Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
— За то и возвеличил, что великого ума человек, правильный человек, заслужил.
— А чем же он заслужил? — не унимается спрашивающий.
— Пятнадцать месяцев на Лубянке сидел, шутка?
— А что это — Лубянка? — наивно вопрошает какой-то провинциал. На него смотрят, вытаращив глаза.
— Лубянки не знаете? Ну и ну.
Здесь, в ожидальне патриарха, хорошо знают Лубянку. Долгие «государственные» дела патриарха кончились. Серафим и еще какой-то лоснящийся от жира член патриаршего совета (архиепископ Петр) появляются в дверях и объявляют, что патриарх утомился и больше принимать не будет. Среди ожидающих
— Господа! Господа! — усовещивает ропщущих жирный епископ. — Креста на вас нет! Замучили его Святейшество!
Ожидающие, что называется, напирают. Жирный епископ довольно бесцеремонно защищает позицию патриарших дверей. Он груб и резок. Серафим, более политичный, ехидно вежлив. Он, вероятно, хороший специалист по улаживанию всяческих конфликтов. Успел нырнуть за дверь и вернуться с согласием принять тех, которые под благословение только.
Человек пять, один за другим, переступают порог. С размаху падают на колени так, что из полуоткрытой двери торчат подошвы их ног, что-то бормочут и выходят обратно. Наконец, очередь дошла до нас. Жирный епископ упирается. Я и сотрудник «Бедноты» наседаем на него вдвоем. Он принимает нас за ищущих благословения. Недоразумение выясняется. Узнав, что мы представители печати, жирный епископ сразу меняет тон и вежливенько уговаривает нас придти завтра. Мы настаиваем на немедленном приеме.
Серафим бегает от нас к патриарху, от патриарха к нам.
В полуоткрытую дверь видна фигура высокого священника, капризно топающего ногами, машущего рукой и по-детски тянущего:
— Не надо! Не надо! Не хочу!
Однако дипломатия Серафима делает свое дело. Нас впускают. Тихон дововольно высокий старик с одутловатым лицом. Говоря, старчески шамкает добродушно улыбается и хватает собеседника рукой за плечо. Руки пухлые, цепкие. Оба члена его совета стоят рядом с ним и не дают — отвечать на вопросы. Тихон то и дело говорит: «Вот вам владыка
Серафим расскажет».
Когда мой товарищ сообщает, что он из «Бедноты», лицо патриарха сжимается в хитренькую улыбочку:
— Беднота? Это не Демьян Бедный? А то, если Демьян Бедный… — Тихон хмурит брови и грозит куда-то пальцем.
На вступительные вопросы о здоровье отвечает с готовностью.
— Здоров, слава Богу! Молитвами православных. Но едва спрашиваешь его о видах на будущее, как он поворачивается спиной и, не отвечая, пристально смотрит в окно своей комнаты. В окно виден маленький монастырский дворик, стена, а за стеной полоса заснеженного поля.
Так и не ответил патриарх, каковы у него виды на будущее. Об отношении к обновленцам патриарх много не разговаривает.
— Пусть придут и покаются. Никаких переговоров с ними, никаких соглашений до полного раскаяния.
Члены патриаршего совета жалуются на нечестность и злокозненность обновленцев.
— Напишите вы, пожалуйста, что врут они, обновленцы. Врут! Насчет нового стиля патриарх Григорий его Святейшеству письмо прислал, а не им. Им только справочку.
— Да, да, только справочку, — радостно кивает головой Тихон и добавляет: — Вот мы созовем Вселенский Собор восточных церквей… Последний вопрос:
— Скажите, как вы относитесь к постановлению о прекращении вашего дела?
— А? — Тихон наклоняется ко мне и трубочкой прикладывает ладонь к уху. — А?
До сих пор он мне не казался глухим. Я повторяю свой вопрос, и отец Серафим сбоку тянет меня за руку:
— Патриарх очень рад и очень благодарен, — отвечает он за Тихона. — Очень, очень благодарен.
Больше спрашивать не о чем». (Безбожник, 1924, № 15, с. 8.)
Что из себя представлял в это время патриарх?
Глядя на то, как равнодушно и спокойно принимал он все безмерные славословия и ядовитейшие ругательства, сыпавшиеся ему на голову, могло показаться, что патриарх по существу отошел от дел, является лишь подставной фигурой в игре, которую ведут другие. Нет ничего более невеп ного, чем такое представление.
Выше (в первой части нашей работы) мы сравнивали патриарха Тихона с Кутузовым, как он изображен Л.Н.Толстым в романе «Война мир». Сходство патриарха с персонажем из прославленного романа делается еще более ярким в эти последние годы жизни патриарха Тихона. Подобно Кутузову, патриарх Тихон не говорил никаких громких слов даже это драматическое время. Подобно Кутузову, он не придавал никакой цены словам. И, подобно Кутузову, патриарх глубоко верил в русскую народную церковь. Он понимал, что в то смутное время самым важным является сохранить единый центр, объединяющий церковь, и он сам был этим центром. И в этот последний год своей жизни патриарх не утратил своего темперамента и эмоциональности.
«Тут служит паршивый Введенский!» — воскликнул он однажды проезжая на извозчике мимо одного из московских храмов, где служил в это время знаменитый проповедник. «Ты что опаздываешь?» — воскликнул патриарх, больно хлопнув ладонью по лбу настоятеля одного из московских монастырей, рукополагаемого во епископа Могилевского, когда тот заставил себя ждать, опоздав на свое наречение.
Одним из знаменательных эпизодов, характеризующих покойного патриарха, является его примирение с бывшим Московским митрополитом Макарием, жившим на покое в Николо-Угрешском монастыре под Люберцами.
Митрополит Макарий, уволенный на покой в первые дни февральской революции, благодаря той одиозной репутации «распутинца», которой он пользовался в дореволюционное время, дожил до глубокой старости — он умер лишь в 1926 году. Последние годы своей жизни он провел в Николо-Угрешском монастыре, разбитый параличом, лишившийся дара речи. С патриархом его связывали очень сложные и запутанные отношения: старые знакомые, они разошлись после того, как архиепископ Тихон был назначен митрополитом Московским, т. е. занял место, с которого митрополит Макарий был незаконно, по его мнению, устранен. После избрания Тихона на патриарший престол митрополит Макарий ни разу его не видел и не вступал с ним ни в какие отношения.
И вот в августе 1924 г. патриарх неожиданно сказал своему иподиакону Саше Б.:
— Еду в Угрешский монастырь к митрополиту Макарию. Поезжай и предупреди…
24 августа 1924 года патриарх прибыл к воротам монастыря. Встреченный настоятелем, в сопровождении архимандрита Анемподиста и шестнадцатилетнего иподиакона, патриарх в куколе и мантии, войдя в храм и поклонившись престолу, проследовал в покои заштатного митрополита. Как всегда в минуты волнения, движения патриарха стали порывистыми и быстрыми. В небольшом зале навстречу патриарху выкатили в колясочке больного митрополита, чисто вымытого и одетого в белый клобук. Подои-