Очерки по психологии бессознательного (сборник)
Шрифт:
Сущность герменевтики – науки, которая в былые времена пользовалась большим уважением, – заключается в том, что на предъявленную символом аналогию нанизывают еще целый ряд других аналогий, прежде всего субъективных, таких, какие пациенту непосредственно приходят на ум; затем – объективных аналогий, которые аналитик черпает из сокровищницы приобретенных им знаний. Таким образом, первоначальный символ расширяется и обогащается; перед нами развертывается картина, в высшей степени сложная, многогранная и многообразная, из которой ярче выступают некоторые – индивидуальные и коллективные – линии психологического развития. Нет в мире такой науки, которая была бы способной подтвердить «правильность» этих линий; рационализм мог бы даже доказать именно их неправильность. Но такие линии имеют большое значение и доказывают это несомненной ценностью для жизни. В практическом отношении важно, чтобы люди жили, и безразлично, «правильны» ли принципы их жизни и доказуемы ли они рациональным путем.
[Эта точка зрения покажется единственно приемлемой для человека нашего времени, который думает и чувствует в рамках научного мышления, но дело выглядит гораздо сложней, если мы вступаем
[Любой, кто интересуется реальной психологией человека, должен с этим согласиться. Если такой высокий процент населения переживает ненасытную потребность в подобном противоположении научному духу, то можно быть уверенным, что коллективное психическое у каждого индивида – будь он ученым или нет – содержит в себе это психологическое требование в равной степени. Определенный вид «научного» скептицизма и критики в наше время есть не что иное, как неуместная компенсация мощных и глубоко укорененных суеверий и заблуждений коллективного психического. Из своего опыта мы видим, что крайне критические умы полностью уступают этому требованию коллективного психического, либо напрямую, либо косвенно, делая фетиш из своей отдельно взятой научной теории.] [190]
190
В немецком издании собрания сочинений в томе 7 эти добавления (параграфы 494–495) следуют за параграфом 477. Однако в собственной рукописи Юнга нет никаких указаний на то, что их место там или где-то еще, поскольку они написаны на отдельном листке бумаги. Мы поместили их туда, где они представляются наиболее уместными по контексту. – Примеч. ред. англ. изд.
Само собой разумеется, что мне станут возражать и, следуя духу научного суеверия, заговорят о внушении. Давно было бы пора понять, что внушению поддаются только тогда, когда оно приемлемо и приходится по душе тому, кому что-либо внушают. Только такое внушение и существует. Иначе лечение неврозов было бы очень просто: достаточно было бы внушить больному, что он здоров. Такая лженаучная болтовня о внушении основана на бессознательном суеверии, будто внушение как таковое фактически обладает самопорождающей магической силой. В действительности же всякое внушение бессильно, если субъект в душе своей заранее не расположен поддаться ему.
Изучение фантазии при герменевтическом методе лечения приводит нас к синтезу индивидуального и коллективного психического; для практического же разрешения этого вопроса необходимо еще одно условие. Дело в том, что невротик и по регрессивному характеру своему, и по привычке, приобретенной во время болезни, не способен относиться серьезно ни к себе самому, ни к внешнему миру; он всегда надеется и ожидает, что излечит его тот или другой врач, тот или другой метод лечения, какие-нибудь внешние обстоятельства, одним словом, что-то независимое от его собственного участия. Но нельзя искупаться, не намочившись. Если пациент сам не способствует излечению, не положит на это всей своей доброй воли и не отнесется к лечению безусловно серьезно, то никакого исцеления не будет и быть не может. В тот самый момент, когда мы начинаем исследовать символические предначертания и соответствующие пути, пациент обязан им следовать. Если же он, обманывая себя и других, стоит на месте, то никакого излечения не наступит. Пациенту не остается ничего иного, как принять путь индивидуальной жизни, который ему открылся, и следовать ему до тех пор, пока в его бессознательном определенная реакция не укажет ему, что он идет по ложному пути.
Кто на такую нравственную установку не способен, кто не способен быть честным по отношению к самому себе, тот никогда не избавится от невроза. Тот же, кто на это способен, найдет, конечно, возможности
Однако пусть ни врач, ни пациент не предаются иллюзии, будто «анализ» сам по себе достаточен для устранения невроза. Это было бы ошибкой и самообманом. В конечном счете моральный фактор несомненно и безошибочно определяет выбор между болезнью и здоровьем.
Установлением и начертанием «линии жизни» мы доводим до сознания пациента то направление, по которому в каждом данном случае течет либидо. Но эта линия жизни вовсе не тождественна фиктивным направляющим линиям, о которых говорит Адлер и которые являются не чем иным, как произвольной попыткой выделить персону из коллективного психического и признать ее самостоятельное существование. Вернее было бы сказать, что «фиктивная направляющая линия» есть не что иное, как неудачная попытка создать направление жизни. Доказательством негодности такой фикции служит и то, что субъект слишком долго и как бы судорожно держится «линии», созданной им.
Жизненная линия, сконструированная герменевтическим методом, напротив, оказывается временной, ибо жизнь никогда не идет по прямой линии и не признает линий, начертанных далеко вперед. «Всякая истина извилиста», – говорит Ницше. Поэтому линии жизни не могут быть ни принципами, ни идеалами, имеющими универсальное значение; линия жизни может быть лишь той или иной точкой зрения, лишь той или иной условной психологической установкой; она имеет лишь эфемерное, преходящее значение. Упадок интенсивности жизненной силы, чувствительная утрата либидо или же преувеличенное влечение к жизни являются показателями того момента, когда пресекается прежняя линия и начинается новая или, по крайней мере, должна была бы начаться. Иногда достаточно, если мы предоставим бессознательному найти эту новую линию. Нельзя советовать невротику всегда и при всех обстоятельствах принимать такую психическую установку; но иногда лучше всего, если субъект предоставит себя так называемому случаю. Надолго предоставлять себя внешним обстоятельствам, однако, нельзя; необходимо бдительно следить хотя бы за реакциями бессознательного, за снами, которые, подобно барометру, показывают несовершенную одностороннюю окраску нашей внутренней настроенности [191] . Поэтому я считаю необходимым – хотя в данном случае мое мнение и расходится с мнением других психологов, – чтобы пациент и после анализа не терял контакта с бессознательным во избежание рецидива. Ибо я убежден, что анализ можно считать действительно законченным лишь тогда, когда пациент в достаточной мере усвоил методы, дающие ему возможность не терять контакта с бессознательной областью своего психического и достаточное психологическое знание для того, чтобы в каждом данном случае, хотя бы приблизительно, усмотреть свою линию жизни; иначе его сознание не будет в состоянии проследить направление, по которому течет либидо и сохранить свою индивидуальность в ее конечном проявлении. Все сколько-нибудь тяжелые случаи невроза необходимо довести именно до такой точки, иначе излечение будет непрочным.
191
За таким значением сновидений отнюдь не следует искать моральной функции; я и сам не ищу таковой. Нельзя придавать этой функции и «телеологического» значения в смысле философской телеологии, т. е. в смысле целесообразности или постановки цели. Я уже неоднократно указывал на то, что функция сновидений прежде всего является компенсацией, поскольку сновидения выявляют констелляции сублиминальных элементов, обусловленные данным состоянием сознания. Все это не имеет ни морального, ни телеологического значения; явление это следует понимать прежде всего каузально. Было бы, однако, несправедливо по отношению к психическому элементу, если бы мы рассматривали его исключительно под каузальным углом зрения. Психические явления не только можно, но и должно рассматривать и с финальной точки зрения (каузальность – тоже точка зрения) для того, чтобы узнать, в каких именно целях сочетались данные элементы. Этим не сказано, что финальное значение какого-либо явления существует уже изначально как цель, предопределенная априори на первых ступенях данного явления. Согласно теории познания, невозможно прийти к выводу о предсуществовании конечной цели, исходя из несомненного финального значения биологических механизмов. Но было бы крайне недальновидно с нашей стороны, если бы одновременно с окончательным устранением телеологической точки зрения мы вздумали бы пожертвовать и финальной точкой зрения. Вот все, что можно сказать: дело обстоит так, как будто бы существовала предопределенная конечная цель. В психологии мы должны избегать как абсолютной веры в каузальность, так и абсолютной веры в телеологию.
Из вышесказанного вытекает, что психоаналитический метод не является монополией врачей; психоанализ есть искусство, техника или наука в области психической жизни вообще; это искусство, эту технику или науку больной должен усвоить и применять после лечения на благо себе самому и своему окружению. Если пациент поймет это правильно, то он не будет выступать в качестве психоаналитического пророка или преобразователя мира; он просто использует познания, приобретенные во время лечения; прежде всего в свою пользу, но с настоящим пониманием общего блага; тогда он сумеет воздействовать на других не столько громкими речами и миссионерской пропагандой, сколько примером всей своей жизни.
[Я понимаю, что это обсуждение ведет на опасную почву. Это девственная территория, которую психологии только предстоит завоевать, и я обязан стать первопроходцем. Я болезненно осознаю неадекватность многих моих постулатов, хотя, к сожалению, это мало помогает, когда я пытаюсь их усовершенствовать. Поэтому я вынужден просить читателя не прекращать чтения ввиду недостатков изложения, а попытаться понять мой способ изложения. Мне бы хотелось сказать несколько слов об идее индивидуальности в связи с понятиями личного и коллективного, для того чтобы прояснить эту центральную проблему.