Очарованный
Шрифт:
Мы были слишком бедны, чтобы даже взять кредит. Как кто-то может обеспечить инвестиции, если у него нет собственного капитала?
Единственное, что у нас когда-либо имело ценность, — это я.
Я пыталась вернуться в моделинг, но уже год как выбыла из игры, а черная метка Лэндона Нокса против меня все еще сохранялась в Милане и эхом разнеслась по всей Италии.
Я не могла найти агента, не говоря уже о поездке или фотосессии.
Даже моя красота, казалось, не могла нам сейчас помочь.
Мои глаза защипало, когда я моргнула под дождем и лениво подумала, не плачу ли
Я могла бы, хоть и не была плаксой, но сомневалась в этом.
Казалось, что бегство от единственного мужчины, которого я когда-либо любила, не разорвало меня, как свежую рану, как я думала. Вместо этого оно превратило меня в известняк. Там, где я когда-то была теплом и светом, теперь я была всего лишь сухожилиями и кровью, лишенными метафор и эмоций, человеческим сосудом без жизни внутри.
О, моя семья все еще утешала меня. Я могла свободно общаться с ними по FaceTime каждый вечер, чтобы увидеть небольшой, но удобный дом из коричневого камня, за который мама внесла залог из последних денег, которые я ей послала, чтобы увидеть, как нежно и взволнованно Елена обращалась со своими новыми учебниками юридического факультета для ее первого семестра в Нью-Йоркском университете, чтобы наблюдать за тем, как Жизель рисует замысловатые произведения искусства с легкостью, как дыхание, и болтает со мной о том, как сильно она любит Париж. И, наконец, что самое прекрасное, я могла открыть для себя лицо моего брата, когда он рассказывает о женщине, в которую он влюбился.
Я могла бы переехать в любой из их городов. Было бы невероятным утешением окунуться в их любовь как бальзам против засасывающей черной дыры тоски и страданий, которая лежала в моей груди там, где раньше было мое сердце, но я этого не сделала.
Во-первых, я не хотела, чтобы они видели, насколько я сломлена. У них были бы вопросы, на которые у меня не было ответов, и они бы не позволили себе поверить в ложь, если бы им казалось, что мне больно.
Прежде чем пойти к ним, мне пришлось бы взять себя в руки.
Во-вторых, мне нужна была работа. Я подумала, учитывая мой предыдущий опыт в Италии, что это самое подходящее место для этого.
Я ошиблась, но большую часть денег я отправила членам семьи, и у меня не было достаточно денег, чтобы забронировать рейс, даже если бы я захотела. Я валялась на диване у моей подруги Эрики, и это быстро надоело, потому что у нее был парень, который был достаточно грубым, чтобы приставать ко мне, когда ее не было дома.
Итак, я застряла в Милане со своим горем и без надежды.
Я еще больше откинула голову назад, позволяя дождю бить мне в лицо. Я чувствовала, как потоки воды пропитывают мое черное платье с запахом, струятся по моим волосам, словно религиозное очищение, возрождение или крещение. Я навсегда была потеряна для религии, но эта метафора мне понравилась. Мои пальцы разжались, а ладони округлились так, что я почувствовал, как дождь течет сквозь пальцы.
Я просто стояла там, как сумасшедшая, и улыбалась, потому что я могла стоять там, как сумасшедшая, и никто не собирался меня останавливать.
Я так упорно боролась за многие вещи, которые ускользнули от меня, но эту свободу я никогда не приняла
— Scusi, — прервал мои размышления прохладный голос с легким акцентом. — Stai bene?
Я выпрямилась и взглянула на откровенно великолепного мужчину передо мной, который был почти так же промокшим, как и я. Его темно-медные волосы падали ему на лоб, частично скрывая яркую, почти электрическую голубизну его глаз, когда он с беспокойством смотрел на меня сверху вниз. Он был высоким — не таким высоким, как Александр или Данте, но я еще не встречала никого, кто был бы таким — и подтянутым, но помещался под плащом.
Если бы я была нормальной девушкой с нормальным прошлым, я бы покраснела и зафлиртовала с таким привлекательным незнакомцем.
Но я не была той девушкой.
Фактически, основная причина, по которой он меня привлек, заключалась в отчужденном изгибе его рта и суровом выражении лица. Несмотря на то, что он был явно обеспокоен тем, что сумасшедшая женщина счастливо промокла под дождем, его это не особо волновало.
Эта апатия что-то возбудила во мне, странное сочетание сочувствия и очарования.
Я ответила ему по-английски, просто догадываясь о его акценте. — Я в порядке, спасибо. Я наслаждаюсь дождем.
Его губы дернулись, привлекая мое внимание к твердому, идеальной формы рту. — Интересно, может быть, лучше насладиться им из кафе позади тебя, может быть, за чашечкой горячего латте? Не уверен, что ты в курсе, но у тебя стучат зубы.
Я замерла и заметила, что мои зубы не последовали этому примеру.
— Ой.
Его рот вытянулся еще выше в едва заметном намеке на улыбку. — Позволь мне? — Я смотрела на него, когда он предложил мне свое пальто, накинул его мне на плечи, прежде чем осторожно повести меня в маленькое кафе рядом с рестораном, в который я оставляла резюме.
— Тебе обычно нравится играть с жизнью и смертью, стоя под ледяным дождем? — забавно спросил он, шагнув вперед, чтобы открыть для меня дверь.
Когда я подумала об этом, у меня раздался удивленный смех.
— Не в этом конкретном смысле, нет, но ты удивишься, как часто я перехожу эту тонкую грань.
Он приподнял бровь, по-старомодному, словно он джентльмен, провел рукой по моей пояснице и повел меня в кафе к маленькому столику.
— Ты похожа на богиню из подземного мира. Я не нахожу это удивительным.
Я улыбнулась ему, удивив даже себя яркостью выражения моего лица. Его сравнение укрепило мое уважение к нему.
Я решила, что любой, кто сравнивал меня с Персефоной, обладал безошибочным шестым чувством.
— А ты, чудесный Гермес, который смог невредимым проникнуть в подземный мир, чтобы спасти меня и вернуть к моей матери? — Я спросила его, проверяя, потому что только тот, кто хорошо разбирается в мифологии, может знать подробности истории Аида и его Королевы.
Его глаза сверкали, хотя губы оставались прижатыми. Я приняла его за человека, который нечасто улыбается, и задавалась вопросом, что мне нужно сделать, чтобы это изменить.