Очерки Крыма
Шрифт:
Во всяком случае, многочисленные остатки церквей кругом крепости Судака в связи с отзывами старых авторов о количестве церквей в древнем Суроже, доказывают, кажется, несомненно, что в древности, именно в греческую эпоху свою, этот торговый город занимал значительное пространство внизу крепостной горы, а не ограничи¬вался одним горным укреплением, что было бы несообразно ни с его населенностью, ни с его торговлею.
Архимандрит Антонин нашел и издал в 1863 г. очень интересную приписку к одному греческому синаксарю (жития святых), писанному почерком XII в. В этой приписке, под известными днями и годами, точно так, как наши старосветские помещики отмечали на пустых страницах календарей интересующие их события обыденной жизни — кратко отмечены события, касавшиеся истории Судака и особенно его монастырей до 1419 г. Судя по этой приписке, основание Судака нужно отнести к 212 г. нашей эры. Слово «Судаг» на языке большей части восточных народов означает вода-гора, то есть горное место, обильное водою; но в разные времена он носил разные названия. С VIII по XIII вв. греки его называли Сугдая или Сугдея; русские называли его Сурожем, как видно из памятников поэзии и истории; при Броневском, в XVI-м в.; греки называли его Сидагиоз, генуэзцы — Судак. Рубруквис и генуэзцы XV-ro в. называли его Солдайя. Кроме того, его называли Солдадия, Сурдак, Судок, Сордая, Суадик, Солтак, Седак. Такое разнообразие кличек не удивительно при крайней разнородности племен, населявших Крым, и при неточности большинства древних авторов, которых описания часто служат к запутанию и искажению фактов, а не к разъяснению их. Восточные писатели положительно утверждают, что жители Судака были смесью разных народов и разных вероисповеданий, хотя основание его приписывают грекам. С начала восьмого столетия уже упоминается осо¬бый епископ сугдайский. Св. Стефан Сурожский вносит свою проповедь и потом епископствует в Судаке в том же VIII столетии. Есть очень интересное сказание, связанное с именем этого святого. Оно сохранено в памятниках письменности и является почти историческим фактом. Известный наш историк, г. Погодин, нашел в рукописном житии св. Стефана Сурожского, а также в житии пр. Дмитрия Прилуцкого, составленном игуменом Макарием в начале XVI в., весьма интересные под¬робности о походе на Сурож наших предков, руссов, за целую сотню лет до призвания Рюрика, и более чем за два века до херсонесского похода св. Владимира. Св. Стефан был родом из Каппадоккии и при патриархе св. Германе (в 716 или 717 г.) пришел в Константинополь для своего образования. Его успехи в науках и благочестие обратили на него внимание патриарха, который приблизил его к себе и полюбил. Однако св. Стефан скоро удалился в монастырь, чтобы подвизаться в уединении. Через 30 лет после того в Суроже скончался епископ, и жители обратились к Константинопольскому патриарху с просьбой поставить им нового
Существованием древних русских поселений на берегах Азовского моря объясняются тесные торговые связи, существовавшие издревле у русских с азовскими венецианцами. Уже во время Рюрика, при нижнем Днепре обитали угличи, то есть жители Угла, образуемого Лнелром и Азовским морем, племя вероятно славянское; некоторое время вся страна между Азовским морем и Днепром называлась Унгулом. Русские купцы уже с XII столетия ездили барками по Днепру за крымскою солью. Св. Владимир идет походом на Корсунь уже по старым следам и для восстановления старых прав. Дев Диакон говорит, что он покорил, кроме Корсуня, еще 10 городов и 50 деревень. Без сомнения, и Сурож был в числе покоренных городов. Полуостров Тамань, составлявший всегда часть Таврии, Владимир отдает своему сыну Мстиславу, уже как вотчину. После того до XII века владеют Таманью Олег Святославич и Ольговичи. В развалинах древней крепости Тамани, нашей Тмутаракани и древней греческой Метархи, найден был камень с любопытною и убедительною надписью: "В 6756 г. индикта (то есть 1068 г.) князь Олег мерил море по льду от Тмутаракани до Керчева 8045 саженей". Но после XII столетия следы русского владения исчезают из азовского побережья, и в Тамани являются уже половцы. Является по соседству еще одно очень загадочное племя, которое летопись называет бродниками, которые бывали в споре с русскими и, по-видимому, были христиане. Перед битвою при Калке русские встречают бродников у Азовского моря. Там же они находятся и через 30 лет при Рубруквисе, который видел среди них много русских. После калкского погрома вождь бродников, Плоскиня, целует крест князю Мстиславу киевскому даровать русским свободу за выкуп и обманывает их. Весьма вероятно, что древние русские жители азовского побережья, при напоре кочевников, образовали это смешанное, бродячее племя, ставшее, по мнению некоторых ученых, родоначальником черкасов и после донских казаков. Удалые запорожцы — ближайшие наследники прав старины — не забывали знакомых путей в Тмутаракань и Керчево. По свидетельству французского инженера Боплана, который составил в XVII столетии описание Украины, казаки очень часто возвращались из Черного моря в Запорожье не Днепром, а через Керченский пролив, Донской лиман и Миус, впадающий в этот лиман. Из Миуса они тащили волоком свои ладьи не более мили до речки Taczacoda (очевидно "тащивода"), впадающей в Самару, а по Самаре въезжали в Днепр. Казаки избирали этот далекий путь только тогда, когда силы их были невелики, челнов 20 или 25, или когда турки совершенно преграждали устье днепровское. И до сих пор есть речка, впадающая в Са¬мару и истоком своим очень близкая к верхнему течению Кринки (или Крымки), впадающей в Миус; но она называется уже не Тащивода, а Волчья вода. Нет сомнения, что название это происходит не от «волк», а от «волок»; Тащиводу обернули в однозначащую Волочиводу, или Волчью-воду.
Возвращаемся к судьбе Сурожа. После разгрома Херсонеса Вла¬димиром, Сурож в одно столетие задавил его торговлю и стал глав¬ным портом крымского побережья, окном из Европы и Малой Азии в степи половцев, в Татарию, в Россию. Товары, шедшие с севера, востока и юга, между прочим, из самой Индии, проходили через Сурож. Венецианские купцы Матео и Николо Паоло высаживались в Суроже. Посол Людовика Святого, Рубруквис, в 1253 г. ехал к хану Мангу через Сурож. Море Азовское, а, по мнению некоторых ученых, само Черное море называлось у нас в старину морем Сурожским. Купцы, торговавшие шелковыми и другими привозными византийскими тканями, назывались в Москве сурожскими, и их товар, их гостиный ряд сохранил и досель с небольшим извращением это имя (Суровской ряд). Карамзин в 3-ем томе своей истории говорит, что "Россияне, покупая соль в Тавриде, привозили в Сурож, или Судак, богатый и цветущий, горностаевы и др. меха драгоценные, чтобы обменивать их у купцов восточных на бумажные, шелковые ткани и пряные коренья.
Нет сомнения, что Судак, подобно другим греческим городам крымского побережья, в видах спокойствия и самосохранения, постоянно платил дань тем кочевникам, которым по очереди доставалась во владение Таврия; сначала, может быть, готам, потом (с XI в.) половцам и, наконец, в XIII ст. татарам.
В приписке халкисского синаксаря отмечено под 1223 г., первое пришествие татар. Потом в 1239 г. новое нашествие. Через 10 лет, под 1249 г., записано: "В тот же день очищено от татар все". В 1299 г., однако, татары опять присылают зачем-то войско в Сурож, плативший им дань. В год первого нашествия татар Судак принадлежал еще к империи "великих Комнинов", вместе с Южным берегом. В 1249 г. он уже находился под властью трапезундских императоров. Наконец в 1322 г. татары совершенно покоряют Сурож. Это горестное событие в синаксаре отмечено так: "пришел Толактемир и апокрисиарий Узбеков, имя ему Карабулат, и взял Сугдею без войны; сняли колокола все и сломали иконы и кресты, и затворили ворота, и была скорбь, какова не была никогда". Потом, под 1323 г.: "Закрыли безбожные агаряне божественную и священную икону Спаса нашего Иисуса Христа в царских вратах богоспасаемого города Сугдеи"; и, наконец, под 1327 г.: "разорил крепость, св. Софию Сугдаи, и св. Стефана, и св. Варвару некто именем Агач-пасли, сквернавец древоголовый". Вероятно, после этого погрома жители Судака раз¬бежались, и город опустел, потому что около этого времени папа Иоанн XXII просил Узбека о позволении возвратиться христианам в Судак и об обращении церкви судакской из-под мечети опять в христианский храм. Вообще последнее татарское нашествие потрясло окончательно могущество Судака. С тех пор этот многолюдный, богатый и вольный город, имевший более 100 церквей, привлекший в свои стены своею веротерпимостью промышленных людей всевозможных племен и толков, почти стирается со страниц истории как самостоятельный центр жизни. Судьба его, со второй половины XIV столетия, делается нераздельною с судьбою генуэзских колоний Крыма, с судьбою Кафы, которая унаследовала славу и богатство Судака. Кафяне овладели Судаком в 1363 или 1365 г. Старожилы Судака рассказывали в XVI столетии Броневскому, что кафяне воспользовались междоусобиями каких-то сварливых греческих князьков, управлявших тогда Судаком, и присоединили к себе в 1365 город и 18 селений, ему принадлежавших. Это сказание не только не противоречит, а почти подтверждает существующую в Крыму легенду о царице Феодоре, у которой генуэзцы будто бы отняли Судак, Алустон, Кастель и прочие береговые владения. Ссоре Феодоры с братом легенда приписывает победу генуэзцев. В 1380 г. 28 ноября генуэзский консул Джаноне дель-Боско заключил договор "при трех колодцах" с ханом Тохтамышем, по которому генуэзцы получают в свое владение весь берег Таврии от Балаклавы до Судака, включая и принадлежащие к нему 18 селений. Очевидно, это было только печальное освящение уже прежде совершившегося захвата со стороны но¬минального обладателя Судака, то есть со стороны татар, получавших с него дань. Вместе с торговою жизнью угасла, по-видимому, в Судаке и та широко развитая религиозная жизнь, о которой осталось столько свидетельств. Многочисленные святыни Судака опустели или разрушились. Судак перестал быть с 1386 г. метрополиею епархии. Генуэзцы придавили греческую церковь в пользу своей латинской. В XIV столетии упоминаются в Судаке только латинские епископы, а судакские греки причислены уже к соседней готской епархии, между тем как до того времени греки самой Кафы, Ялты и других мест подчинялись митрополиту Сугдаи. Вероятно, главною причиною этого было обезлюденье Судака. Все заставляет думать, что после погромов татарских и генуэзского пленения даже древние укрепления Судака были большею частью разрушены. Из сохранившихся на башнях Судака надписей на каменных плитах оказывается, что в 1385 г. генуэзцы стали строить вокруг Судака укрепления, которые были окончены только в 1414 г., следовательно, постройка их продолжалась около 30 лет. Таким образом, мы вправе считать большинство уцелевших теперь башен и стен Судака за памятники генуэзского, а не греческого владычества.
С половины XIV столетия начинается вторая, генуэзская эпоха жизни Судака. Задавленный разраставшимся могуществом Кафы, своей ближайшей соседки и своей обладательницы, Судак делается одним из укрепленных пунктов генуэзской колонии и попутною стоянкою генуэзских кораблей; но уже торговое значение его более не существует.
Можно сделать краткий очерк устройства и внутренней жизни Судака в этот период времени, руководствуясь чрезвычайно интересным уставом генуэзских колоний, сохранившимся в рукописи в архивах банка св. Георгия, в Генуе. Князь М.С.Воронцов, посетив Геную, видел эту латинскую рукопись, и поручил сделать с нее точный список, который теперь хранится в библиотеке князя в Алупке и недавно только издан в свет.
Говоря о Судаке необходимо сказать и о Кафе, без которой он уже не имеет больше смысла. Откуда явилась эта Кафа, о которой никто ничего не знал в то время, когда Судак был знаменитым вольным городом? По всей вероятности, первое поселение генуэзцев в Кафе совпадает с 4-ым крестовым походом и с основанием Латинской империи. Крестовые походы развили вкус к смелым рыцарским предприятиям, которые часто кончались созданием новых государств. Какой-то рыцарь-авантюрист, обозначенный в исторических памятниках только одною буквою R, с дружиною подвижников, вероятно, отделившийся от обшей рати крестоносцев, овладел в начале XIII столетия местностью, на которой стояла древняя греческая Феодосия. По крайней мере, в числе "памятников отечественной истории генуэзской республики" находится привилегия, дарованная в 1234 г. владетелем Кафы генуэзцем R, по которой всякий гражданин республики получал право вести торговлю без налогов и пошлин во всей земле, принадлежащей R и его сподвижникам. Следы этого частного владения Кафою сохранялись долго. В древнейшем уставе для генуэзских колоний 1290 г. есть статья, "чтобы никто посторонний не мог взымать таможенных пошлин во вред сыновьям Бонифация Дель-Орто". То же подтверждается и в уставе 1316 г.
Колония Кафа, созданная частною предприимчивостью, расширившаяся из маленькой фактории в целое морское государство, подобно остиндским колониям Англии, перешла впоследствии, в конце XIII или начале XIV века, из рук частных владельцев во власть своей старой метрополии, генуэзской республики. При переходе она уже имела полное республиканское устройство, и устав 1316 г., изданный в Генуе для черноморских колоний, упоминает о местном кафинском консуле наряду с консулом, присылаемым из Генуи. Смелые и деятельные моряки, давшие миру Христофора Колумба, сумели воспользоваться прекрасными заливами и плодоносными землями, на которых они поселились. Свойственный свободным общинам дух ассоциации и верное чутье коммерческих выгод, заставило генуэзцев войти сначала в дружественные сношения со всеми торговыми городами черноморского и азовского побережья. Везде они выхлопотали себе права, места для факторий, земли. Феодосийскую факторию окопали широким рвом, обнесли валом, понавезли на своих кораблях строительных материалов для стен и зданий, — и из пепла старой греческой Феодосии незаметно возродилась новая Кафа, такая же торговая и богатая. Венеция встревожилась этим, и начался ряд войн. Византийские Палеологи, восстановленные с помощью генуэзсцев после 58-летнего
Огромный флот кафян, множество великолепных храмов, башен, дворцов, деятельная, торговая жизнь города, в котором сталкивались все племена, импонировали на степного кочевника, считавшего себя хозяином всего Крыма. Татары советовались с кафянами даже о выборе властителей, и многие владетельные князья Таврии просили судить их распри в Кафе. По трактату с татарами — Судак, Керчь, Балаклава, Мангуп, Ялта — вся так называемая Готия перешла в руки кафян. Чтоб сделаться центром не только материальной, но и умственной жизни края, кафяне завели у себя большое училище для всех жителей Таврии, и просили в 1318 г. папу Иоанна XXII сделать Кафу столицею особой обширной епархии. Редкие ссоры кафян с татарами кончались так плохо для татар, что повторять их было невыгодно. При Джанибеке, в половине XIV столетия, кафяне держали татар на полуострове в совершенной осаде, отгоняли все суда и кровопролитными высадками истребляли множество татар. Джанибек едва успел спастись от крестового похода, приготовлявшегося против него генуэзцами и папою Климентом VI, вовремя испросив мира. Мамай был даже убит в Кафе. Тамерлан, отнявший в 1395 г. у венецианцев Азов, облег было и Кафу. Готфрид Зоаглио блестящими победами на земле и на воде освободил свой город от варваров. Через три года Кафа была, однако, сожжена кипчакскими татарами вместе с другими городами Крыма. Когда Хаджи-Гирей объявил себя независимым ханом Крыма, Кафа и другие города, которые она завоевала, то есть Керчь, Судак, Ялта, Балаклава и Мангуп, остались в тех же отношениях к новому властителю, то есть давали ему деньги и были совершенно независимы. Гибель генуэзцев шла не с этой стороны: она двигалась, угрожая не только морским державам: Генуе, Венеции, Греции, а всему европейскому миру, всему христианству. В 1357 г. султан никейский Солиман, с помощью генуэзцев, желавших отомстить враждебной тогда Византии, отнял у императора Кантакузена европейскую Фракию. Менее чем через 100 лет, Византия была в руках Мохамеда II. Генуэзский вождь Юстиниан с 3 000 во¬инов геройски погиб под развалинами защищаемой им Византии, где генуэзцам принадлежали издавна два богатых предместья: Пера и Галата. Но Мохамед II еще не наложил на генуэзские колонии своей тяжелой руки: свободное плавание по Черному морю было предоставлено генуэзцам ценою постыдной подати детьми для султанского сераля, на которую вынуждены были согласиться генуэзские предместья Царьграда. Еще 22 года длилось существование крымских колоний. Генуя, подорванная в своей торговле и богатствах Венецией, Византией, потом Турцией, все еще продолжала считать себя наравне с величайшими государствами Европы и требовала у Мохамеда II отчета в совершенных им насилиях. Собственность Кафы была переведена в банк св. Георгия, эту могущественную торговую общину, которая своими кораблями, крепостями, войском и богатством затмевала даже самую республику. Банк имел свой совет, своих правителей, военачальников, судей, отдельные части города. Но судьба Кафы была предуготовлена самою республикою, и все внешние средства были безнадежны против внутреннего разложения. Черноморские колонии были подточены в сердце ревнивою политикой метрополии, которая более заботилась о своих коммерческих выгодах, чем о жизненной прочности колоний. В XV столетии Кафа страдает столько же от постоянных нападений татар, сколько от продажности чиновников, наглого взяточничества и казнокрадства; правосудие, которым когда-то славилась Кафа даже среди татар, уже не существовало более. Кредит колонии также упал. В 1457 г. годичный дефицит колонии доходит до 492000 аспров (аспро кафинское равнялось почти 3 копейкам серебром), да сверх того 4020 скудов нужно было высылать дани турецкому султану. Иван Васильевич III, посылая в 1474 г. боярина Беклемишева к Менгли-Гирею в Кафу, наказал послу: "Объявить консулосу кафинскому и кафиканцам, чтобы они возвратили отнятые у российских купцов на 2000 рублей товаров, а вперед бы подобными насилиями не пресекали пути в своей земле для взаимной торговли". В 1475 г. русский посол Прокофий и купцы опять ограблены на несколько тысяч рублей. Католические епископы всеми средствами теснили иноверцев и заставляли их переселяться в другие города. Ясно, что при таких обстоятельствах татары, обитавшие во множестве в Кафе, обратили все свои помыслы к хану и служили ему постоянными орудиями для смут, интриг и нападений. Отцы генуэзской республики, любившие держать свои колонии на коротком поводу, горевали не столько о нравственном растлении кафинцев, сколько об ущербах своей казны, и предпринимали для излечения ряд тех бесплодных, хотя хитро сплетенных бюрократических операций, которыми гордятся современные правительства Европы. В Генуе созывались комиссии для улучшения дел в Крыму; комиссии сменяли одна другую, отменяли старые, вырабатывали новые уставы, учреждали надсмотрщиков за надсмотрщиками. Учрежден даже особый попечительный восточный комитет из знатных персон, живущих, конечно, в той же Генуе, — словом, труда было понесено довольно, бумаги исписано много, а дела не поправлено ни на йоту. В высшей степени поучительна эта жалкая система недоверия и фискальства, которая всегда кончается смертью общества, ею управляемого, и которая, однако, до наших дней продолжает стоять, как панацея, на первой полке наших политических аптек. Приведем читателю некоторые примеры этого заплесневевшего канцелярского макиавеллизма, взятые из генуэзского устава для черноморских колоний 1449 г. Вот сколько было тогда разных начальств в нынеш¬ней нашей маленькой Феодосии: 1) консул Кафы, "начальник города и всего Черного моря в царстве Казарском", присылаемый ежегодно из Генуи; 2) викарий консула; 3) совет старейшин из 8-ми членов; 4) 2 управляющих финансами; 5) 4 генеральных синдика г. Кафы; 6) совет казначейства из 4 членов; 7) попечительный комитет также из 4 членов для управления собственно городом; 8) четыре синдика генуэзских, как высший контроль над управлением; 9) комитет торговый казарский; 10) комитет продовольствия; 11) военный начальник Готии; 12) военный начальник крепости; 13) военный начальник оргузиев; 14) военный начальник ворот Кайдагарских; 15) военный надзиратель башни св. Константина; 16) военный надзиратель предместья; 17) полицейский пристав; 18) пристав базарный; 19) смотритель за улицами; 20) смотритель за водопроводами, не считая нотариев, секретарей, переводчиков, приказных и проч.
Все эти власти были обязаны присягою зорко наблюдать друг за другом и доносить обо всем синдикам, приставленным от матери-ре¬спублики. Обязанность каждого правителя была определена до мелочей, исчислены всевозможные нарушения ее, и заранее сделаны необходимые угрозы. Даже сам главный правитель — сам губернатор Кафы и всего Черного моря рассматривается уставом как естественный враг и зложелатель общины, которого нужно водить не иначе как в наморднике и которого нужно усчитывать до последнего гроша. Назначается ему, например, жалование 500 сонмов в год, — и сейчас же прибавляется, что "прежние доходы под различными предлогами" строго запрещаются, что он не смеет "вмешиваться в суд и налоги" под страхом такого-то штрафа, "не смеет брать налоги на откуп, ни торговать тайно или явно" (опять штраф от 500–100 сон¬мов); "сборщики таможенных пошлин не смеют вести с упомянутыми консулами никакой торговли, ни вводить их в искушение, ни даже говорить им о ней, под опасением штрафа". Подарков консул брать не смеет ни от кого, даже от царей, а все отдавать в казначейство с распискою. Позволяется принимать только "съестное или питье, которое он в состоянии употребить умеренно в продолжении суток". В исчислении обязанностей устав отличается не меньшею предупредительностью. Так, например, консулу приказывается иметь "на свой счет": 1 всадника, 6 слуг, 1 щитоносца, 1 повара, 6 лошадей: если не имеет — штраф. Сверх того консул обязан иметь "на свой счет, не на счет казначейства" постоянный огонь в камине, в зимнее время, в большой зале консульского дворца. В этой же зале должен он иметь машину для пытки, "чтобы никто не смел и не решился вынести ее оттуда". Как видите, заботливость устава простиралась даже на домашний комфорт чиновников, и известная степень внешнего блеска была им предписана статьею закона. Даже смененный губернатор — лев уже с подпиленными когтями — и тот казался еще опасным для интересов казны и общества. Он обязан был уехать из Кафы с теми же кораблями, которые привозили его преемника, притом "путем удобнейшим, скорейшим и кратчайшим, под опасением штрафа в 100–200 сонмов". Такие предосторожности были принимаемы против всех других органов власти; никому не приходилось класть пальцы в рот. Недоверие огульное ко всем и ко всякому — было душою всей правительственной системы. Все советы и коллегии, названные выше, избирались только на шесть месяцев, как римские диктаторы; всегда наполовину кафяне, наполовину генуэзцы, половина почти всегда из дворян. В выборе их участвовали исключительно власти прежнего срока. Граждане только могли ждать, кого им посадят в начальники. Это управление, однако, называлось республиканским. Оно, во всяком случае, было очень патриархально, что приличествовало подобному патрициату. Генеральные синдики Кафы могли призывать к своему суду "всех консулов и чиновников Черного моря, кроме консула Кафы", и наказывать их; викарий и другие чиновники консула могли быть наказываемы даже телесно. Этих синдиков и самого консула контролировали еще четыре других синдика: те уже были все генуэзцы, имели право пытки, на их решение апелляции не было, и особа их была священна. Что касается граждан, то наказания их, по-видимому, не были большой редкостью, так как они составляли узаконенную и постоянную доходную статью полицейского пристава, а именно: за каждого высеченного он получал 25 аспров, за повешенного, обезглавленного и вообще каз¬ненного 50 аспров, за заклейменье 30, за отрезание какого-либо члена 3.5, за пытку, как за дело слишком обыденное, не полагалось ничего: пытка отпускалась бесплатно и как бы сверх абонемента. Но зато республиканский полицеймейстер имел еще доход с прохожих, пойманных ночью после колокольного звона, и с питейных домов, незапертых в этот час. Вообще чиновники больше были на кормеже, чем на жалованье. За все и со всего бралось в их пользу, как и следует в благоустроенном государстве. Военный начальник Кафы собирал доход с лавок, с питейных домов, с ссорящихся, с публичных женщин, и, судя по угрозам устава, видно, что эти узаконенные сборщики чаше всего обращались в грабителей. Базарный пристав получал доход с ввозимых продуктов; с каждого судна, въезжавшего в порт, требовалась барка камней. За определение к должности с приставов бралась подать. С соли бралась пошлина. Все консулы и наемники должны были платить нотарию кафинского казначейства, первые 300, вторые по 6 аспров в год. Все промыслы и доходы были на откупу: был откуп съестных припасов, был откуп леса, травы, зелени, даже угля. Попечительною матерью-республикою было принято в соображение, предусмотрено, установлено все, что касается до благоустройства кафинской колонии, даже до мельчайших подробностей, и кафинским властям сделаны строжайшие внушения радеть о благе жителей. Уличный пристав обязан был уставом держать город "чистым, блестящим и без всякой нечистоты и брать штраф с жителей, если они осмелятся выливать за дверь воду или нечистоту. Уставом определено, до какого часа должен гореть огонь на постоялых дворах, в какие часы должно звонить в какой колокол и сколько раз; предписаны подробные правила для церковных народных празднеств, в которых не забыто не только число свечей, жертвуемых в церковь, но даже веревки и нитки, необходимые в разных случаях. Приведем несколько примеров: казначейство должно отпускать по 4 восковых свечи в 30 церковных праздников, поименно исчисленных, в 18 церквей, исчисленных также поименно. Кроме того, в дни больших праздников назначается иллюминация и фейерверк на счет того же казначейства. Исчисляется расход на вино, пряники, яблоки, виноград солдатам и полицейским, "назначается 350 аспров на изюм, миндаль, конфеты", известная сумма на свечи, за аллилуйя, "грекам, которые приходят петь Калимерас, мальчикам, которые бросаются в воду на Крещение, за звон в колокол, за кувшины и проч.".
В день св. Георгия, патрона республики, сверх других расходов, предписан расход: на скачку, на цветную материю, например, штуку кармазина, 1200 аспров, и на камку 80. На живопись герба, на ленту, на пару шпор, на хлеб и сыр глашатаям, на лисицу — 6 ас¬пров, на петуха 6 аспров, на веревки и нитки — 10, на шест для скачки, на ужин, когда консул отправляется к Кайдагарским воротам, т. е. изюм, салат, уксус и вино.
Точно также в день Иоанна Крестителя, сверх прочего, назначается сумма за "шербеты, за ель, за ситник, вишни" и проч. О других праздниках такая же заботливость. За столом консула, по требованию устава, 2 трубача должны трубить туши, 1 музыкант играет на дудке, когда консул отправляется в церковь. Военный начальник должен сопровождать консула в церковь верхом, под угрозою штрафа.