Очаг и орел
Шрифт:
— Ивэн, — обратилась она к мужу, — я читала рассказ в журнале Эплтона о жизни одного художника и роман миссис Олды Броутон. То, что там описывается, совсем непохоже на нашу жизнь и, как я думаю, на жизнь твоих знакомых художников.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Ивэн.
Колеблющийся свет лампы отбрасывал на Эспер щадящие тени. Ее волосы, в последнее время казавшиеся безжизненными, отливали бронзой.
— Ну, те художники, о которых я читала, всегда веселы, даже если и бедны. Они поют, читают стихи и устраивают вечеринки с манекенщицами, пьют вино из их туфелек. Студии этих художников украшены яркой парчой, и у них в мастерской всегда стоит мавританский диван, небрежно заваленный подушками.
Ивэн засмеялся:
— А они когда-нибудь работают?
Эспер после недолгого колебания тоже рассмеялась:
— Наверное. Они голодают и борются, их сердца разбиваются, они в отчаянии, затем вдруг...
— Они контрабандой протаскивают свою картину мимо жюри, которое до этого отвергло ее, вешают в салоне, конечно. Публика в восторге, критики падают в обморок, а затем отталкивают друг друга в борьбе за привилегию коснуться руки этого гения. Весь Париж у его ног. После этого у него нет никаких забот, но он не позволяет славе и богатству испортить его. Он женится на чудесной девушке из провинции, терпеливо ждавшей его, или на юной модели, чистой, как подснежник, несмотря на ветреную жизнь и мавританский диван.
— Так ты читал «Сердце художника»! — воскликнула Эспер со смехом.
— Нет. Но я даже могу закончить эту историю. Наш герой становится прекрасным семьянином, качая своих малышей на обтянутом бархатом колене, и продолжает создавать шедевры одной рукой, другой лаская детей. Все очень счастливы, особенно милая маленькая женушка, теперь усыпанная бриллиантами.
— Но разве так не бывает? — разочарованно спросила Эспер. — По крайней мере веселье и жизнь настоящим мгновением. Считается, что художники непрактичны и...
— В Париже, я думаю, это называют богемным образом жизни, — перебил ее Ивэн. — Я разочаровываю тебя в роли художника. Может быть, тебе следует помнить о моем происхождении янки из среднего класса, не похожем на твое собственное, — его стул проскрипел по полу, и Ивэн встал. — По крайней мере я становлюсь примерным семьянином, — в его голосе послышалась неожиданная злоба.
Эспер вздохнула, момент близости, как всегда, был безнадежно испорчен, правда, это не причинило ей обычной боли.
Ивэн надел пальто и обмотал шею шарфом. Эспер вяло следила за его действиями. В последние дни даже мысли и чувства требовали усилий. Все чаще на нее наплывала страшная усталость. Вот и сейчас в голове Эспер зашумело, и похлебка, такая вкусная, стала тяжело давить на желудок.
— Я приду поздно, — сказал Ивэн, несколько смягчившись. — Ты выглядишь очень усталой, Эспер. Иди спать. Я отрегулирую печку, когда вернусь.
Рождество и Новый Год они не праздновали. Из дома пришли письма и посылки с коробками домашнего печенья и шерстяными носками от Сьюзэн. Письмо матери было невыразительным, а Роджер сообщал дочери и зятю, что он занялся изучением арабского языка и был поглощен этим до такой степени, что снова задержалась работа над «Памятными событиями». Он считал, что дочь наслаждается городской жизнью, такой интересной и разнообразной, вращаясь в обществе молодых талантливых художников, и думал о ней с самой глубокой любовью.
Сьюзэн была более прозаична.
«Дорогая Хэсс, — писала она. — Как ты себя чувствуешь? Старайся не перетруждаться. Сухая корка, смоченная бренди, обычно останавливает тошноту, если она тебя еще беспокоит. Не можешь ли ты приехать к нам в марте? У меня нет возможности оставить гостиницу, кроме того, я не испытываю никакой склонности к путешествиям. Дай мне знать, у тебя еще есть время. На Франт-стрит был большой пожар. Причалы Брауна и Леджера сгорели. Привезли новый насос, но он не слишком помог. Ветер был западный, и мы изрядно поволновались, но слава Богу, все кончилось благополучно.
В прошлом месяце я подала сто семьдесят один обед, получив хорошую прибыль. Дважды пришлось использовать гостиную. Вчера заходил мистер Портермэн. Он купил новый кабриолет и пару гнедых, а также строит роскошный дом на Плезэнт-стрит. Ну, я думаю, пора закругляться, так как больше новостей нет. Мы с отцом чувствуем себя хорошо. Передай привет мистеру Редлейку.
Любящая тебя мама
Сьюзэн Доллибер-Ханивуд».
Эспер много раз перечитывала оба письма. Сцены, которые они вызывали в воображении, не были яркими, однако несчастливое состояние постоянно заставляло ее вспоминать о родном городе. Эспер лежала в постели, дрожа под тонкими одеялами, и представляла картину пожара на Франт-стрит, крики, звон церковных колоколов, топот бегущих ног, шипение и грохот нового насоса, волнение и страх, витающие в дымном воздухе. Но она не могла представить Франт-стрит без причалов Брауна и Леджера.
Эспер не могла представить себе такой наплыв посетителей, вынудивший Сьюзэн обслуживать их в святая святых — гостиной, Она отсутствовала всего лишь шесть месяцев, и уже произошли изменения в доме, казавшемся неизменным, и это причиняло ей боль, как обдуманное предательство. Эспер знала, что ее рассуждения неблагоразумны, однако чувство потери не оставляло ее.
Эспер также думала об Эймосе Портермэне, его новом экипаже и новом доме. Вероятно, он собирается жениться, возможно, он и Чарити договорились в конце концов. «Я отвергла его, так что он свободен», — уговаривала она свое сердце.
Дни напролет Эспер проводила в полудреме, уставившись в потолок — обшивку, как они называли это в Марблхеде. Ей становилось все труднее вылезать из постели. Колени и ступни Эспер распухли, в висках стучала кровь, одолевала изнуряющая тошнота. Иногда черные пятна лениво проплывали перед ее глазами, и очертания печки или мольберта Ивэна расплывались в сероватое пятно. В середине января Эспер потеряла сознание на лестнице, спускаясь в туалет на нижней площадке. Ивэн, к счастью, был дома, он поднял жену и помог ей снова лечь в постель.
Редлейк был сильно озабочен, он запретил Эспер двигаться и бросился на Мерсер-стрит за доктором, чью медную табличку «Артур М. Стоун, доктор медицины» заметил раньше. Молодой доктор сам открыл дверь. У него были румяные свежие щеки и обнадеживающая улыбка. Он закончил медицинский колледж в Бельвю всего два месяца назад.
— Я, конечно, ничего не понимаю в таких вещах, — сказал Ивэн, когда они вместе поспешили к Эспер, — ее падение не было серьезным, но выглядит она очень плохо. Однако, возможно, это естественно.