Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
Шрифт:
Вспомним историю Амура.
Тунгусы Удского края рассказали томским казакам в 1636 году о чудной реке, Амуре, и впадающих в нее речках, Зее и Шилкаре; они говорили о богатых жителях берегов реки, даурах, занимающихся земледелием и скотоводством, и о князе Лавкае, достоверные сведения о котором смешивались с баснословными рассказами о его богатстве. Эти рассказы возбудили в казаках желание отыскать, как заманчивого князя, так и новые страны, обещавшие им более привольные места; якутский воевода Головин послал Василия Пояркова проведать обстоятельно о новых местах (1643), и Поярков был первый из русских, спустившийся по Амуру. Отыскивая Лавкая, он достиг Сунгари, где нашел дучеров, потом Уссури, где видел натков и затем гиляков. В 1646 году он возвратился через Тунгусское море в Якутск, вынесши убеждение о легкой возможности завоевать край, не принимая в расчет того, что по Сунгари может прибыть китайское войско
Китайцы наконец решились противодействовать нашествию незваных гостей. Они заставили выйти из своих земель Степанова и осадили Камарский острог, основанный соспоом Бекетовым. В 1655 году именным указом назначен Пашков командиром экспедиции на Амур. Плодом её было основание Нерчинска и острога у Албазииа, где поселился бежавший поляк Черниговский, который основал там монастырь и завел хлебопашество.
Наконец, надо было опереться на что-нибудь в этой путанице дел и разных столкновений; из Москвы. отправлен был посол, грек Спафари, с целью обозначить новые присвоенные нами границы. По трактату с китайцами, русские должны были прекратить распространение своего владычества на Амуре, не требовать ясака, и албазинцам (товарищам Черниговского, подчинившего себя добровольно Нерчинск) не ссориться с китайцами. Но, не смотря на это, албазинцы продолжали строить свой острог. Делалось тогда все, что хотелось; начальство было далеко. He здесь ли родилась пословица: до царя далеко?
В Китае маньчжурская династия (Да-цин) утвердилась на престоле падшей минской династии. Второй её император, Кханси, начал оборонять крепостями северную часть Маньчжурии и приближаться к Даурии. Столкновение с русскими было неизбежно, и действительно, Албазин был разорен в 1685 году; но он снова был построен и снова осажден; только известие о готовящемся русском посольстве в Декин заставило китайцев отступить от него.
Нерчинский трактат, заключенный окольничим Головиным в 1689 году, был первым нашим дипломатическим сношением с китайцами; граница была определена, хотя и не окончательно. Об Амуре забыли. Для китайцев он оставался, по-прежнему, мертвым материалом, для маньчжуров — местом меновой торговли, но для местных жителей он был артерией, оживлявшей их прозябавшее существование. Для русских он блеснул чем-то светлым, призывным, как будто в этом призыве было что-то пророческое для будущего его значения для России. Замечательно, что на языке местных жителей он является чем-то мрачным, темным: во всех его названиях видно общее значение — черный. Монголы зовут его Харамурень, тунгусы — Сахалян-ула, китайцы — Хэ-лун-цзян, — все это означает Черную реку, что может быть произведено и от цвета воды его, не сов;;ем прозрачной. Название Амур должно быть тунгусское; всякую большую реку они называют амаром. Река Албазина называлась сперва Эмури, может быть и это имя даю название Амуру. Японцы называют Амур Канто-ку, a туземцы — Мангу.
Начавшаяся 7-го мая 1854 года экспедиция, под начальством генерала Муравьева, положила основание современному гражданскому положению страны; пробудившись от долгого сна, мало-помалу начали оживляться прилегающие пустыни, снова являясь России чем-то зовущим.
В начале носились ясные слухи и сбивчивые сведения о чудной новой стране, о её богатствах и привольях, которые заманивали людей, привыкших к бродячей жизни; двинулись они к этим пустыням, неся с собою безграничную отвагу и какую-то уверенность в счастливую звезду, в русскую удаль и молодечество, которым было где разгуляться. Без правильного войска, существуя случайною добычей, эти завоеватели совершали чудеса храбрости, напоминающие первых покорителей Америки: Кортеса, Пизарро и других. Теперь занятие и заселение Амура стало необходимостью, разумным делом — покамест трудным, но делом, важные результаты которого не замедлят выказаться. Ясно назначенная айгунским трактатом граница, подарившая нам реку Уссури и весь берег, идущий от Уссури на восток к Татарскому проливу, делает нас бесспорными владетелями реки, соединяющей центральную Сибирь, страну богатую, с Тихим океаном. Туда, на этот океан, рвется теперь избыток сил Старого Света, и просится современная история,
Понятно, что будущее, направленное обстоятельствами. сложится не так, как предполагают. Едва ли Николаевск, например, будет средоточием деятельности края. Силы стянутся, может быть, к другому, более естественному центру, более доступному извне и более удобному для жизни, но только сама жизнь совершит это. Мы видели по Татарскому берегу несколько бухт; южнее их есть еще более удобные, как например, бухта Посьета; остается выбирать; притом, в центре края, ближе к Сибири, найдется место важнее берегового порта. Все это — дело будущего; настоящее должно возбуждать страну к гражданской деятельности, развивая без насилия её естественные богатства, улучшая пути сообщения, устраняя препятствия для торговли. Обстоятельства сами покажут, куда должен стянуться жизненные соки края, где слышнее пульс его, где его сердце.
Рекою мы шли по створам. Берега холмисты и все почто покрыты хвойным лесом; иногда от берега отделялся мысок или коса; на некоторых из них строят батареи, на других видна земля, приготовленная под огороды. Наконец, вдали показались красные крыши домов, высыпавших по пригорку, и знакомая нам архитектура пятиглавой церкви, венчающей почти все города и местечки нашей обширной России. На город, очень веселый издали, напирал со всех сторон сплошной лес, сначала зеленеющийся, дотом синею массой всходящий на высокие дальние горы, украшающие ландшафт. Противоположный берег состоит из конусообразных холмов, покрытых, как щетиною, лиственницей и елью; дальние изгибы реки обозначались выходящими мысами, и опять горами, теряющимися вдали. и тою воздушною перспективой, которая всегда является в помощь счастливо расположенной местности. По мере приближения, город немного терял своей декоративной прелести; дома как будто раздвигались, между некоторыми виднелись пустыри, еще неочищенные от пней, попадались строения неоконченные, хотя уже с выкрашенною крышей, a издали все принималось за чистую монету.
Но, не смотря на это, очень приятно было, после двухгодового плавания по заморским землям, увидеть русский город, с его характеристическими особенностями, с зеленым куполом церкви, с масляною краской, разбросанностью и вечною «живою ниткою», которая нигде не оставляет русского человека, куда бы ни занес его случай.
He ограничиваясь первым впечатлением, которое произвел на мене Николаевск, я поведу вас в самый город и постараюсь описать все виденное как можно вернее и как можно подробнее. Но не требуйте от меня, однако ж, ни статистических сведений, ни каких-либо официальных известий: я остаюсь по-прежнему туристом; следовательно, сужу по тому, что вижу.
Мы стали на якорь ближе к правому (южному) берегу реки, потому что к городу идет широкая отмель. Прямо перед нами был насыпной остров и устроенная на нем батарея; за этим насыпным виднелись естественные острова, между которыми Амур шел многими протоками и рукавами; главный же фарватер прилегал к правому берегу. Клипер сейчас же поставило по течению. Отмель, прилегающая к городу, с востока защищена полукруглою косою, на которой устроено адмиралтейство, a на самом конце её батарея, отвечавшая нашему салюту.
Вид пристани уже производит приятное впечатление; видно, что это не временная постройка, a основательная; не те животрепещущие мостики, которые мы видели в Императорской гавани и в де-Кастри. На берегу много барж, превращенных во временные магазины. Эти баржи сплавляются сюда от верховьев Амура с провизиею и товарами и остаются здесь; их вытаскивают на берег, устраивают на них крыши, прорубают двери и окна, и они служат хорошими временными складочными местами. У пристани несколько лодок; невдалеке остановился гиляк на своем досчанике и удит рыбу…
По деревянной лестнице поднимаетесь на гору, сейчас перед вами гауптвахта и довольно большое пустое место, — площадь сказал бы я, но оно будет площадью только тогда, когда по нем можно будет ходить безопасно. Николаевские остряки называют это место Piazza del' pnelli, производя последнее слово от пней, лежащих и разбросанных в картинном беспорядке. Гауптвахта отличается от всех других гауптвахт тем, что на платформе вывешиваются иногда, для просушки, меха, назначение для Кабинета; по ярлыкам вы судите, что это ясак, a нельзя не остановиться перед черно-бурыми лисицами и гежигинскими соболями, смотрящими так роскошно, тепло и ласково. За гауптвахтою, через площадь, видно довольно большое двухэтажное здание офицерского клуба, в котором есть несколько квартир и прекрасная библиотека; в ней можно найти до двадцати современных журналов, и танцевальный зал, единственный во всем городе.