Очерки истории средневекового Новгорода
Шрифт:
Полная противоположность ему – Федор Ярославич. Его смерть, нелепо приключившаяся накануне брачного пира, отмечена сооружением в том же году надвратной церкви в новгородском Детинце во имя его небесного патрона – св. Феодора [667] ; память о ней сохраняется в наименовании Федоровской башни. Канонизация Александра Невского, сначала местная, а с 1547 г. всероссийская [668] , привлекает внимание церкви и к его ближайшим родственникам. Уже во времена составления Степенной книги возникает ревнивая версия о погребении Федора Ярославича и его матери Феодосии-Евфросинии «во граде Владимире в пресловутой обители святого Георгия», а находясь во Владимире во время Казанского похода, Иван IV отдает распоряжение совершать панихиды по князьям и княгиням, погребенным во владимирских храмах, в том числе и по Евфросинии с Федором [669] . С открытием мощей в Юрьевом монастыре в 1616 г. и возникновением их местного, а затем и всероссийского почитания начинается длительный спор о том, где же находится истинное место их погребения, завершившийся в 1900 г. официальным признанием местонахождения реликвий в Новгороде [670] .
667
НПЛ.
668
ПСРЛ. Л., 1929. Т. 4. Вып. 3. С. 620.
669
ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 21. Ч. 1. С. 27; см также: Доброхотов В. Памятники древности во Владимире Кляземском. М., 1849. С. 61–62; Виноградов А. История Владимирского кафедрального Успенского собора. Владимир, 1905. С. 62–63.
670
Сперанский М. А. Древние гробницы Георгиевской церкви // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Владимир, 1902. Т. 4; Николай Михайлович вел. кн. Русский провинциальный некрополь. М., 1914. Т. I. С. 995–996, 999; КаргерМ. К. Указ. соч. С. 216.
Нельзя исключить того, что митрополит Исидор, провозгласивший принадлежность найденных в Юрьевом монастыре останков брату Александра Невского, руководствовался прежде всего антишведскими настроениями, поскольку само имя великого русского полководца звучало как вызов, как напоминание о былом поражении шведов. Однако скандальность ошибки 1616 г. очевидна. Она состоит не в том, что за мощи князя Федора были приняты останки другого человека, а в том, что под этим именем на протяжении последующих веков почитались и почитаются останки одной из самых одиозных личностей средневековой русской истории – человека, отлученного от церкви и проклинаемого многими поколениями.
Борьба Москвы и Новгорода во второй половине XV века
Хранящийся в Рукописном отделе Библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина рукописный сборник 0-IV-№ 14 является одним из важнейших источников для исследования московско-новгородских отношений накануне присоединения Новгорода к Москве. Будучи написан полууставом второй половины XV в. на бумаге с водяным знаком 1476 г., он представляет реалию заключительного этапа новгородской независимости, но еще большую ценность ему придает то обстоятельство, что собранные в нем документы (за исключением Коростынского договора) дошли до нас только в этом сборнике, не сохранив ни оригиналов, ни других копий. Между тем в их число входят материалы, составляющие важнейшую основу нашего знания новгородской истории XIV–XV вв.
Материалы, скопированные в сборнике, имеют следующий состав: л. 1–4—Яжелбицкий договор 1456 г. (новгородская грамота) [671] ; л. 6– 10 об. – тот же договор (московская грамота) [672] ; л. 11 – так называемый «первый» список Двинских земель [673] ; л. 11 об. – 12 – грамота великого князя Ивана Даниловича печерским сокольникам [674] ; л. 12 об. – грамота великого князя Ивана и Новгорода двинскому посаднику в Колмогорах [675] ; л. 13 – грамота великого князя
671
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Академии наук. Т. 1. 1294–1598 гг. СПб., 1836 (далее ААЭ, I). С. 42–43, № 57; ГВНП. С. 39–41, № 22.
672
ААЭ, I. С. 43–45, № 58; ГВНП. С. 41–43, № 23.
673
ААЭ, I. С. 73, № 94—I; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. Т. 3. М., 1964 (далее АСЭИ, 3). С. 30, № 14.
674
ААЭ, I. С. 2, № 3; ГВНП. С. 142, № 84; АСЭИ, 3. С. 15–16, № 2.
675
ААЭ, I. С. 1, № 2; ГВНП. С. 142–143, № 85; АСЭИ, 3. С. 16, № 3.
Андрея Александровича на Двину [676] ; л. 13 об. – грамота великого князя Дмитрия Ивановича Андрею Фрязину о пожаловании его Печерою в кормление [677] ; л. 14–16 – уставная грамота великого князя Василия Дмитриевича Двинской земле 1397 г. [678] ; л. 17–18 – договорная грамота великого князя Дмитрия Ивановича с Новгородом [679] ; л. 18 об. – 21 – грамота князя Ивана Андреевича Можайского князю Ивану Васильевичу Серпуховскому, составленная в Литве [680] ; л. 24–27 об. – договорная грамота Казимира IV с Новгородом начала 70-х годов XV в. [681] ; л. 28–28 об. – грамота Новгорода о предоставлении черного бора великому князю Василию Васильевичу [682] ; л. 29 об. – 32 об. – так называемый «второй» список Двинских земель [683] ; л. 33 об. – отводной список Новоторжских земель 1476 г. [684] ; л. 34–35 – так называемый «третий» список Двинских земель 1471 г. [685] ; л. 36–36 об. – грамота Новгорода об окончательной расплате по Яжелбицкому договору [686] ; л. 37–37 об. – откупная грамота на суд в Обонежье [687] ; л. 40–45 – Коростынский договор 1471 г. (новгородская грамота) [688] ; л. 45 об. – 49 – тот же договор (московская грамота) [689] ; л. 49 об. – 50 – грамота Новгорода о сроках выплаты контрибуции по Коростынскому договору [690] ; л. 51–54 об. – Новгородская судная грамота [691] ; л. 55 – грамота Новгорода Двинской земле о крестоцеловании великому князю. [692]
676
ААЭ, I. С. 1, № 1; ГВНП. С. 141–142, № 83; АСЭИ, 3. С. 15, № 1.
677
ААЭ, I. С. 3, № 6; ГВНП. С. 143–144, № 87; АСЭИ, 3. С. 16, № 4.
678
ААЭ, I.
679
ААЭ, I. С. 4, № 8; ГВНП. С. 31, № 16.
680
ААЭ, I. С. 50–51, № 70; ДДГ. С. 199–201, № 62.
681
ААЭ, I. С. 62–64, № 87; ГВНП. С. 130–132, № 77.
682
ААЭ, I. С. 24, № 32; ГВНП. С. 38–39, № 21.
683
ААЭ, I. С. 73, № 94-II; АСЭИ, 3. С. 32–33, № 16.
684
ААЭ, I. С. 78, № 101; АСЭИ, 3. С. 36, № 20.
685
ААЭ, I. С. 74–75, № 94-III; АСЭИ, 3. С. 31, № 15.
686
ААЭ, I. С. 45, № 59; ГВНП. С. 43–44, № 24.
687
ААЭ, I. С. 18–19, № 27; ГВНП. С. 149, № 93.
688
ААЭ, I. С. 66–69, № 91; ГВНП. С. 45–48, № 26.
689
ААЭ, I. С. 66–69, № 91; ГВНП. С. 48–51, № 27.
690
ААЭ, I. С. 65–66, № 90; ГВНП. С. 44, № 25.
691
ААЭ, I. С. 69–72, № 92; Памятники русского права. Вып. 2: Памятники права феодально-раздробленной Руси XII–XV вв. / Сост. А. А. Зимин. М., 1953. С. 212–218.
692
ААЭ, I. С. 72–73, № 93; ГВНП. С. 154, № 98; АСЭИ, 3. С. 33–34, № 17.
Следует согласиться с характеристикой этого сборника, предложенной Л. В. Черепниным: «В нем мы видим попытку не просто собрать, по возможности, все документы по определенному территориальному признаку (Новгород с колониями), а отобрать из них только то, что отвечало задуманному плану: оправдать документальными ссылками наступательное движение Москвы на Новгород» [693] . Однако определение конкретного момента составления сборника и предпринятая Л. В. Черепниным попытка выделить в нем два хронологических пласта, относящихся соответственно к двум походам Ивана III на Новгород – в 1471 и 1475 гг., представляется спорной, и одна из целей настоящего очерка состоит в уточнении хронологической характеристики этого несомненно целенаправленного собрания документов.
693
Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Ч. 1. М.; Л., 1948. С. 335.
Поскольку главное намерение предлагаемой работы заключается в изучении двинской политики Ивана III, первоочередной задачей оказывается датирование трех списков Двинских земель. В «Актах Археографической экспедиции» они все вместе помещены под одним номером и отнесены к 1471 г., хотя дата указана только в одном из них – «третьем». Л. В. Черепнин считал, что самым ранним является «первый» список, составленный якобы не позднее 1471 г.; за ним следует датированный «третий» список 1471 г.; наконец, «второй» список отнесен исследователем к 1475–1476 гг. В соответствии с этим определением находится и хронологическая характеристика всего сборника: Л. В. Черепнин полагал, что первая часть сборника, заканчивая «вторым» двинским списком, была подобрана к походу 1471 г., а весь следующий далее раздел связан с походом 1475–1476 гг. [694] И. А. Голубцов, приняв черепнинскую относительно-хронологическую группировку списков, посчитал более правильным дать расширенные даты: для «первого» списка – «ок. 1462—70 гг.», для «второго» – «ок. 1471—76 гг.» [695] .
694
Там же. С. 341–342.
695
АСЭИ, 3. С. 30–31, 33. В этом издании надо отметить досадную опечатку в начале текста «третьего» списка: напечатано «Лета 71 марта 25» вместо «Лета 79 марта 25».
Таковы существующие в литературе источниковедческие характеристики интересующих нас документов, нуждающиеся в проверке и уточнении.
Одним из московских условий Яжелбицкого соглашения, заключенного в конце февраля 1456 г., была передача Москве ростовских и белозерских земель, купленных или захваченных новгородцами. В тексте договорной грамоты это условие повторено дважды: «А что земли ростовские и белозерские, что покупили наши новогородци, а тых земль князем великим съступилися и грамоты подавали; …что наши братиа новогородци покупили земли ростовские и белозерские или даром поимали, и нам тых земль, обыскав, отступитися вам, великим князем, по крестному целованию; а хто которои земли запритца, тому суд и исправа, по крьстному целованию» [696]
696
ГВНП. С. 43, № 23
Возникает естественный вопрос о происхождении того правопорядка, на основании которого владельческие права ростовских и белозерских князей оказались в руках великих князей московских. Для уточнения этого вопроса отмечу, что до 1456 г. на указанных землях не было московских волостелей: в противном случае эти земли были бы названы вотчиной великих князей. Следовательно, внедрение на них новгородцев происходило тогда, когда земли находились под суверенитетом Ростова и Белоозера; московские же права на них возникли уже после новгородского внедрения.
Относительно белозерских земель поставленный вопрос решается достаточно просто, поскольку Белоозеро было присоединено к Москве между 1380 и 1384 гг. с ликвидацией собственно белозерского стола [697] , что должно было превратить московских великих князей в юридически бесспорных наследников и тех белозерских вотчин, которые оказались экспроприированными Новгородом. Вопрос о «ростовщинах» представляется более сложным.
К 1456 г. Москве принадлежала только Сретенская половина Ростова, купленная у потомков князя Федора Васильевича, т. е. у князей старшей ростовской линии, тогда как Борисоглебская половина вплоть до 1474 г. сохраняла самостоятельный стол, которым владели потомки Константина Васильевича, т. е. князья младшей ростовской линии. Независимость последних от Москвы четко декларирована в духовной Василия Темного: «А княгине своеи даю Ростов и со всем, что к нему потягло, и с селы своими, до ее живота.
697
Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х—XIV вв.: Автореф. дис. … док. ист. наук. М., 1979. С. 52.