Одержимость
Шрифт:
Я молчала, тяжело дыша и кутаясь в пальто.
— Что молчишь? Я спросил тебе понравилось?
Он снова пьян, от него несло спиртным за версту. Спиртным, сексом, потом и яростью. Она клокотала в нем, под кожей, во взгляде, в каждом жесте. Его сжигала ненависть, похожая на мою собственную. Только в ответ во мне встрепенулась лёгкая вждбди радость, триумфальное осознание, что ему херово, так же, как и мне. Там, в темных глазах живёт боль, и я хочу эту боль, как голодный хищник. Его боль по мне. Его ревность, ненависть. Хочу его внутреннего зверя себе. Навсегда. Не скрываясь взять все, что мне так нужно, необходимо, чтобы снова почувствовать себя живой, как в те дни, когда я была рядом с ним.
— Нет, — тихо ответила и закрыла глаза…мне казалось палуба качается
— А как он тебя трахал понравилось? — зашипел мне в лицо и я зажмурилась, моля Бога, чтоб нас никто не услышал.
Налитые кровью глаза сжигали меня презрением, безумной ревностью и я задохнулась от собственных эмоций, у меня задрожали колени, забилось сердце, стало невероятно трудно дышать. Мой…Он мой! Почему сейчас? Именно в эту минуту? Не знаю, но он мой. Я это почувствовала и мне стало страшно потому что за этим словом прятался ад. Моё падение. Мой провал. Объект уже давно не объект, а тот, в кого я безумно влюбилась. Первой любовью, едкой, запретной, неправильной, взращённой на лжи и ненависти, но любовью. Куклы умеют любить. Там, под моей холодной, гладкой пластмассовой кожей бьётся настоящее сердце. Его только нужно найти, потрогать…осторожно, едва касаясь. Оно очень хрупкое и впервые застучало для кого-то. Не вовремя. Обречённо. Отчаянно.
— Нет, — все так же тихо ответила я. Зачем? Какого черта сейчас это говорю…не правильно. Провал. Нельзя.
Внезапного пальцы сомкнулись на моем горле, а внутри меня всколыхнулась волна извращённого наслаждения от прикосновения его руки.
— Неверный ответ, Кукла, ты должна сказать, что тебе понравилось. Ты должна меня убедить, мать твою, что понравилось, что любишь его. Лги же. Ну, давай, лги мне! Убеди меня не то я сдохну…я скоро сдохну, Машааааа.
Сильнее сжал моё горло и склонился ко мне, наши головы почти соприкасались, и я почувствовала, как слабеют мои ноги, как предательски дрожат колени.
— Не надо, — я сама не узнавала свой голос. Мне до боли захотелось обнять его. Прямо здесь сейчас обнять, уткнуться лицом в его грудь и кричать, рыдать выплеснуть…Рассказать все. И это уже не провал — это будет конец. В ту же секунду я сама стану объектом. Кто знает сколько проклятых жучков на этом гребаном корыте.
Он вдруг впился пальцами в свои волосы.
— Бл***ть…что ж это за херня творится. Все! — он тяжело дышал, — Забудь. Проехали. Все! Не подходи ко мне. Просто, мать твою, держись от меня подальше, иначе я за себя не отвечаю.
Лёша шатаясь подошёл к перилам и переклонился вниз. В этот момент скрипнула дверь в моей каюте:
— Машенька, милая ты здесь?
Я выдохнула и обернулась с нежнейшей улыбкой на лице.
— Да, любимый. Меня опять мутило. Вышла воздухом подышать. Вот и Лёше не спится. Поговорили немного.
Алексей Николаевич обнял меня за плечи:
— Ты вся дрожишь, иди ко мне. Холодно ведь. Простудишься.
В этот момент мне захотелось самой перегнутся через перила и сигануть вниз. Пусть волны накроют меня с головой, вода затечёт в лёгкие и все закончится. Сейчас. Наверное, я должна была тогда так и поступить. Это бы многое изменило. Если бы ушла я…то все остальные…Те, кого я погубила. Они бы не смотрели на меня с того света пустыми глазницами, полными чёрной, не испитой ненависти и вечного укора.
Лёша не оборачивался к нам, и я молила дьявола, чтобы он молчал.
— Сын, а тебе чего не спится? Молодая невеста сама скучает в каюте.
— Она спит давно, — голос хрипловатый, глухой, — а я привык к утру ложится.
— Ладно, не торчи здесь долго совсем продрогнешь, а у тебя скоро свадьба.
Когда мы вернулись в каюту, Алексей Николаевич посмотрел на меня и с тревогой спросил:
— Моя девочка, ты такая бледная. Что-то не так? Я обидел тебя?
Бл***ое дежавю. Разве не это спрашивала Оля у Лёши всего несколько минут назад? Как остро нелюбимые чувствуют нашу фальшь, потому что любят. Как едко разъедает ложь все вокруг, как серная кислота. Словно трупным ядом, воняет враньём за
— Нет, любимый. Просто опять тошнит.
Муж привлёк меня к себе, по-отечески целуя в макушку. Я глубоко вздохнула.
— Радость моя, нежная…я так мечтаю, чтобы тебя начало тошнить совсем по другой причине.
Исключено, я выпила Постинор*1 сразу же, под видом лекарства от тошноты и выпью ещё одну. Такие последствия мне не просто не нужны, а я лучше вырежу себе внутренности, чем понесу от него. Впрочем, мой наставник уже давно подумал об этом за меня. Снабдил чем нужно и на все случаи жизни. Вплоть до таблеток, вызывающих самопроизвольный, медикаментозный аборт.
Кукла. 2009год. Израиль.
Керамическая плитка поддалась не сразу. Я погнула ложку, прежде чем мне удалось подцепить с краю гладкий четырёхугольник и дёрнуть наверх. Вот и тайник. Ну нихрена себе! Офигеть! Стволы, патроны, ножи. Целый арсенал. Круто. Чёртов придурок готовился не один день, а может у него ушли на это годы. Меня передёрнуло, я не хотела верить, что он настолько долго "ведёт" меня. Я думаю это не все запасы, есть ещё. Возможно, даже в том подвале, где он меня держал. На глаза попалась маленькая коробка из металла. А это что за дрянь? Капсулы яда? Я усмехнулась — меня ничем уже не удивишь. Впрочем, штуковина вполне может оказаться даже бомбой с часовым механизмом. Покрутила коробку в руках. Потрясла. Внутри что-то зазвенело. Любопытство взяло верх, и я открутила крышку. В этот момент мне показалось, что комната бешено завращалась вокруг меня, с адской скоростью. Руки затряслись, я выронила коробку и по полу покатилось кольцо. Смотрела на него и чувствовала, как по спине стекают ручейки пота, а каждый волосок на теле вибрирует от ужаса. Я видела это кольцо раньше, узнала бы с закрытыми глазами.
Мне кажется или кислород перестал поступать в лёгкие? Сердце засаднило и горло сжало, словно железными клещами. Тихо…спокойно. Дыши… Просто дыши.
Я протянула дрожащую руку и …не смогла взять. Замерла. Потом выдохнула и подняла кольцо, уронила и снова подцепила дрожащими пальцами, поднесла к глазам.
"— Вы готовы подписать бумаги, госпожа Никитина? Вы опознали труп?
— Ддда, — судорожно сжатые пальцы, до крови ранят кожу на ладонях…Только не заорать прямо здесь…не упасть в обморок…еле ноги держат…от тошноты сводит скулы…никто не должен знать…
— Посмотрите, это кольцо принадлежало покойному Алексею Алексеевичу Никитину?
— Да, — едва слышно, скорее шелест, а не шёпот…"
Медленно…очень медленно я вернулась в залу, словно к каждой ноге привязано по свинцовой гире с шипами, а каждый шаг давался с болью, выдирал мне нерв за нервом, наматывая их на острую иглу воспоминаний, которые уже почти меня не преследовали…почти….
Я посмотрела на мужчину, распростёртого на диване, в окровавленной рубашке и не могла к нему подойти. Мне было страшно. Каждая клеточка моего тела дрожала от панического ужаса, от накатывающей на меня темноты. Я сильнее сжала кулаки и кольцо впилось мне в ладонь, машинально сунула его в карман шорт. Этот человек, который вывернул мне все мозги, чокнутый сукин сын, он знает мою тайну. Проклятый ублюдок каким-то образом знает о моем прошлом. Знает то, чего не должен знать никто. Во мне поднялось дикое необузданное желание убить его. Взять кухонный нож и втыкать ему в грудную клетку, пока она не превратится в кровавое месиво. Я уже видела себя посреди комнаты залитой его кровью, видела, как бегу мыть руки, вытаскиваю его труп на улицу и зарываю в ту самую могилу, которую этот отмороженный маньяк заставил меня копать для себя самой. А потом пелена ярости спала…он не может знать настолько много…Не может. Скорей всего нашёл кольцо, достал у кого-то. Всей правды не мог не знать никто, кроме меня и Макара. Все остальные мертвы. Все под землёй. Каждый, кто знал о том деле ушёл на тот свет так или иначе.