Очерки по истории русской церковной смуты

Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович

Прошу верить, что настоящее письмо продиктовано прежними чувствами личного уважения к Вашему Высокопреосвященству и братской Вам благожелательности, а равно и надеждой на лучшее будущее во взаимных между нами отношениях, которую до сих пор питает в душе

Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга Сергий, митрополит Нижегородский».

Кроме митрополитов Евдокима и Вениамина, в Синоде четверо архиереев старого поставления: Тихон, митрополит Симбирский, Константин, архиепископ Гомельский, Виталий, архиепископ Тульский и Епифанский, Артемий, архиепископ Петроградский и Лужский. Всего, следовательно, шесть человек. Из архиереев нового поставления можно отметить трех ярко-красных обновленцев:

Петра Блинова, митрополита всея Сибири Петра Сергеева, архиепископа Воронежского, и Алексия Дьяконова, потерпевшего столь жестокую неудачу в Харькове и все-таки рукоположенного 10 мая 1923 г. в Смоленске, причем, видимо желая вознаградить Алексия за несколько раз уплывавшее от него архиерейство, обновленческие владыки возвели его в сан архиепископа.

Вскоре в Москву прибыл А.И.Введенский, который был немедленно кооптирован в состав Синода.

Сразу после своего сформирования Священный Синод обратился к верующим со следующим воззванием:

«Возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и всем членам Православной Церкви.

Благодать и мир да умножатся.

Глубокою скорбью переполнены сердца наши от всех событий, которые совершаются ныне во Святой нашей Православной Церкви: нестроения, раздоры, разделения, оскудение любви, недоброжелательства обуревают нас. Что же произошло?

Общественное мнение и религиозная совесть верующих на бывшего патриарха Тихона возложила две вины: первую — непризнание им нового государственного строения и Советской власти. Вторую — в приведении в полное расстройство всех церковных дел. В первой своей вине бывш. патриарх Тихон открыто перед всем миром покаялся. Он признал Советскую власть, признал, что он раньше шел против нее. Отмежевался от внутренней и заграничной контрреволюции, осудив ее, и ныне выпущен на свободу, до разбора его дела в суде.

Так он сделал то, что давно уже сделано нами, и тем самым показал, что мы были правы, давно уже признавши Советскую власть.

Но вторая вина его еще по-прежнему лежит на бывшем патриархе Тихоне. Будучи патриархом, он, несмотря на предостережения и протесты виднейших иерархов церкви, потерявши всех своих соратников и оставшись один, единовластно стал управлять Церковью, вопреки канонам и соборным постановлениям и даже Собора 1917–1918 гг.

Тогда в результате его властвования пролилась христианская кровь, погибло много архипастырей и пастырей, плачем и стоном наполнилась земля наша и даже гибель грозила самой Церкви. Теперь он снова сеет смуту и разъединение.

Осужденный Собором архипастырей, из которых многие избирали его же самого раньше на патриаршество, он в погоне за властью попрал всякие апостольские и святоотеческие узаконения. Сам себя восстановил в епископском сане, сам себя снова объявил патриархом и святотатственно стал совершать священную службу.

Мир и покой им снова нарушены, и снова раздирается Церковь Бо-жия. И это еще более усугубляет его вину перед Церковью.

Болея за страдания ваши и ища мира и единения церковного, мы старейшие архипастыри и пастыри ваши, в этот великий момент берем на себя святую задачу — вывести Церковь Божию из пучины волнения и человеческих страстей.

Мы объявляем, что во главе правления верховного отныне стоит Священный Синод Православной Российской Церкви. Объявляем, что нет больше группировок, партийных разделений и разноименных церковных организаций, а есть Единая Святая Соборная и Апостольская Православная Церковь. Мы входим в общение со Святейшими Восточными патриархами, мы стоим на страже нашего Святого Православия.

Мы стоим на почве признания необходимых преобразований в бытовом укладе церковной жизни — преобразований, уже давно намеченных нашими лучшими и старейшими архипастырями, учеными профессорами и богословами, предсоборными совещаниями и проводимыми в жизнь на Соборах 1917 и 1923 гг. Но мы свято, твердо и непоколебимо блюдем и будем блюсти до скончания нашей жизни чистоту учения Православной веры, таинства ее и догматы.

Не будьте же детьми умом, не увлекайтесь пышностью имен и титулов, но разумейте — Божие ли творят. Неужели вы не видите, что бывший патриарх Тихон снова ведет вас на путь нового великого горя, страданий и слез. Этот путь уже определенно выяснен на страницах нашей печати и беспристрастным общественным мнением. Над деяниями бывшего патриарха Тихона впереди стоит грозный и неумолимый суд. Знайте же како опасно ходите.

Священный Синод Православной Российской Церкви. Председатель: Евдоким, митрополит Одесский. Члены: Тихон, митрополит Симбирский. Виталий, епископ Тульский. Вениамин, архиепископ Рязанский. Петр, архиепископ Воронежский. Алексий, архиепископ Смоленский. Петр, митрополит Сибирский. Александр, архиепископ Крутицкий. Протоиереи: А. Боярский, Д.Соловьев, Адамов, Шаповалов-Протодиакон Сергий Доброе. Управделами Александр Новиков». (Церковное обновление, № 19, с.3.)

В августе 1923 года взаимоотношения тихоновцеви обновленцев вступили в новую фазу: представители обоих течений скрестили шпаги на диспутах.

31 июля 1923 г. в Консерватории выступил с докладом А.И.Введенский.

Свои впечатления от этой первой боевой сшибки между Введенским и тихоновцами очень живо и ярко передает Мих. Горев в своей статье «Судьбы церкви. Размышления после религиозного диспута». Статья написана под непосредственным впечатлением диспута и потому (несмотря на свою явную тенденциозность) дает представление об атмосфере диспута в 1923 году.

«Почувствовавшая будто бы праздник на своей контрреволюционной улице тихоновщина обнаглела, распоясалась и где только может показывает свои волчьи клыки, — злобно начинает статью расстрига-антирелигиозник. — Недавно ею был избит толстовец, безобидный 60–70-летний старик И. Трегубов. Каждое собрание, на котором выступают тихоновцы в спорах с обновленцами, грозит перейти в мамаево побоище, где «истину веры» должен восстановить и закрепить кулак тихоновщины. Таким был и первый из намеченных диспутов в Большом зале Консерватории: «Судьбы церкви и раскаяние Тихона». Трудно представить зрелище более мерзкое, более отвратительное, чем этот, с позволения сказать, диспут. Охотнорядье, Толкучий и Хитров — сверху донизу набили громадный зал. Здесь же ушибленный революцией интеллигент — бывший «союзник», бывший пристав, крепостник, Манилов, Ноздрев и Собакевич. Вся эта старая, гнилая, злопыхающая помещичье-дворянская Россия выползла из своих нор. Извивающаяся шипящая гадина сейчас пробует остроту и яд своего жала на обновленцах. Завтра она может сделать тщетную попытку укусить власть трудящихся…

Опьяненная, затуманенная свечами, колоколами, протодиаконами и ладаном патриарших богослужений толпа воскрешает век Аввакумов и Пустосвятов [47]

На диспуте два битых часа толпа улюлюкала, галдела, стучала, не давала говорить Введенскому. Время от времени какие-то типы «с жезлом» в руках и со сжатыми кулаками грудились против трибуны, и чем бы кончилось дело, если бы тут не присутствовали милиционеры — трудно сказать.

Никакой речи Введенского, в сущности, же было. Было переругивание с толпой, которая галдежом и стуком прерывала оратора на каждом слове и целью которой было зажать оратору рот, сорвать диспут во что бы то ни стало.

47

Мих. Горев сам себя убил этим сравнением. Старообрядчество XVII века было чем угодно, но только не движением крепостников. У «тихоновщины» 20-х годов имеется сходство со старообрядчеством XVII векак лишь в одном пункте: то и другое было всенародным стихийным религиозным «движением. И там и здесь стихийно проявлялся народный протест против насилияия в делах веры.