Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
Шрифт:
Третий был настоящий храм, то есть в нем место для помещения гостей не отнимало места у богослужения Он стоял на горе отдельным зданием; крыша остроконечная, оканчивающаяся бронзовым пламенем, казавшимся издали короной, венчающей крышу. Внутри его, среди превосходной резной работы из кипариса и камфарного дерева, среди столбов, выполированных, как мрамор, среди висящих между столбами разноцветных хоругвей и флагов, — на алтаре стояло колоссальное бронзовое изображение какого то ками обставленное массивными канделябрами, горшками с цветами, гофеями, чашечками с рисом и саки, курившимися свечами. В боковых часовнях на бронзовых дощечках написаны имена усопших, и перед каждою дощечкой стояло приношение. Вид от храма превосходный. Прямо — обрыв горы был замаскирован покрывавшими его деревьями, правильно подстриженными, из чащи которых вырастало несколько
Последний храм был в левом конце города. До него было очень далеко; японские чиновники, нас сопровождавшие, опустили головы и изнемогали. Вероятно, не помянули они нас в этот день добром. Было жарко, полицейские сменялись каждую четверть версты, и музыка их железных палок сильно надоедала нам. Шли мы по каким-то переулкам; раз прошли мимо театра, здания, украшенного множеством фонарей; наконец, фламандская обстановка маленьких улиц стала чаще скрываться в зелени; чаще стали попадаться сады и цветы; вот род оврага, и по дну его течет ручей; через ручей мост, и около него несколько лавчонок; наконец, и храм, скрывающийся в зелени; за ним сплошные сады-леса, освежающие своею тенью и листвой воздух. Вот мы и пришли. Чиновники просят подождать: — им надо предупредить бонз, что мы хотим осмотреть храм, и предлагают тем временем зайти в ближайшую таберу. Что за прелесть была эта табера, — беседка в кустах зелени и цветов, открытая со всех сторон! В ней мы отдохнули, утолив жажду чаем и арбузом. На нас смотрела всюду следовавшая за нами толпа: ребятишки перелезала через забор, показывались из-за кустов, но часто слышимое сотрясение железной палки полицейского ограничивало их любознательность. К храму вела аллея исполинских кедров, стволы которых были прямы как колонны; ветви, широко разрастаясь, переплетались с ветвями соседних дерев, составляя сплошной зеленеющий навес. Внутри храма мы видели то же, что и в предыдущем; тот же алтарь; те же украшения. Но растущая в изобилии зелень особенно живописно обставляла это убежище религии. На самом дворе росли кедры; белые стены многих часовен, с резными порталами, мелькали между зеленью и серыми стволами величественных дерев. У лестницы, ведущей в храм, кроме известных собак, стояли две массивные бронзовые вазы.
9-го августа. История Японии теряется, как и всякая другая, во мраке неизвестности. Японские хроники целых столетий рассказывают о разных происшествиях, — извержениях вулканических гор, землетрясениях, явлениях драконов, войнах и драках, и все это без всякой последовательности. Циу-моо-тен-воо, родоначальник микадо, царствовал шестьдесят девять лет. Он выстроил храм богине солнца и основал власть микадо, неограниченного владыки, вмещающего в себе как духовную, так и светскую власть. Это было около 660 г. до P. X.
Много столетий неограниченно царствовали микадо. Первою причиною ослабления власти было, по всей вероятности, обыкновение назначать наследниками престола несовершеннолетних, через что увеличивалось влияние вассалов на дела государства. Один из микадо, женатый на дочери сильного князя, отказался от престола в пользу своего несовершеннолетнего сына; a честолюбивый князь, дед наследника, захватив власть в свои руки, заключил своего зятя в тюрьму. Началась междоусобная война… в продолжение которой является Иоритомо, один из самых выдающихся героев японской истории, господствующий в преданиях и народных сказках. В нем текла кровь микадо; он объявил себя защитником заключенного и разбил похитителя на голову. После междоусобной войны, продолжавшейся несколько лет, он освободил микадо и восстановил его в правах, которыми последний захотел пользоваться только номинально, предоставив настоящую власть самому Иоритомо, которого он произвел в достоинство цио-и-даи-циогун (главнокомандующий против варваров). По смерти микадо власть осталась вполне в руках Иоритомо. Чтобы еще более
В царствование микадо Конаро и сиогуна Иози-Хару, в двенадцатом году ненго-тембу, 22 месяца (в октябре 1543), показалось чужое судно в Тонего-сиусе, провинции Нисимоноо; экипаж его, состоявший больше чем из двух сот человек, имел новый, какой-то неслыханный, особенный вид. Находившийся на судне китаец, по имени Гахор, объяснил письменно, что это были рау-бау (южные варвары). Имена капитанов были Монно-Сионкиа и Кристо-Монто, в которых можно узнать Антонио Монто и Франциско Зеймото, — первых португальцев, прибывших в Японию.
С этого времени Япония вела правильную торговлю с соседями. Иностранцы, привозившие редкие товары, принимались радушно и входили с японцами в тесные сношения, селились у японцев и женились на их дочерях.
Позднее. мы видим голландцев и, наконец, даже английское судно, под командою некоего Адамса, явившихся в Японию. Похождения этого Адамса довольно известны.
Наконец, явились иезуиты, и раздалась по всем концам Японии громкая проповедь христианства. Народ, не слыхавший так долго ни одной живой идеи. с увлечением внимал проповеди. Скорые и неожиданные плоды проповеди удивили весь христианский мир. Титзинг говорит, что число обращенных превышало четыре миллиона и что новое учение имело своих поборников при дворах сиогуна и микадо.
Эта многообещающая будущность была уничтожена в зародыше, частью слепым рвением обращенных, частью гордостью миссионеров и желанием мешаться в политику, чтоб иметь влияние на светские дела. Но главное, наплыв новых идей должен был вызвать реакцию. Если бы победа осталась на стороне христианства, Японии предстояла бы будущность; к несчастью, победила старая Япония и страшно отомстила нововводителям. Этот исторический опыт был хорошим мерилом духовных сил народа. Реакция началась, и вот вспыхнула страшная и продолжительная междоусобная война.
Два брата, из рода Иоритомо, спорили о достоинстве сиогуна. Князья брали сторону то одного, то другого, или сами крамольничали, пользуясь беспорядками, чтобы приобрести независимость. Во время войны, оба противника лишились жизни, и возник вопрос о том. кону занять упразднившийся престол. После многих сражений, укрепился, наконец, на троне Нобунга, князь Авари, при помощи человека, вышедшего из народа, именем Хиди-Иори. По смерти Нобунга, Хиди-Иори вступил на престол, под именем Таико-Сама. При нем власть микадо до того уменьшилась, что осталась только призраком власти. Таико-Сама победил Корею и угрожал Китаю, но смерть помешала его замыслам.
Смерть этого человека была сигналом к новым беспорядкам. Хиди-Иори, единственный сын Таико-Самы, был дитя шести лет, и отец его, еще при своей жизни желавший упрочить за ним престол, женил его на племяннице князя Микавы, назначив последнего регентом. Этот князь, по имени Изейас, воспользовался своим положением и сам захватил власть. Малолетний сиогун был поддерживаем христианами, желавшими воспитать в нем покровителя новой религии. Вспыхнувшая междоусобная война имела грустный исход. В 1615 году, Изейас осадил Оосако, куда скрылся, как в последнем убежище, супруг его племянницы. О судьбе Хиди-Иори ничего не известно. По мнению некоторых, он сгорел во дворце своем; другие говорят, что нашел убежище у князя сатцумского, и это довольно вероятно. Князья Сатцума по сие время больше других независимы, и из их рода сиогуны берут себе жен.
Началось страшное преследование христиан, продолжавшееся несколько лет. Тейтокури, племянник Изейаса, нанес им последний удар; 36,000 христиан заключились в замке Синаборе и защищались с редким мужеством и отчаянием. Замок взят был, наконец, 12 апреля 1638 г., после трехмесячной осады.
В этой последней сцене драмы голландцы помогали осаждавшим своею артиллериею и положили позорное пятно на свою историю.
В 1640 г. преследование христиан, по недостатку жертв, прекратилось.
С этого времени Япония герметически закупорилась; попытка португальцев, посылавших из Макао блестящее посольство, была напрасна.