, пока она закончит свои объяснения.

— Но Ивэн, тебе же нравится рисовать, посмотри на эти прекрасные наброски. Конечно же, котенок на них не похож на котенка, потому что тебе еще нужно многому учиться, но для маленького мальчика это вполне хорошо.

— Это не котенок, — спокойно ответил Ивэн. — Это то, о чем я думал, глядя на кошку. И это совсем не хорошие рисунки.

— Все равно хорошо, — сказала мать. — Дорогой мой, я понимаю, о чем ты говоришь, это довольно глубокая мысль, и это как раз то, что я и пытаюсь делать — смотреть на вещи немного с другой стороны. Так делают все настоящие художники, я думаю...

Затем она улыбнулась и взглянула на сына, но взгляд мальчика блуждал, он смотрел через окно на зеленую ветвь вяза. В своих мыслях он был где-то далеко.

— Ивэн! — голос матери был довольно резким, и мальчик сразу же посмотрел на нее. У него были удлиненные темные глаза с тяжелыми веками, что порой делало его взгляд странным и что приводило миссис Редлейк в замешательство. Никто в семье не имел ни таких глаз, ни такого чувственного изгиба губ, придававшего ощущение мягкости его тяжелому подбородку. Она считала, что все эти черты были присущи ее уэльским предкам.

— Ивэн, я хочу, чтобы ты сейчас же начал заштриховывать этот квадрат. Начни отсюда, из верхнего утла.

Мальчик позволил вложить в свою руку карандаш и провел несколько кривых линий.

— Обрати внимание, у тебя не получаются линии, Ивэн! Ты же можешь сделать лучше. Прекрати это глупое черкание, мне придется наказать тебя.

Ивэн положил карандаш, его взгляд вновь вернулся к ветке вяза.

Во всех этих и других методах, направленных на воспитание Ивэна, миссис Редлейк потерпела поражение. Постепенно, с переходом сына из юности в зрелость, она отказалась от этой затеи, устав от его непокорности, которая задевала ее гордость.