Очаровательная дикарка
Шрифт:
Дэймон стиснул зубы, не ожидая услышать столь резкий ответ, однако решил ограничиться предупреждением.
— Вы глубоко ошибаетесь, — сказал он твердым и спокойным голосом, — если думаете, что вам удастся уйти от расплаты, от семьи Элеоноры и ее друзей, если вы, пусть даже неумышленно, обидите ее.
Лаззара помедлил с ответом, очевидно, передумав вступать с Дэймоном в перепалку. И сердитый взгляд вдруг сменила очаровательная улыбка.
— Уверяю вас, милорд, со мной донна Элеонора будет в полной безопасности.
Однако Дэймон не поверил ни единому сказанному слову. И уж тем более
Он намеревался пристально следить за развитием отношений между принцем и Элеонорой, чтобы воспрепятствовать возникновению любых серьезных отношений. Да, это нелегкая задача, требующая изобретательности, чтобы не вызвать презрительных насмешек Элеоноры. Но он очень хотел уберечь девушку от непоправимой ошибки, даже если ради этого придется пойти против ее желаний.
Пассаж, расположенный в здании бывшего театра, между Оксфорд-стрит и Марлборо-стрит, пестрел широким ассортиментом товаров. Здесь торговали тканями, шляпами, табаком, парфюмерией, модными новинками и еще многим-многим другим. Дэймон был тут впервые, поскольку пассаж открылся всего лишь за год до того, как он покинул Лондон. Когда их маленькая компания вошла внутрь, глазам молодого аристократа предстало огромное просторное помещение, обставленное многочисленными прилавками на нижнем этаже и галереями.
Большую часть времени Дэймон шел немного позади, наблюдая, как Элеонора и ее избранник прохаживаются в толпе и внимательно рассматривают содержимое прилавков: предметы одежды, всевозможные безделушки, ювелирные изделия, меха, перчатки, веера, а также дорогостоящие новинки, как, например, декоративные часы. Дженни, горничная Элеоноры, глазея по сторонам, следовала за ней по пятам, в то время как лакеи принца торопливо шли впереди, освобождая дорогу для его высочества.
Прошло более часа, прежде чем Элеонора, наконец, определилась с подарком для своей тетушки, выбрав позолоченные часы, сделанные из сплава меди, олова и свинца. Она попросила завернуть их и доставить на Портман-плейс. Лаззара тоже купил несколько вещей и передал приобретения слугам, чтобы те отнесли их в ландо, ожидающее у входа.
Наблюдая, как Элеонора без особых усилий все больше очаровывает принца своим искрящимся смехом и остроумными ответами, Дэймон пытался подавить в себе муки ревности, которые сейчас испытывал. Однако ему не давал покоя внутренний голос, назойливо звенящий в голове. Он повторял: «Именно ты мог бы сопровождать Элеонору, добродушно подшучивая над ней и наслаждаясь легкой дружеской беседой, а не колючей напряженностью, которая сейчас стоит между вами».
Дойдя до конца здания, они остановились, чтобы посмотреть на выставку работ, выполненных из воска, а затем не спеша прошлись по оранжерее с редкими растениями и вечнозелеными кустарниками, а также взглянули на шумный зверинец, в котором помимо прочих обитателей были попугаи и обезьянки.
Дэймон заметил, что большую часть времени Элеонора, казалось, не обращала на него никакого внимания. Она взглянула на него лишь однажды, когда они проходили мимо фонтана, в котором плавали золотые рыбки.
Горькая усмешка скользнула по лицу виконта. Он вдруг представил себе, как Элеонора толкает в воду своего знатного поклонника, посмевшего похитить ее поцелуй. И когда Дэймон перехватил ее взгляд, он понял, что и у нее возникли похожие ассоциации.
В их глазах заиграли веселые искры от вымышленной курьезной ситуации, на какой-то миг, казалось, снова сблизив их.
Но Элеонора быстро подавила в себе это чувство и, отвернувшись от Дэймона, взяла Лаззару под руку.
Вскоре они вернулись к лавке часовщика, где принц увидел богато украшенный золотистый футляр для часов, привлекший его внимание. Пока его высочество договаривался с торговцем, Дэймон ждал, остановившись рядом с Элеонорой.
К его удивлению, она-таки нашла возможность отчитать его за то, что он сует свой нос в ее роман с принцем, хотя из-за оживленного шума, царившего здесь, практически не было слышно, что она говорит.
— Какая дерзость с вашей стороны, лорд Рексхэм, навязывать себя в качестве попутчика.
Дэймон, подняв бровь, взглянул на Элеонору, делая вид, что искренне удивлен.
— Как, вы разве не хотели, чтобы я вас сопровождал?
— Конечно же, нет. Ведь вы наверняка не задумали ничего хорошего.
— Да что же вас заставляет так думать? — как ни в чем не бывало, осведомился он.
Лицо Элеоноры исказилось от гнева.
— Да это написано в ваших глазах, которые пылают дьявольским огнем.
Дэймон старался сохранять невозмутимое выражение лица, хотя на самом деле действительно горел желанием немедленно открыть ей глаза на все пороки принца.
— Дорогая моя, вы причиняете мне боль. Неужели вы, и правда думаете, что я бы постарался встать между вами и вашим Ромео?
— Пожалуйста, будьте добры, не называйте его так! — тихо воскликнула Элеонора.
— Не буду, если вы настаиваете. Хотя в Италии он заработал себе это прозвище. Признаться, я никак не могу понять, что вы в нем нашли.
Было заметно, что Элеоноре стоит неимоверных усилий сохранять хладнокровие.
— Ну, во-первых, принц Лаззара полная противоположность вам во многих отношениях.
— Да, с этим трудно не согласиться, — сухо произнес Дэймон. — Ему нравятся модные наряды и безделушки, и еще всякая всячина. Деньги для него как вода, он сорит ими направо и налево.
Элеонора строго взглянула на него, воздержавшись от комментариев, возможно, потому, что увидела в его обвинительной речи долю правды.
— Меня удивляет, — продолжал Дэймон, — что вы позволили себе так слепо прельститься этой смазливой мордашкой. Хотя разве можно обвинять вас в этом, вы ведь всегда были идеалисткой.
— Вы намекаете на то, что я наивна?
— Возможно, и так. Ну, скажите, разве не наивно думать, что можно завоевать любовь мужчины, всецело полагаясь на руководства из какой-то книги?
Она гордо вскинула голову.
— Простите, но я позволю себе проигнорировать ваше замечание.
Дэймона рассмешило то, как она выразила свое презрение.
— Посмотри на это с другой стороны, Эль. Я действительно пытаюсь помочь осуществлению твоего плана.
Ее голубые глаза расширились. В них появилась наигранная радость, а в голосе прозвучали сладко-скептические нотки.