Очарованная вальсом
Шрифт:
— Баронесса… она ничего не знает.
Это была ложь, причем неловкая, неумелая!
— Но вам, полагаю, было сложно уйти из дома без объяснений, не оставив даже записки, — настойчиво продолжал он. — А слуги не скажут баронессе о том, что вы уходили?
— Я… думаю, нет.
— А я не уверен. Венские слуги имеют неприятную привычку рассказывать обо всем, что они видели или слышали, своим хозяевам. Или тем, кто им больше заплатит.
— Вы хотите сказать, они… шпионят?
— Разумеется. Каждый следит за всеми, а больше всего известно барону Хагеру — еще не слышали о таком? Глава венской тайной полиции, правая рука императора Франца и самый необходимый человек на конгрессе.
— Но о чем таком очень уж важном могут узнавать слуги? — невинно спросила Ванда.
— Я не думаю, что вы настолько наивны, — холодно отвечал Ричард. — Подумайте, сколько неприятностей может доставить платный агент барона Хагера, если ему предоставить возможность под видом слуги заходить в мои апартаменты в Хофбурге, подслушивая приватные беседы между мною и моими министрами или друзьями. В этих разговорах могут прозвучать вещи, которые смертельно опасны для меня самого и моей страны, если только они достигнут ушей моих противников.
Он заметил, что при этих словах Ванда сцепила пальцы и отвернула лицо в сторону.
— Но не волнуйтесь, — с наигранной бодростью продолжил Ричард. — Я предпринял все необходимые меры, чтобы обезопасить себя от барона Хагера. Меня окружают только те, кому я доверяю. Я уверен в их лояльности и потому за себя спокоен.
Ванда приглушенно вздохнула. Затем импульсивно повернулась к Ричарду, взглянула ему в глаза — так, словно что-то припомнила, и вновь отвернула голову.
— Вы что-то хотели сказать? — поспешил спросить Ричард.
— Нет… ничего…
— Вы уверены? У меня такое ощущение, что вы собирались мне кое о чем поведать.
— Нет-нет, вы ошибаетесь!
— Как глупо с моей стороны. Обычно я не бываю таким бестолковым. Еще бокал вина?
— Нет, благодарю. Мне действительно нужно идти.
Ее лицо было бледным как мел, вся кровь отлила от него.
— У меня такое ощущение, что вам сегодня слегка не по себе, — негромко заметил Ричард.
— Я была очень рада снова увидеть вас.
— Я думал, наше свидание окажется более… приятным. Вы слышите музыку? Мне кажется, играют вальс. Тот самый…
— Нет, это другой вальс, — убежденно ответила Ванда.
— Мелодия другая — или вальс перестал быть… чарующим?
— Не знаю. Знаю только, что я должна идти. Благодарю вас за веер и за приглашение посетить вас, но буду рада, если вы позволите мне удалиться.
— Предположим, я откажу?
Она быстро обернулась, глаза ее слегка расширились. Как бы Ричарду ни хотелось помучить ее еще, что-то требовало от него прекратить эту жестокую игру.
— Я просто имел в виду, что сейчас нам не удалось поговорить так же искренне, как ночью.
— Это потому, что сейчас все по-другому, иначе, вы сами сказали так, когда я только пришла, — негромко напомнила Ванда.
— И мы другие? — с интересом уточнил Ричард.
— Не знаю, — грустно отвечала она. И это было пронзительно и достоверно. — Возможно, дело в этой комнате, возможно, в нас самих.
«Нет, мы не должны расставаться на такой безнадежной ноте», — внезапно подумалось Ричарду. Но разум твердил ему, что он должен думать только об Александре и его наставлениях, хотя сердцем он чувствовал, что не в силах слышать печаль в голосе Ванды, видеть смятение в ее глазах. Если Ванда и сейчас играет, то она гениальная актриса и могла бы сделать себе мировую карьеру на сцене.
— Задержитесь еще на пять минут, — от души попросил он. — Доставьте мне удовольствие. Кроме того, ваша карета еще не готова.
Он почувствовал — Ванда ему поверила, хотя любой более искушенный человек на ее месте должен был бы распознать эту явную ложь. Она села на прежнее место, Ричард вновь наклонился поближе к ней и уже совершенно другим тоном сказал:
— Я сегодня весь день не нахожу себе места. Дело в том, что я узнал нечто глубоко меня огорчившее. Один человек, которому я верил, предал меня. Простите, если из-за этого я заставил страдать и вас.
— Мне очень жаль, — ответила Ванда, тронутая. — Быть обманутым тем, в кого веришь, — что на свете может быть хуже?
— Откуда вам это известно? — живо спросил Ричард.
— Такое однажды случилось и со мной, — горестно отвечала она. — И я никогда этого не забуду.
— Вы правы, — не мог он не согласиться. — Разочаровываться ужасно. Но не будем больше о грустном.
— О чем же тогда? — растерянно уронила Ванда.
— Почему бы не о вас?
— Но мы и так все время говорим обо мне, — по-детски вспыхнула Ванда. — Это очень мелкая тема. Лучше расскажите мне о России.
— Что вас интересует? Российские намерения в отношении Польши?
В голосе Ричарда звучало явное издевательство.
Ванда тихонько вздохнула.
— О боже, отпустите меня… У меня такое ощущение, что мы ходим и ходим по кругу. Как вы думаете, моя карета готова? Может быть, позвонить и спросить?
— Да, минуту! — кивнул Ричард. — Скажите только, смогу я снова увидеть вас?
— А вы захотите видеть меня после сегодняшнего свидания?
— А что было сегодня не так?
— Не могу точно сформулировать… Все… Просто все сразу пошло не так, вкривь и вкось. Вы это почувствовали? Сегодня мы с вами словно на горячих углях. Ночью все было иначе. Я… я думала, что мы друзья. Полагаю, это было слишком самонадеянно. Особенно… с учетом того… кто вы.
— Верно, ночью вы были мне другом, — с готовностью согласился Ричард.
— А сейчас?
— Сейчас… тоже, — не слишком-то убедительно попытался заверить он Ванду.
Та всплеснула руками.
— Вы чем-то расстроены, — пробормотала она. — Но я не знаю чем. Так что, к сожалению, никак не могу вам помочь. Может быть, ко времени нашей следующей встречи все переменится…
— И когда мы увидимся? — спросил Ричард, выдержав паузу.
— Когда вы этого захотите…
— Вы соглашаетесь, потому что сами хотите того же — или же считаете нашу новую встречу нужной для вас?