Очерки истории цивилизации
Шрифт:
Вряд ли будет преувеличением утверждать, что простой человек старается думать о политических делах как можно меньше и перестает думать о них, как только это становится возможным. И только очень любознательные и неординарные умы, которые по примеру или благодаря образованию обрели научную привычку пытаться узнать почему, или умы, потрясенные какой-либо общественной катастрофой и поднявшиеся до широкого понимания опасности, будут критически воспринимать правительства и органы власти, даже если они не вызывают у них непосредственного раздражения. Обычное человеческое существо, не возвысившись до такого понимания, с готовностью будет принимать участие в любых происходящих в этом мире коллективных действиях и с такой же готовностью будет воспринимать любую формулировку или символику, соответствующую его смутному стремлению к чему-то большему, чем его личные дела.
Если иметь в виду эти очевидные ограничения нашей природы, станет понятно, почему, по мере того, как идея христианства как мирового братства людей дискредитировала себя
Такие люди, как кардиналы Ришелье и Мазарини, считали, что они служат целям более высоким, чем цели их собственные или даже цели их монархов; они служили квазибожественной Европе, существовавшей в их воображении. Этот способ мышления передавался, сверху вниз, их подчиненным и общей массе населения. В XIII и XIV вв. основная часть населения Европы была настроена религиозно и только в незначительной степени — патриотически; к началу века XIX она стала всецело патриотической. В переполненном железнодорожном вагоне где-нибудь во Франции, Англии или Германии презрительные насмешки над Богом вызвали бы гораздо меньше враждебности, чем язвительные колкости по поводу этих странных образований — Англии, Франции или Германии.
К этому тяготели человеческие умы и тяготели по той причине, что им казалось, будто во всем мире не было предметов более достойных. Национальные государства были живыми и реально существующими божествами Европы.
XVII век в Европе был веком Людовика XIV; центральным мотивом этого века было доминирующее влияние Франции и Версальского стиля. Аналогично, XVIII столетие было столетием «возвышения Пруссии как великой державы», а главной действующей фигурой был Фридрих II, Фридрих Великий. С историей его деятельности тесно переплелась история Польши.
Состояние дел в Польше отличалось своеобразием. В отличие от своих трех соседей — Пруссии, России и Австрийской монархии Габсбургов, Польша не создала великой монархии. Наилучшим образом ее систему правления можно охарактеризовать, как республику с королем в качестве избираемого пожизненно президента. Каждого короля избирали отдельно. Фактически, Польша была более республиканской, чем Британия, но ее республиканская система была более аристократической по форме. Торговля и производство Польши были развиты слабо; она была страной аграрной, в которой все еще преобладали пастбища, леса и необрабатываемые земли. Это была страна бедная, и ее землевладельцы были бедными аристократами. Массу ее населения составляли обездоленные и крайне невежественные крестьяне, в ней проживало также большое количество очень бедных евреев. Страна оставалась католической. Она представляла собой своего рода нищую католическую континентальную Британию, вместо моря полностью окруженную врагами. У нее не было четких географических границ — ни морских, ни горных. Ее беды усиливались тем, что некоторые из ее избранных королей были способными и агрессивными правителями. На востоке ее шаткие владения охватывали регионы, почти полностью заселенные русскими и украинцами; на западе ее владения простирались на регионы, где проживали ее немецкие подданные.
Ввиду отсутствия интенсивной торговли, в Польше не было крупных городов, сравнимых с западноевропейскими, не было также бурлящих жизнью университетов, которые объединяли бы интеллект нации. Класс дворянства — шляхта — жил в своих поместьях, не утруждая себя интеллектуальной жизнью. Дворяне были патриотически настроенными, обладали аристократическим чувством свободы, — настолько же значительным, насколько и систематическое угнетение ими крепостных, — но их патриотизм и чувство свободы были не в состоянии эффективно взаимодействовать. Пока войны велись с помощью рекрутов и реквизированных лошадей, — Польша была сравнительно сильным государством. Но она была совершенно неспособна поспевать за развитием военного искусства, которое сделало регулярные войска, состоящие из профессиональных солдат, необходимым инструментом ведения войны. Однако, какой бы разобщенной и ослабленной она ни была, Польша может гордиться некоторыми выдающимися победами. Последнее турецкое наступление на Вену (1683) было сокрушено конницей короля Яна Собеского, Яна III (1674–1696). (Этот же самый Собеский, до того, как его избрали королем, был на службе у Людовика XIV и также воевал на стороне шведов против своей собственной страны.)
Совершенно понятно, что эта слабая аристократическая республика, с ее регулярными выборами короля, буквально подталкивала к агрессии троих своих соседей. «Иностранные деньги» и всякого рода вмешательства были в этой стране обычным делом на каждых выборах. И, подобно древним грекам, каждый недовольный польский патриот перебегал на сторону врага, дабы излить свое негодование и отомстить неблагодарной стране.
Даже после выборов у польского короля было мало
Пусть об этом расскажут четыре карты Польши. После первого надругательства 1772 года в Польше произошел большой переворот в умах и сердцах людей. И вправду, Польша родилась как нация накануне своего исчезновения.
Имело место лихорадочное, но значительное развитие образования, литературы и искусства; появились историки и поэты, а возмутительная конституция, сделавшая Польшу бессильной, была аннулирована. Право вето было упразднено, королевская власть была сделана наследственной, чтобы уберечь Польшу от иностранных интриг, сопутствовавших каждым выборам, и был утвержден парламент по образу британского. Однако в Польше существовали сторонники старого порядка, которые были недовольны этими новыми изменениями, и, конечно же, их обструкционистская деятельность была поддержана Пруссией и Россией, которые не желали польского возрождения. Последовал второй раздел, и после ожесточен ной патриотической борьбы, которая началась в аннексированном Пруссией регионе и которая обрела своего лидера в лице Костюшко (1746–1817), Польша была окончательно стерта с карты Европы. Вот так на некоторое время исчезла эта «парламентская угроза» великим монархи ям в Восточной Европе. Но чем больше угнетали поляков, тем сильнее и отчетливее становился их патриотизм. Сто двадцать лет Польша боролась, опутанная политической и военной сетью великих держав. Она воз никла вновь в 1918 году, в конце мировой войны.
Мы уже говорили о господствующем влиянии Франции в Европе, о быстром упадке когда-то сильного Испанского государства и его отделении от Австрии, а также о подъеме Пруссии. Что касается Португалии, Испании, Франции, Британии и Голландии, их борьба за господствующее влияние в Европе затягивалась и усложнялась борьбой за заморские владения.
Открытие огромного континента Америки, неплотно заселенного, неосвоенного и великолепно приспособленного для поселения и труда европейцев, одновременное открытие громадных пространств необработанной земли к югу от знойных экваториальных регионов Африки, европейцам прежде почти неизвестных, а также постепенное освоение обширных островных регионов в Восточных морях, еще не тронутых Западной цивилизацией, предоставило человечеству возможности, прежде не виданные за всю его историю. Это выглядело так, как будто народы Европы неожиданно получили огромное наследство. Их мир неожиданно увеличился в четыре раза. Его хватало на всех и с избытком; надо было только взять эти земли и жить на них счастливо, забыв, как о кошмарном сне, о своей прошлой бедности в переполненной Европе.
Европейские государства начали с того, что стали неистово «закреплять права» на новые территории. Они затеяли изнурительные конфликты. Испания, успевшая раньше других закрепить за собой наибольшее количество земель, на некоторое время стала «хозяйкой» двух третей Америки и не придумала ничего лучшего, чем почти до смерти истощить себя в этих новых владениях. Мы уже рассказывали о том, как папство, в своем последнем притязании на мировое господство, разделило Американский континент между Испанией и Португалией, вместо того, чтобы осуществлять миссию христианства по созданию великой общей цивилизации на новых землях. Это, конечно же, спровоцировало враждебность наций, оставшихся за рамками этой сделки. Английские моряки не проявили никакого уважения к обеим обладательницам прав на Американский континент и были настроены особенно агрессивно против Испании; шведы истолковали свое протестантство подобным же образом. Голландцы, едва избавившись от своих испанских господ, тоже поплыли на Запад, в пику Римскому Папе, чтобы поживиться дарами Нового Света. «Его Высочайшее Католическое Величество» Франции проявил не больше сомнений, чем любой протестант. И вскоре все эти государства только и делали, что предъявляли и закрепляли свои права на земли в Северной Америке и островах Вест-Индии.