Очерки о биологах второй половины ХХ века
Шрифт:
Иван Алексеевич с жадностью усваивал всё новое в науке, кроме того, он обладал хорошими организационными способностями, и когда-то в начале 50-х годов был назначен директором Сухумской медико-биологической станции АМН СССР (Сухумский обезьяний питомник). При нём это учреждение было превращено в Институт экспериментальной патологии АМН СССР. Он стал первым директором этого института, а учёным секретарём при нём в Сухуми был другой выпускник аспирантуры ИЭБ АМН СССР, Николай Павлович Бочков – будущий первый директор Института медицинской генетики АМН СССР, а потом – вице-президент АМН СССР, тоже прекрасный организатор.
И. А. Уткин. 1960 г. (Из архива автора).
Начиная с 1956 г. в сухумском
Когда В. А. Энгельгардту потребовался умелый, образованный и надёжный (да ещё и партийный) заместитель директора по научной работе для поднятия на ноги молодого ИРФХБ, то друг Энгельгардта, академик АМН СССР Л. А. Зильбер, много сотрудничавший с сухумским институтом, горячо рекомендовал ему И. А. Уткина. Иван Алексеевич в 1959 г. стал заместителем директора ИРФХБ. К этому времени он защитил докторскую диссертацию о влиянии гуморальных и нервных факторов на митоз в эпителиальных тканях у мышей. Диссертация была утверждена в 1960 г. И. А. Уткин в то время был молод, ему было 38 лет. Как сказала мне его коллега по аспирантуре, а потом сотрудница его лаборатории в ИРФХБ О. И. Епифанова, Иван Алексеевич был к тому времени «тёртый калач», прошел серьёзную школу руководителя на периферии, но в Академии наук СССР чувствовал себя новичком. Осваивался и, будучи исключительно добросовестным и порядочным человеком, очень старался и делал всё (по провинциальному) серьёзно, без «столичной лёгкости».
На работу в ИРФХБ в свою Лабораторию экспериментальной цитологии и цитохимии в апреле 1960 г. меня принимал именно И. А. Уткин. Я начал деятельность в его лаборатории с освоения биологической модели (митозы в роговице глаза мыши) и методов, которыми работал сам И. А. Уткин. Это было его безоговорочное требование. Методы исследования митоза на этой модели, которые я освоил под его контролем, существенно помогли мне в дальнейшей работе.
Затем я попросил Ивана Алексеевича командировать меня на конференцию по биофизике и радиобиологии на Урал, на биостанцию Миассово к Н. В. Тимофееву-Ресовскому. Иван Алексеевич тоже заинтересовался этой возможностью и также захотел поехать на эту конференцию. Захотела поехать на эту конференцию и старший научный сотрудник нашей лаборатории О. И. Епифанова. Уткин не отказал и ей, но решил, что трёх человек от одной лаборатории командировать в далёкую командировку на много дней – неэтично (!) и неэкономно и отказался сам, а нас двоих – послал. Конференция проходила на берегу чудесного уральского озера. И программа конференции, и состав участников были интересными, начиная с «самого» Н. В. Тимофеева-Ресовского. Часто ли встречаются такие научные руководители и начальники, которые отказываются от приятных возможностей, уступая сотрудникам?
Иван Алексеевич очень серьёзно относился к работе своих сотрудников, к их (т. е. – нас) развитию и совершенствованию в работе, требовал еженедельно читать новые научные публикации (что непрерывно делал сам). Он много и организованно работал в лаборатории и в дирекции, писал летом обзорную статью о молекулярных механизмах митоза. Затем наступила осень 1960 г., время составления годовых планов и отчётов. Я уже писал о том, как придирчиво с самого начала наш учёный совет относился к планам и отчётам, и Уткин – новый человек в вопросах исследования нуклеиновых кислот, белков, ферментативного катализа – стремился познакомиться с этими проблемами. Он много работал над совершенствованием своих знаний, старался соответствовать уровню сильных сотрудников института, биохимиков, химиков, физиков, имевших более совершенное образование в этих вопросах, чем он – выпускник ветеринарного вуза 40-х годов.
О. И. Епифанова. Фото 1960 года.
В декабре 1960 г. состоялся первый философский семинар Института – обязательное мероприятие «политико-воспитательной работы» тех лет для всех научно-исследовательских институтов, неукоснительно контролируемой райкомами КПСС. И. А. Уткин, как член КПСС и заместитель беспартийного директора института, нёс за этот семинар персональную ответственность. В жёсткой (по сравнению с провинцией) Москве, в среде академиков Большой академии, как её называли по сравнению с Академией медицинских наук, Иван Алексеевич ещё не успел адаптироваться и, будучи от природы скромным человеком, думал, что от него требуется что-то особенное, т. е. оставался ещё немного провинциалом. Он две ночи готовился к своему докладу на этом злополучном философском семинаре (должен был присутствовать представитель райкома КПСС, и это И.А. волновало). После выступления на этом семинаре он ещё одну ночь
19
Профессор Б. В. Конюхов, который был на этой конференции, рассказал другую версию. И. А. Уткина нашли в проходном дворе: он хотел сократить дорогу к метро, и приступ случился там, где бывает мало прохожих.
Потеря И. А. Уткина, порядочного, умного, творчески растущего человека, была потерей для Института и лично для В. А. Энгельгардта.
Б. П. Готтих
Учёным секретарём при И. А. Уткине стал молодой 28-летний кандидат химических наук Борис Павлович Готтих, выпускник Химфака МГУ. Он был отличным учёным секретарём. После кончины И. А. Уткина некоторое время (около года) заместителем Энгельгардта по научной работе был Я. М. Варшавский, но он не устраивал Энгельгардта, и Владимир Александрович призвал на этот пост Б. П. Готтиха. Этот выбор оказался очень удачным.
Борису Павловичу тоже надо было совершенствоваться. Но он по своей природе был собранным и организованным человеком. Теперь, когда он приближается к своему 80-летию, профессор, доктор химических наук Б. П. Готтих, помимо того, что он много лет руководил творчески работавшим коллективом своей лаборатории, давно уже считается классиком руководящей и административной работы в Академии наук. Когда пишутся эти строки, он – всезнающий и всё умеющий сотрудник Отделения биологических наук РАН, и продолжает активно работать в аппарате Президиума РАН.
А молодой «замдир» Готтих в первые 10 лет после назначения на этот пост держал в руках все управленческие нити в Институте. Он придерживался формальных правил при решении многих стандартных задач управления, но иметь дело с ним было легко: его правила были определёнными и неизменными, и всегда можно было предвидеть его реакцию и ответ на многие вопросы. Но нестандартные вопросы он тоже решал хорошо и нередко без формализма. Помню, как-то я, как заместитель заведующего лабораторией, согласовывал с ним цифры повышения окладов сотрудникам нашей лаборатории. «Ну этой сотруднице можно оставить оклад 105 рублей. У неё – хорошо оплачиваемый муж», – сказал он. «Нет, Борис – сказал я, – она развелась, кроме того её мама, с которой она живёт – пенсионерка». «Это меняет дело», – реагировал он и, молча, написал циф ру 120 руб. А в те годы это была заметная разница! Я был свидетелем того, как он умел не допускать развития конфликтов между старшим и младшим поколениями, пользуясь логическими аргументами. Можно сказать, что залогом успеха его деятельности была логика, объясняя которую людям, он умел доказывать обоснованность своих решений. Обижаться на его решения, конечно, было можно, но логика управления, основанная на академических и прочих трудовых правилах, почти всегда была на его стороне, и это всё решало.
Почти весь 1972 г. Б. П. Готтих провёл в аппарате ЦК КПСС, работая над созданием первого постановления ЦК КПСС и Совмина СССР о развитии в СССР молекулярной биологии, а главное – над подробным Приложением к этой программе исследований по всей стране, с перечислением всех институтов, лабораторий и даже групп, и их руководителей, разделов работы и конкретных «заданий». Это была огромная и, в условиях тогдашней полной централизации управления, – очень важная для развития науки в СССР деятельность. Б. П. Готтих хорошо справился с ней. Конечно, он создавал программу не один, и отнюдь не считался главным её автором, но он был ключевым исполнителем подготовки этого текста, особенно – подробного Приложения. По мнению многих это была образцово составленная и удобная, в отношении финансирования и управления, программа.
Когда объём работы в Институте вырос, и Институт стал насыщаться дорогостоящим и уникальным оборудованием, которым нужно было, к тому же, рационально управлять в условиях дефицита оборудования и претензий на него конкурирующих лабораторий, единственному заместителю директора по науке стало трудно справляться с большим объёмом работы. Это особенно ощущалось после того, что Готтих почти год не занимался институтскими делами из-за работы над упомянутой Всесоюзной программой. Стала очевидной необходимость для В. А. Энгельгардта иметь второго «зама» по научной работе. Б. П. Готтих попросил назначить вторым заместителем директора по научной работе кандидата, а потом доктора химических наук Е. С. Северина, и Энгельгардт так и сделал. Это было в 1973 (или 1974) г.