Очень далекий Тартесс (др. изд,)
Шрифт:
– Это мы-то посторонние на торговой пристани? – опять вскипел Карутан.
И опять уравновешенный Дундул остановил его.
– Послушай, сказал он, печально глядя на Амбона, – давай говорить как купец с купцом. Сам знаешь – заморской торговлей возвысился Тартесс. Нашими трудами, трудами наших отцов и дедов накоплены его богатства...
– Удивляюсь я тебе, – прервал Дундула Амбон. – Как будто не слушаешь ты глашатаев, что выкликают царскую мудрость. Сущность не в торговле. Сущность – в накоплении голубого серебра. Как ребенку, приходится тебе втолковывать.
У Дундула кадык заходил вверх вниз на тощей шее, лицо покрылось красными пятнами. Однако купец не дал волю гневу.
– Амбон, – продолжал он терпеливо. – Нехорошо стало в Тартессе. Ты что же – не видишь, что склады забиты оловом и медью, а торговать не с кем? Вспомни: фокейские корабли один за другим приплывали в Тартесс. А теперь? Мы поссорились с Гадиром, мы допустили, что Карфаген хочет отнять у нас морскую торговлю. Так дальше нельзя. Или мириться надо с Карфагеном, или идти на него войной.
– Ты, кажется, хочешь давать советы царю Аргантонию, Ослепительному? – высокомерно сказал Амбон.
– А что худого в добром совете? Было время, царь прислушивался к совету купцов. Мой дед сидел в совете старейшин...
– Ты, я вижу, недоволен, Дундул.
– Да, недоволен. Торговли нет, а когда приходит фокейский корабль, стражники не подпускают к нему честных купцов.
– И правильно. Нечего вам там делать. Я беру фокейский товар.
У Дундула и без того глаза были навыкате, а тут и вовсе вылезли из орбит.
– Это как же? – выкрикнул он. – Ты ведь фокейский товар не забрал, свой не дал, за руки при свидетелях с греком не брался – значит фокейский товар свободный! Кто больше платит, тот и забирает! Как же иначе?
– Ты недоволен, Дундул, а это значит, ты сомневаешься.
– Слушай, Амбон, я тебе не гончар какой-нибудь. Мы к тебе пришли требовать, чтоб стражники...
– Идите, идите, почтенные, – сказал Амбон, поднимаясь и принимая от раба тонкий хитон. – И не забудьте принести дары Нетону за доброту стражников.
– А может, Черному Быку? – закричал Карутан. – Смотрите-ка на этого сына Океана, так и лезет в блистательные!
– Не кричи, – поморщился Амбон. – Тебе не дано судить о высоком. Кошка цапле не подруга.
Но Карутана уже понесло. Замахал руками, затопал ногами.
– О высоком не суди, старым богам не молись, а дары велят возить в дворцовый храм и на Нетона и на Быка!
– Эй, за такие речи и на рудники можно...
– На рудники? – Дундул медленно надвинулся на Амбона. – Кого на рудники? Купца на рудники? Да ты... – Он задохнулся от злости. – Я во дворец тоже дорогу знаю, вот донесу, на чем ты разбогател! Самого царя обвешивал, двадцать повозок бараньего сала недодал для царского войска, жирный кот!
Амбон с яростным визгом вцепился в длинную дундулову бороду. Тут подскочил Карутан, ударил его по уху. Амбон взвыл, заорал:
– Эй, рабы!.. Бейте их, разбойников!
Из всех дверей повысовывались головы. Рабы, услыхав про разбойников, смотрели с опаской. А купцы между тем неуклюже лягались, сопели, размахивали кулаками. Карутан изловчился, попал ногой в толстое брюхо Амбона, тот плюхнулся в бассейн, взметнув фонтан брызг. Рабы кинулись вытаскивать хозяина, купцы, подобрав полы, побежали к выходу.
На пустынной, раскаленной солнцем улице Карутан остановился, спросил:
– Что делать будем?
– К Миликону, – прохрипел сквозь одышку Дундул.
* * *
– У вас купцы жалуются прямо по Гоголю: дескать, и на
Антона берут, и на Онуфрия.
– Действительно. Но что поделаешь, с купцов всегда
брали.
– И потом – драка, хватание за бороду, Амбон, как в
старых фильмах, падает в бассейн. Не нравится мне это.
– И нам не нравится, когда дерутся. Но ведь мы пишем
про торговцев салом и оловом, а не про Сафо
фиалкокудрую...
– При чем тут Сафо? Вы и в предыдущей главе на пиру у
Сапрония драку устроили. Не слишком ли много драк?
– Пожалуй, вы правы. Но учтите, что иберы, в том числе
и тартесситы, были очень вспыльчивы.
– В общем, ваши недовольные купцы не вызывают у меня
симпатии, хотя, быть может, с исторической точки зрения их
требования справедливы. По-моему, они просто завидуют
преуспевающему Амбону.
– Ну конечно, они не бунтари, а торговцы.
– Вот именно. Предложи им титул блистательного – они бы
сразу перестали брюзжать на новые порядки в Тартессе.
9. ЗАБОТЫ ВЕРХОВНОГО КАЗНАЧЕЯ
Подле моста через протоку, что отделяла квартал моряков от квартала оружейников, Миликон велел рабам остановиться. Он откинул полог, внимательно осмотрелся.
По кривой улочке в облаке пыли медленно ехали несколько всадников в желтом. Один из них, выпучив глаза, дул в глиняную трубу. На рев трубы сбегался народ. Останавливались рабы, опуская на землю поклажу. Из продымленных мастерских выходили мокрые полуголые ремесленники – после адского полыхания горнов знойное тартесское солнце казалось им не жарче лучины. Женщины в темных одеждах сбивались в кучки, бойко тараторили.