Очерки о биологах второй половины ХХ века
Шрифт:
Институт – участник мировой науки
В. А. Энгельгардт и ведущие научные руководители Института сразу задали своим лабораториям высокие требования к планируемым исследованиям: работать на мировом уровне в контакте с ведущими зарубежными учёными, которые, надо сказать, сразу же с интересом и удовольствием начали посещать наш Институт. Институт стал инициатором и организатором двухсторонних симпозиумов по разным аспектам молекулярной биологии. Это были симпозиумы СССР-ФРГ, СССР-Франция, СССР-Италия. Они чередовались с симпозиумами ФРГ-СССР, Франция-СССР, Италия-СССР, проходившими, соответственно, в тех странах. Главным или, по крайней мере, важным организатором и действующим лицом двусторонних симпозиумов был Александр Александрович Баев. Можно было сколь угодно удивляться, но этот человек, начавший новую жизнь в пятидесятилетнем возрасте, ставший академиком в 68 лет, был удивительно собран, деловит и, казалось, никогда не отдыхал.
В. А. Энгельгардт, Г. П. Георгиев, Я. М. Варшавский. 1979 г.
Пожалуй, наиболее отчётливое ощущение
Профессор М. Я. Карпейский даёт объяснения на модели фермента. 1979 г.
Слушая доклад Г. П. Георгиева, я с удовольствием отметил, что вместо общих представлений о тотальной гигантской и гетерогенной ядерной мРНК (выделенной, например, из печени безымянной крысы) и подобных категорий, которыми до сих пор оперировал он и его сотрудники, в этом докладе речь шла о частной молекулярной генетике Drosophila melanogaster. При этом докладчик сделал квалифицированное введение о дрозофиле, как о классическом объекте генетики. Конечно, у Г. П. Георгиева были компаньоны, хорошо знающие генетику вообще и генетику дрозофилы в частности: Р. Б. Хесин, В. А. Гвоздев, Е. В. Ананьев, но и слава Богу! В результате этой совместной работы наконец-то в Институте, уже давно гордящемся передовым характером исследований, произошло соединение молекулярной биологии абстрактной ДНК с генетикой, с хромосомами, да ещё и на примере классического объекта генетики – дрозофилы!
Вскоре сотрудники лабораторий Георгиева и Баева А. П. Рысков, Д. А. Крамеров с соавторами обнаружили мобильные элементы в геноме крысы. Эти работы были отмечены государственными премиями (см. список премий в конце очерка). Институт молекулярной биологии действительно вышел на международный уровень исследований.
Невозможно перечислить всех зарубежных молекулярных биологов, посетивших Институт, их фамилии можно найти в книгах воспоминаний о В. А. Энгельгардте, А. А. Баеве, А. Д. Мирзабекове, Л. Л. Киселёве, А. А. Краевском. Тем более не смогу назвать многочисленные учреждения, посещавшиеся за рубежом сотрудниками Института и сотрудничавшие с Институтом. Могу только назвать тех биологов, генетиков и цитологов-хромосомистов, которые посещали нашу лабораторию – лабораторию А. А. Прокофьевой-Бельговской. Это были Форд – автор метода приготовления цитологических препаратов хромосом человека; Эдвардс (Англия), автор «синдрома Эдвардса» – хромосомной болезни человека; Дэвид Прескотт (США) – ведущий исследователь одноклеточных организмов; Гарольд Кэллан (Шотландия), расшифровавший структуру хромосом типа «ламповых щёток»; А. Лима-де-Фария, работавший в Швеции классик тонкого анализа хромосом; Мэлвин Грин (США), генетик-дрозофилист, Президент Генетического общества Америки. Форд и Кэллан подарили лаборатории ценные реактивы и расходные материалы для микроскопии. Исключительно интересно и полезно было познакомиться и завязать рабочие контакты с этими учёными (в частности с Грином и Кэлланом), а им было крайне любопытно узнать, что делается в СССР в области генетики в послелысенковский периода.
Конкурсы научных работ
Ежегодно, в декабре, в Институте проходили отчётные научные конференции. Они всегда были приурочены ко дню рождения В. А. Энгельгардта – 4 декабря. Формат этих конференций время от времени менялся, но важной их частью неизменно был конкурс научных работ. Можно было выставлять на конкурс несколько работ от одной лаборатории, было важно, чтобы конкурирующая работа была законченной и даже не обязательно плановой. Можно было заявлять на конференцию и работы вне конкурса. Чаще всего это были поисковые работы, в ходе которых уже был получен принципиальный или просто интригующий результат, предстояли еще доделки, а авторам хотелось анонсировать основной результат. С другой стороны, участие в конференциях не было обязательным, но если лаборатория или группа «отсиживалась» не один год, то это было заметным и сказывалось на реноме этого коллектива. Кстати, термин «рейтинг» тогда ещё не применялся для оценки научных подразделений, но было «Положение о соцсоревновании». В нём были предусмотрены баллы за призовые места на конкурсе научных работ и от них зависела премиальная сумма денег, выдававшаяся лаборатории (помимо прямых премиальных призёрам конкурса). В общем, система была поощрительной без каких-либо принудительных мер. И она, несомненно, стимулировала научных сотрудников к активности.
Сотрудники
На первом туре голосовало жюри конкурса, состав которого менялся в зависимости от списка конкурсантов. Приказом директора в жюри включались научные сотрудники, не участвовавшие в конкурсе. Членов жюри было обычно не менее семи. Они назначали рецензентов для ознакомления с материалами, представленными на конкурс. Эти материалы включавли резюме цикла работ и оттиски статей или копии текстов, сданных в печать. Рецензенты и члены жюри были обязаны слушать все конкурсные доклады на конференции. На втором этапе председатель жюри докладывал учёному совету результаты работы жюри, т. е. оценки рецензентов, содержание дискуссий, имевших место на заседании, и результаты голосования членов жюри. На совместном заседании учёного совета и членов жюри происходила новая дискуссия со свободным участием всех участников заседания и проводился второй тур тайного голосования, в котором участвовали все члены учёного совета и снова все члены жюри. Таким образом, на этом туре число бюллетеней для голосования приближалось к тридцати. Система балов была такая: за первое место полагалось ставить 1, за второе – 2, за третье – 3, а 4 ставилось тем работам, которые не заслуживали премии. Затем по каждой работе подсчитывали средний бал. Первое место присуждалось работе, средний бал которой не превышал 1.33 (что означало, что не менее 2/3 голосовавших было согласно присудить первое место), вторые премии – работам со средним баллом не более чем 2,33 и т. д. Вот пример распределения мест по конкурсу в 1974 г., который сохранился в моём письме А. Д. Мирзабекову. Он был в это время в длительной командировке в США, а я был его заместителем по лаборатории. Привожу текст дословно по сохранившейся машинописной копии письма.
Страничка из жизни института. Письмо А. Д. Мирзабекову в Америку
«27.12.74.
Дорогой Андрей!
Пользуюсь уникальной возможностью послать тебе письмо с Наташей и во-время поздравить с Новым Годом! Кроме того поздравляю с первым местом (и премией) на институтском конкурсе! Твои ребята сказали мне, что так и не сумели дозвониться до тебя после подведения итогов конкурса. Я был на заседании учёного совета и знаю все подробности. Итоги таковы: Андреева и сотрудники, «Структура пепсина с разрешением в 2,7 А» – особая премия, вне конкурса. Жюри предложило, а учёный совет одобрил такое премирование, ибо работа длилась 10 лет и завершилась блестящим результатом. Первая премия – ваша (средний балл 1.32). Вторых премий – шесть штук: (1) Е. Северин + 14 соавторов (из них половина – не из Института, ср. балл 1,81); (2) Прангишвили и Бибилашвили: «Новая неспецифическая нуклеотидилтрансфераза» (средний балл 2,1). Далее – Киселёв, Фролова и сотрудники (ср. балл 2,2). У этих трех работ оценки до ученого совета (т. е. оценки жюри) были: 1,8; 1,8 и 1,7, соответственно. Остальные работы yжe забыл… Нашёл! Прилагаю программу конференции с оценками учёного совета!
Рецензент (Краевский) уверенно заявил на учёном совете, что ваша работа, безусловно, заслуживает 1 премии и что замечаний у него нет. (Кстати, по всем остальным 16 работам замечания были). Затем выступил Георгиев и сказал, что, безусловно, вам надо дать 1 место, что получены результаты первостепенной важности, что создан новый метод, который даст еще много результатов и, вообще, работа отличная. О работе с Гилбертом [15] он тоже сказал. Он просто был уверен, что она входит в этот цикл. Далее блестящую оценку дал Готтих. Он сказал, что его особенно поразило в вашей работе следующее: «…казалось бы, что можно сделать в такой трудной проблеме с помощью такого простого вещества как диметилсульфат, и вдруг, оказывается – можно и можно сделать очень красиво и убедительно». Это ему как химику доставило особое удовольствие. Ваш результат по лак-репрессору он оценил как крупный вклад и сказал, что эта работа – редкий случай, когда в США активно подхватывают метод, созданный в СССР. А это ему ясно не только по работе с Гилбертом, но и по интересу, проявленному к работе американцами в время симпозиума в Киеве. В общем, он безапелляционно заявил, что это – 1 премия.
15
Работа, выполненная совместно с Гилбертом по взаимодействию лакрепрессора с ДНК, не входила в цикл работ Мирзабекова и сотрудников, поданных на конкурс.
Интересно, что разбору работ по существу предшествовала 1,5-часовая дискуссия по процедурным вопросам, о которой Волькенштейн (председатель жюри) уже в самом начале сказал, что она – готовый «капустник» и что жаль, что нет магнитофона. Во-первых, решали сколько установить первых премий (учитывая сильный конкурс) Решили – несколько. Во-вторых, голосовали по поводу того, как пользоваться системой баллов, и тут было много комичного. Баев предлагал за все работы со ср. баллом не выше 2 давать I премию. Георгиев + Варшавский (старший) + Готтих: 1 премию давать при среднем балле 1,5. В результате – ничего не решили и отложили до выяснения фактических окончательных оценок. Интересно, что все альтернативные предложения по нескольким спорным вопросам <членами учёного совета> голосовались вничью, 8:8. Последняя деталь: Варшавский предложил «элегантный» (как он считает) метод, как завалить работу. Нужно ставить в бюллетене для голосования оценку 100, а вовсе не 4. Действительно – пропал «капустник»!..
Профессор А. Д. Мирзабеков на семинаре в своей лаборатории. 1979 г.
Др. новости. Георгиев и Мантьева получили диплом на открытие «Синтеза дРНК: нового класса РНК и …так далее». Еще новость о том, что Спирин выдвинул на Ленинскую премию себя + 2 сотрудников + Георгиева, Самарину и Айтхожина из Казахстана. Институт наш поддержал всех, кроме Льва Овчинникова (сотрудника Спирина), и после объявления результатов этого тайного голосования О. Птицын (зам Спирина), который приезжал ходатаем, демонстративно покинул кабинет Энгельгардта, сказав, что совместное выдвижение не состоится … Продолжения не знаю [16] . Таковы интриги.
16
Выдвижение упомянутых лиц на Ленинскую премию состоялось и эта премия была присуждена.