Мы представляли себя жирными стариками, сидящими на бульваре,глазеющими на девиц, – писал о себе и Багрицком Бабель.Мечты не сбылись. Бог не дал состариться этой паре,не дал ожиреть, не дал витаминов и валериановых капель.Не дал глазеть на девиц из-под век отечных,не дал одесского солнышка в марте-апреле…Астма, расстрел, диагнозов более точныхв те года врачи ставить еще не умели.Нам с тобой повезло, дорогой, – мы получили прибавкув виде той самой старости, которой им не досталось.Правители наши крови не пили, а мирно щипали травку,и хорошо понимали, что такое жирная старость.Они говорили часами о задачах дурной пятилетки,им случалось лесных зверей убивать, охотясь.И за спинами жен медсестры им давали чудо-таблеткии делали им приятно, несмотря на моральный кодекс.В общем, Фима, мы их пережили, как и Страну Советов,с ее гремучим огнем и блеском холодной стали.Даже в юности мы не давали девицам поспешных обетовсмешных, может быть, судьбе, но девушки нам давали.Мы любили их в полумраке приморских склонов,пограничный прожектор ощупывал наши спины.Мы читали запретные книги, не нарушая иных законовни СССР, ни позднее – и – тем более – Украины.Мы пили коктейли в каком-то несчастном баре —«Красный» или «Бристоль» – сегодня не помним сами.Приезжай в Одессу, посидим вдвоем на бульваре,поглядим на девиц, потряхивающих роскошными волосами
20 марта 2015
«Кого-то тащат в машину душат выбрасывают в кусты…»
кого-то тащат в машину душат выбрасывают в кустыза прохожими тянутся чешуйчатые хвостывыпирают надбровные дуги глубоко западают глазаспросишь такого убей проголосует занет что-то меняется в людях к примеру оскалзайдешь в бюро находок не найдешь того что искално ржавый штык времен еще той мировойи шар голубой что крутился над головойнет что-то меняется в жизни например дорожает товарзайдешь в супермаркет а ты для товара стара эта слишком бедна а эта слишком бледнаа эта для потребления осталась слишком однанет что-то меняется в детстве пойдешь поиграть с пескомв пожарном ящике лучше ползти ползкомно по привычке ребенок поднимается в полный рости идет волоча за собою тяжелый чешуйчатый хвост
24 марта 2015
«Кто из нас не споткнулся на пороге торжественных дат…»
кто из нас не споткнулся на пороге торжественных датподходя к юбилею кто не замедлил шагвот почивший в бронзе неизвестный солдатвот сгоревший на вечном огне классовый врагвот столетние старцы в медалях и орденахв руках букетики красных комсомольских гвоздиквот плиты и птичья известка на прославленных именахвот смутного гиблого времени нервный тиквсе дергается дрожит и нет опоры ни в чемночные взрывы еженедельно как по часамвот крепкие парни идут склониться пред палачомпалач с портрета глядит и кровь течет по усамвот поле боя его пройти жизнь положитьоно засеяно минами осколками и инымнаследием настоящего в котором дышать и житьпочти невозможно но мы вдыхаем прогорклый дымпуть к забвенью тернист и недолог и мы идемспотыкаясь о даты о пороги и рубежии вот уже виден наш вечный бетонный домвысотный огромный не сосчитать этажи
26 марта 2015
«От судьбы не уйдешь, но убежать иногда удается…»
От судьбы не уйдешь, но убежать иногда удается,особенно если в спортивном костюме и старых китайских кедах,молодым дорога скатертью, как в старой песне поется.Это хорошая песня для нас, отпетых.Школа жизни, привет! – по полу елозят швабры,толстушка дежурная вытирает доску тряпкою влажной.Вдоль по бульвару скачут наперегонки кентавры.Химера сидит на крыше хрущевки пятиэтажной.
27 марта 2015
«Атака, как лопата, бывает штыковой…»
Атака, как лопата, бывает штыковой,совковой, как лопата, бывает жизнь солдата.Конвой вокруг колонны – канвой сторожевой.Клеймо на лбу эпохи – торжественная дата.Еще бывает кружка – зеленая эмаль,а в ней холодный чай – не крепкий и не сладкий.Еще бывает цель – она уходит в даль,еще бывает бездна, прикрытая заплаткой.Еще рубеж бывает – последний, огневой,еще бывает смерть пустой и бестолковой,а там черед лопате, как атака, штыковой,или другой, пошире, как наша жизнь, – совковой.
30 марта 2015
Апрель 2015-го
Желтая жизнь
«Я устрою желтую жизнь и вырваны-годы…»
Я устрою желтую жизнь и вырваны-годы.Поговорка сегодня вышла из моды,и не жалко ни желтой жизни, ни вырванных лет,желтая жизнь – период дружбы с Китаем,а что вырваны годы – так мы дыру на лету залатаем.Крутись, шарманка, каждому свой несчастный билет.Мы – сидельцы последнего ряда в портовом клубе,по радио песни поют о том, как дела на Кубе,комбайн позапрошлогодний украшает бледный экран,Борьба за мир, как футбол, – при любой погоде,пионеры всегда у костра, а туристы всегда в походе,и безнадежно лопочет беспородный тиран.Эти годы вырваны. Эта жизнь пожелтела.Эта душа согнулась под грузом тела,Этот город разрушен. Но за спиной старикамелькает и прыгает юность, там ходят мамыс детьми в колясках – рахитики и панамы,Там вырваны годы, и жизнь желтеет пока.
1 апреля 2015
«Русская светопись А. Вайнштейна. Городъ Одесса…»
Русская светопись А. Вайнштейна. Городъ Одесса.Светопись – фотография, если кому непонятно.Дамы на фото не стесняются лишнего веса.По краю картонок – блеклые ржавые пятна.На заднем плане – бокал и бутылка портвейна.Резной буфет: львы – подпорки, на дверцах – гроздья.Русская светопись в надежных руках Вайнштейна.Сейчас вылетит птичка в канотье, с элегантною тростью.Вылетит, на трехпалых лапках станцует «Семь-сорок»И нырнет обратно в ящик, в дыру объектива.Русская светопись. еврейский, одесский морок.Сидите недвижно, дамочка. Я сделаю вам красиво.
2 апреля 2015
«Вчера не замечали. Сегодня – поют хвалу…»
Вчера не замечали. Сегодня – поют хвалу,Едет пророк на осле. Бросают одежды под копыта ослу.Потом разойдутся – жить, прислуживать злу.Все равно – многопалые ветви пальмы или вербы в руках,все равно сегодня или в прошлых веках,все равно – истребители или ангелы в облаках.Все равно – Иерусалим, Равенна или Берлин,а то и Киев, нам все едино, клин вышибает клин,там, где пророк не в чести – власть берет исполин.Все равно – сухонький, верткий или разъевший гад,все равно – опьянен ли властью или не рад,но всегда – в мундире, не сосчитать наград.Он глядит и видит, как, рассекая толпу пополам,едет пророк на ослике, и зачем весь этот бедлам,разошлись бы все поскорей по своим делам!Есть дело и у пророка – за всех людей пострадать,умереть, воскреснуть, порадовать Пречистую старую мать,вернуться, застать всех врасплох, явиться в ночи, как тать.Все равно – какие сейчас времена.Главное – город. Его окружает стена.Правитель стоит у окна. На груди блестят ордена.
4 апреля 2015
Иисус говорит
Как на разбойника, вышли вы на Меня,а Я был среди вас и не прятался ни на миг.Даже темной ночью был ясен Я, как при свете дня,и по извилистым тропам всегда ходил напрямик.И при свете факелов в Гефсиманском саду,слыша звон оружия и крики злобы людской,не противясь, кротко, Я вам навстречу иду,наполненный вечной жизнью и предсмертной тоской.
9 апреля 2015
«И почил Господь в день субботний. И предписал покой…»
И почил Господь в день субботний. И предписал покойлюдям Своим в этот день, чтобы мы без Негоне сотворили непоправимого грешной рукой,уж лучше, чтоб мы не делали ничего.Чтобы не отходили далеко от своих дверей,не кололи-ломали дров, не разводили огня,не стреляли друг в друга, не заботились, чтоб поскорейвырыть яму ближнему и сгубить его до заката дня.Так говорит Господь: «Сиди спокойно, еврей,Бог знает, что ты сделаешь без Меня!»Он, наивный, Всеведущий думал, что мы не рискнемв этот священный день нарушить Его запрет,не будем ставить капканов, не станем играть с огнем,что не остынет суп, который вчера согрет,что будут лежать две халы, и гореть две свечи,что Книга Книг сумеет на день заменить надзор,что не будут болеть больные, что не будут лечить врачи,что не будет стрелять убийца, никого не ограбит вор.Что с Его Заветом нам будет спокойней, чем с Ним Самим,что из любви к Нему мы Его не нарушим сон,будем пускать по кругу чашу вина и бсамим,будем петь псалмы и не нарушим Закон.И ныне, пройдя по земле немыслимый крестный путь,в пещере, спеленутый по рукам и ногам,Он думает – мы дадим Ему спокойно уснуть,не будем друзей предавать, не отомстим врагам,не пожелаем жены ближнего, осла и вола,не произнесем напрасно святое имя Его,и будет земля спокойна, такой, как она былатогда, когда на земле не было никого.