Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

Айзенштадт Владимир Борисович

«Я был у Добужинского еще раз, – пишет Чюрлёнис невесте 17 октября. – Сегодня Добужинский был у меня. Жаль, что ты не видела, как он восторгался. Ведь он человек довольно сдержанный, а тут, разглядывая картины, совсем растаял… Задержался он довольно долго…». И в том же письме – обратный адрес: Петербург, Вознесенский, 51, кв. 102 [267] .

Дом № 51 по Вознесенскому проспекту

«О картинах Чюрлёниса, – продолжает Добужинский, – я рассказал своим друзьям. Они очень заинтересовались творчеством художника, и вскоре А. Бенуа, Сомов, Лансере, Бакст и Сергей Маковский [редактор журнала «Аполлон»]

пришли посмотреть все то, что привез с собой Чюрлёнис. Сам он на эту встречу не пришел – ему было не по себе говорить о своих работах с такими известными художниками, и мы условились, что картины покажу я сам. Маковский в то время собирался организовать большую выставку. Картины Чюрлениса произвели на нас всех очень сильное впечатление, и было немедленно решено пригласить его участвовать в этой выставке» [268] .

267

Цит. по: Эткинд М. Мир как большая симфония. С. 109–111.

268

Добужинский М. В. Воспоминания. С. 303.

Решение принять участие в выставке далось художнику непросто: он искренне радуется восторженной реакции на свое творчество того, кого сам считает «метром», но после первых эмоций – снова сомнения в уровне собственного мастерства. В письме к брату Чюрлёнис сообщает: «В январе я буду здесь участвовать на выставке. Этот факт меня смешит, потому что до сих пор я еще не привык принимать себя всерьез» [269] .

А между тем весь смысл своей жизни Чюрлёнис видел именно в деятельности как художника и музыканта.

269

Цит. по: Эткинд М. С. 112.

Вот как несколько лет спустя вспоминал об этих событиях организатор выставки Сергей Маковский [270] : «Этими работами он не думал изменить своему призванию композитора, он хотел лишь выразить образно влюбленность свою в музыку; рисуя сонаты и фуги, он грезил лишь о таинственной красоте звуков, подобно тому, как средневековые монахи, изображая мадонн и ангелов, вдохновлялись только мечтой о мире ином… Они представляют не что иное, как графические иллюстрации к произведениям музыки, и художник пояснил это краткими заглавиями: „Allegro, соната 5“, „Andante, соната 6“, „Фуга“… и т. д. Эти иллюстрации – странные узоры-грезы, призраки несбыточных пейзажей – завораживают не только своей нежной ритмичностью, глубокой музыкальностью настроения, но и чисто живописными качествами: благородством красок, декоративной изысканностью композиции». Вспоминая свои первые впечатления от работ мастера, Маковский писал: «Во время устройства выставки „Салон“ я сразу уверовал в дарование Чурляниса и дал ему возможность выступить со своими „сонатами“ среди избранных мастеров кисти… Я убежден, что для самого художника успех его первых живописных опытов явился полной неожиданностью» [271] …

270

Сергей Константинович Маковский, сын художника, организатор объединений деятелей культуры, издатель журнала «Аполлон», в серии своих очерков «Портреты современников» один из очерков посвятил Чюрлёнису, а после его смерти – целиком третий номер журнала «Аполлон» за 1914 год.

271

Маковский С. К. Портреты современников. С. 601.

«„Салон“ – выставка, устроенная в январе 1909 г. в музее и Меншиковских комнатах Первого кадетского корпуса [ныне – Меншиковский дворец]. На ней впервые выступили тогда Петров-Водкин, Кандинский и Чюрлёнис», – пишет Маковский в другом месте [272] .

«Есть художники, – размышляет он, – судьба которых обрывается, как грустная, полувнятная песнь. Они приходят к нам одинокие, загадочные, с руками, полными сокровищ, желая рассказать много о чудесах далеких, о странах мечты нездешней, но внезапно уходят, не открыв своей тайны… Недолгая жизнь Чурляниса – тоже недопетая песнь. Смерть ревниво увела его от нас в ту минуту, когда казалось – вот-вот из рук его польются

сокровища и осветятся сумерки его мечты…» [273] .

272

Там же. С. 427.

273

Там же. С. 601.

Недопетая песнь… По отношению к Чурлёнису это не только метафора. Его творчество – музыка в той же степени, как живопись. Когда смотришь на необыкновенные города, облака, превращающиеся в воинов, невиданных зверей, понимаешь, что эти образы возникли из звуков, преобразовались в зрительные образы.

Микалоюс Константинас Чюрлёнис (Николай Константинович Чурлянис, так называли его по-русски) родился 10 сентября 1875 года в Оранах Трокского уезда Виленской губернии. Когда его отец получил место органиста при костеле в Друскениках, семья переехала. Родители были бедны, семья – большая. Николай был старшим сыном и рано должен был начать думать о заработке. К музыке влекло его с детства; любовь к ней и способности он унаследовал от родителей.

«Отец окончил начальную школу, – пишет Ядвига Чюрлёните. – Каковы были программа этой школы и уровень преподавания в ней – сказать сейчас трудно. Знаю только, что отец сравнительно хорошо говорил и писал на русском и польском языках, обладал каллиграфическим почерком… Наряду с общим образованием отец учился у лишкявского органиста музыке, мечтая стать органистом… Само собой разумеется, условий для получения настоящего образования в таком глухом углу не было. Учиться приходилось самостоятельно… Помню старую, истрепанную нотную тетрадь, в которой были клавиры разных оперных увертюр, фантазии и попурри. Видно, по этой тетради отец и разучил марш из оперы Беллини „Норма“, который исполнял в костеле во время венчания… Позднее он играл специально для него написанные его старшим сыном Кастукасом органные прелюдии» [274] .

274

Чюрлёните Я. Воспоминания о М. К. Чюрлёнисе. С. 23.

«Восемнадцати лет, – пишет С. Маковский, – Николай Константинович поступил в Варшавскую консерваторию; окончив ее, в течение года он учился в Лейпциге. По возвращении в Варшаву он жил уроками музыки, отдавая все свободное время композиторству. Тогда же начались его занятия живописью: он поступил в только что открывшуюся в то время художественную школу Стабровского, его первые работы обратили на себя внимание на ученических выставках этой школы.

[Одна из этих выставок как раз и проходила в 1906 году в Петербургской Академии художеств, с рассказа о чем мы и начали этот очерк.]

В 1907 году Николай Константинович переехал в Вильно и здесь принял самое горячее участие в местной культурной жизни. Между прочим, он основал с живописцем Жмуйдзиновичем и скульптором Римшей Литовское общество изящных искусств и организовал хор любителей, с которым разучивал древние литовские мелодии, а также исполнял свои композиции. Из музыкальных произведений Чурлянис оставил: большую симфоническую поэму для рояля „Море“ (исполнялась в Петербурге на одном из «Вечеров современной музыки»), другую, меньшую – „Лес“ – и множество мелких вещей» [275] .

275

Маковский С. К. Портреты современников. С. 605.

«Первое, что поразило нас в полотнах Чюрлёниса, – вторит Маковскому Добужинский, – это их оригинальность и необычность. Они не были похожими ни на какие другие картины, и природа его творчества казалась нам глубокой и скрытой».

Добужинский считает, что искусство Чюрлениса пропитано литовскими народными мотивами. Но его умение заглянуть в бесконечность пространства, в глубь веков делают его «художником чрезвычайно широким и глубоким, далеко шагнувшим за узкий круг национального искусства».

Художники из окружения Добужинского, Сомова, Бенуа сразу приняли его. И «…если в некоторых полотнах, – пишет Добужинский, – Чюрленис был совсем не „мастером“, иногда даже бессильным в вопросах техники, то в наших глазах это не было недостатком. Даже наоборот, пастели и темперы, выполненные легкой рукой музыканта, иногда нарисованные по-детски наивно, без всяких „рецептов“ и манерности, а иногда возникшие как будто сами по себе, своей грациозностью и легкостью, удивительными цветовыми гаммами и композицией казались нам какими-то незнакомыми драгоценностями…»