Очерки истории цивилизации
Шрифт:
Со времени открытия ремесел, искусств, войны, торговли и религиозного стремления и распространения среди дикарей Старого и Нового Света этих бесценных даров они постоянно ширились по всему миру, они никогда уже не будут утеряны. Поэтому можно с готовностью прийти к выводу, что каждая эпоха мировой истории увеличивала и продолжает увеличивать реальное богатство, счастье, знания и, возможно, добродетели рода человеческого».
Одним из наиболее интересных аспектов европейской истории XVII и XVIII вв., в эпоху абсолютистских и парламентских монархий, является относительное спокойствие крестьян и рабочих. Казалось, что бунтарский огонь XIV, XV и XVI столетий окончательно угас.
Острые
В более ранний период у простых людей была объединяющая идея — идея христианского коммунизма. Они обрели образованных руководителей в лице священников-диссидентов и докторов вроде Уиклифа. А когда движение за возрождение христианства выдохлось, когда лютеранство стало руководствоваться не учением Христа, а указаниями протестантских правителей, этот контакт и воздействие нетрадиционно мыслящих умов образованного класса на неграмотные массы были прерваны. Каким бы многочисленным не был угнетенный класс, какими невыносимыми не были его лишения, он никогда не будет способен к действенному протесту, пока не достигнет солидарности через выработку простой и общей для всех идеи.
Реформация — имеется в виду Реформация протестантских правителей, которая достигла успеха за счет снижения образовательных возможностей, — в основном уничтожила класс малоимущих ученых и священников, чья способность воздействовать на толпу убеждением сделала возможной саму Реформацию.
Правители протестантских стран, захватив контроль над национальными церквями, быстро поняли необходимость установления контроля и над университетами. Их представление об образовании заключалось в привлечении способных молодых людей на службу вышестоящим лицам. За пределами подобных представлений они были склонны рассматривать образование как вещь вредную. Поэтому единственным способом для молодого человека получить образование было покровительство. Конечно, чисто внешне стремление учиться поощрялось во всех великих монархиях, учреждались академии и королевские общества, однако польза от них была лишь для узкого круга раболепствующих ученых.
Церковь тоже научилась не доверять образованным малоимущим людям. В великой аристократической «коронованной республике» Британии наблюдалось такое же сокращение образовательных возможностей. Оба старинных английских университета в XVIII столетии были университетами для богатых.
У Маколея [85] есть место, где описывается великолепие и помпезность Оксфорда в конце XVII в., «когда канцлер его Величества, почтенный герцог Ормондский, восседал в разукрашенной мантии на своем троне под разрисованным потолком Шелдонского театра в окружении сотен выпускников, одетых в соответствии со своим рангом, а в это время ему представляли молодых людей из самых знатных семейств как кандидатов на академические награды».
85
Т. Маколей (1800–1859) — английский политик, поэт и историк, более всего известный пятитомной «Историей Англии».
Этот университет был властью, но не в том смысле, в котором был властью Парижский университет,
Более того, произошли значительные изменения в пропорциональном соотношении классов. Одной из наиболее трудных для историка задач является определение той части совокупной собственности общества, которой владеет определенный класс этого общества. Подобные соотношения подвержены очень быстрым колебаниям. Крестьянские войны в Европе являются проявлением фазы относительно высокой концентрации собственности; когда широкие массы людей ощутили, что их лишили собственности с явным для всех ущербом, они и прибегли к массовым действиям. Это было время подъема и процветания Фуггеров и им подобных, время международных финансистов. Затем, благодаря широкому импорту серебра, золота и товаров в Европу из Америки, произошел явный возврат к более равномерному распределению богатства. Малоимущие были такими же нищими, как и всегда, но их уже было относительно не так много и они подразделялись на множество типов без каких-либо объединяющих идей.
В Великобритании сельскохозяйственная жизнь, дезорганизованная конфискациями времен Реформации, обрела стабильные формы и снова возвратилась к системе арендного земледелия под контролем крупных землевладельцев. Однако бок о бок с крупными имениями все еще было много общественной земли для выпаса скота, принадлежавшего более бедным жителям села, много земли обрабатывалось также полосами вдоль границ общественных земель. В 1700 году средний и даже малоимущий земледелец жил довольно сносной жизнью.
Уровень жизни, то есть понятие о том, что такое сносная жизнь, в начале периода великих монархий возрастал; через время процесс концентрации богатства в верхних слоях общества, казалось, возобновился, и крупные землевладельцы начали аккумулировать земельные участки и вытеснять менее имущих свободных землевладельцев. Доля малоимущих людей и людей, считавших свою жизнь нищенской, снова возросла. Крупные владельцы были полновластными хозяевами Великобритании. Они считали себя вправе вводить законы — акты об огораживании общинных земель, которые привели к фактической конфискации неогороженных и общественных земель в пользу более крупных землевладельцев. Землевладельцы же мелкие опустились до уровня наемных рабочих на земле, которую они ранее имели право возделывать и использовать под пастбище.
Крестьянство во Франции и по всему континенту не было, в целом, подвергнуто столь значительной экспроприации; его врагом был не землевладелец, а сборщик податей; его загоняли в землю, но с земли не изгоняли.
По мере того как XVIII столетие набирало ход, вопрос: «Что делать с неимущими?», как явствует из тогдашней литературы, стал снова занимать человеческие умы. Мы знаем, что такие деятельные английские литераторы, как Дефо и Филдинг, углубленно занимались этой проблемой. Но пока что не было того возрождения коммунистических и уравнительских идей раннего христианства, какое было во времена Уиклифа и Яна Гуса. Ослабив единую Церковь, протестантизм на время еще более ослабил идею всеобщей солидарности. Даже единая Церковь средних веков так и не смогла осуществить эту идею; скорее, она имела дело с символом этой идеи.