Очаг и орел
Шрифт:
Эспер швырнула журнал через стол. Придется выйти пораньше, чтобы найти носильщика, подумала она. Мне потребуется много времени. Поезд, идущий вдоль побережья, отправлялся от перекрестка Двадцать седьмой улицы и Четвертой авеню. Будет ли остановка в Нью-Лондоне, может, стоит взять с собой сэндвичи? Сколько придется ждать в Бостоне марблхедский поезд? Эспер почти не помнила деталей поездки в Нью-Йорк.
Хотела бы я иметь часы, подумала она. У Ивэна часы были, но у нее никогда не было своих собственных. Она привыкла судить о том, что пора вставать, по рассвету, затем ориентировалась по колоколам церкви Грейс, созывавшим прихожан на заутреню, обедню и вечерню. Хорошо было бы уехать сегодня, подумала Эспер, но вечернего поезда не было. Может быть, уже не слишком рано, чтобы ложиться спать?
Эспер подняла заслонку печки и поворошила остывающие угли. Вдруг она услышала шаги на лестнице, четвертая ступенька сверху, как всегда, заскрипела. Эспер уронила кочергу, и сердце ее подпрыгнуло. Но Ивэн не мог вернуться. Все было кончено. Зачем ему возвращаться?
В дверь сильно постучали. Эспер резко выдохнула, глядя на облупленную деревянную обшивку.
— Ивэн? — крикнула она дрожащим высоким голосом. В ответ раздался тихий неясный шепот.
Эспер отперла дверь и на дюйм приоткрыла ее. Кто-то очень большой, гораздо выше Ивэна, стоял на темной лестничной площадке.
— Что вам нужно? — испуганно прошептала она, налегая на дверь телом.
Незнакомец придвинулся ближе:
— Не бойтесь, Эспер. Это Эймос Портермэн. Впустите меня.
Эспер медленно отодвинулась и потянула дверь за ручку. Эймос вошел, стряхивая снег с сапог. Его взгляд скользнул по холодному жалкому чердачному помещению. Эймос внимательно посмотрел на Эспер, худую и бледную, какой он никогда ее не видел. Прижавшись к стене у печки, она пристально вглядывалась в него. — Бедное мое дитя, — сказал наконец Эймос, — я приехал, чтобы забрать вас домой.
Черная волна надежды и разочарования отхлынула от Эспер. Она оторвалась от стены и подошла к нему:
— Как это мило с вашей стороны, мистер Портермэн. Дайте мне ваше пальто и шарф. Это Ма послала вас?
— Нет, но она показала мне вашу телеграмму, и я решил поехать, а она была этому рада. А где же Редлейк, моя дорогая?
Моя дорогая. Так часто называл ее Ивэн, и всегда в этих двух словах был оттенок иронии.
Эспер пожала плечами:
— Я не знаю. Он ушел.
Тяжелый подбородок Эймоса угрожающе выпятился. Под светлыми бровями его глаза сузились до щелочек:
— Трусливый ублюдок. Я найду его и...
— Нет-нет, — устало проговорила Эспер, — пожалуйста, оставьте. Я не хочу говорить об этом.
Эймос тяжело сел на второй стул. Стул Ивэна. Его сильные руки упирались в бедра.
— Ну, — сказал он, — ну хорошо... — Дыхание Эймоса выходило легким паром в холодной комнате. — Я не изменил своего отношения к вам, и мне совсем не хочется огорчать вас.
Эспер посмотрела на Портермэна и слегка улыбнулась. Его присутствие успокаивало ее, даже в комнате, казалось, стало теплее. Значит, он еще любит меня?
— Как поживают мои родители? — спросила она. — Как там гостиница и ваша фабрика?
Эймос покачал головой. Он видел изнеможение в ее осанке, слышал усталость в голосе. Казалось, она прошла через худшее, чем он представлял. Хотя и того, что миссис Ханивуд рассказала ему о мертворожденном ребенке и о том, что муж бросил ее, было достаточно. Ублюдок, снова подумал Эймос. Ему хотелось обнять Эспер и прижать к себе, как ребенка, дав ей отдых и успокоение на своей груди.
— Вопросы подождут, Хэсс, — сказал он тихо. — Вы выглядите так, будто вот-вот упадете. Отдохните немного, а я вернусь с кэбом утром, ровно в восемь. Если вы еще будете спать, я разбужу вас.
— Спасибо, — поблагодарила его Эспер, — я все думала, как мне завтра справиться.
Эймос встал, и она, подойдя к нему, положила ладонь на его сильную руку. С ним Эспер не ощущала ни неловкости, ни неуверенности, ни страха получить отпор, потому что это не имело значения. С Ивэном она чувствовала себя неловкой, а с Эймосом — невесомой и подвижной, как ртуть.
— Смотрите, как бы не вскружил вам голову огромный ревущий город — сказала она с легкой улыбкой. — О, я совсем забыла, что вы не марблхедец.
Эймос накрыл ее ладонь своей:
— Вы и вправду забыли об этом, Эспер? На самом деле?
Рука Эспер мягко ускользнула от него, но Эймос был счастлив. Счастливее, чем когда-либо прежде в своей жизни. Его короткая любовь к Лили-Розе была совсем не похожа на чувство к Эспер. Не было ни одного дня после замужества мисс Ханивуд, чтобы Эймос не думал о ней с острой тоской. И теперь, наконец, у него появилась надежда. Эспер, конечно, не скоро забудет этого парня. Предстоит еще бракоразводный процесс. Эймос досадливо поморщился. Ну что ж, это можно будет сделать без лишнего шума. Но если я буду ей нужен, мы вместе переживем это. Он представил Эспер одетой в бархат и кружева, стоящей в роскошном холле его нового дома, ожидающей его прихода. И она будет улыбаться, как теперь — нежно и благодарно.
Эймос обернул шарф вокруг шеи и взял шляпу.
— Да, моя дорогая, — мягко сказал он Эспер, — я буду счастлив вернуть вас дому, которому вы принадлежите.
— Я возвращаюсь, — прошептала Эспер. Затуманенным взглядом она смотрела на пустой угол, где еще недавно стояли картины Ивэна.
Глава тринадцатая
В первое новогоднее утро 1877 года Эспер проснулась с чувством безмятежного довольства. Казалось, что на улице оттепель. Эспер слышала слабый стук капели на карнизах за окнами, затянутыми бархатными шторами, но здесь, в огромном особняке на Плезент-стрит, погода никогда не имела особого значения.
Она зевнула и потянулась, затем вновь зарылась головой в мягкую подушку. Уже должно быть около девяти. Скоро в дверь постучит Анни, она принесет кофе, раздвинет портьеры и разожжет камин. Хотя в этом не было необходимости, поскольку паровое отопление поддерживало во всем доме довольно высокую температуру.
Эймос, лежащий рядом в огромной двуспальной кровати, слегка захрапел и повернулся на спину. Эспер приподнялась на локте и посмотрела на мужа с любовью. Когда Эймос спал и морщины на его лбу разглаживались, он был точной копией маленького Генри.