Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года
Шрифт:
Фадеев был не только известнейшим писателем, но и крупной политической фигурой. Вождь подарил ему должность генерального секретаря, сделал его «писательским Сталиным». Генсеку Фадееву сходило с рук то, что другим стоило бы жизни. Поэтому тогда Александр Александрович отделался выговором, хотя в военное время такую эскападу могли бы приравнять к дезертирству. Это была личная милость вождя.
Теперь Сталин не то чтобы охладел к Александру Александровичу, но, во всяком случае, на первый план выдвинулись другие литераторы, те, кто был на фронте и писал на военные темы, прежде всего молодой Константин Михайлович
КТО ТУТ ГЛАВНЫЙ ТРУС?
Журналист Николай Вержбицкий записывал в дневнике горькие наблюдения:
«17 октября. Постепенно вырисовывается картина того, что произошло вчера. (Некоторые называют это великой провокацией, некоторые — не менее великой глупостью)… У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам…
18 октября. Все ломают головы над причинами паники, возникшей накануне. Кто властный издал приказ о закрытии заводов? О расчете с рабочими? Кто автор всего этого кавардака, повального бегства, хищений, смятения в умах? Стенная литература, кроме газет, никакая не появляется. Вместо нее кругом кипит возмущение, громко говорят, кричат о предательстве, о том, что «капитаны первыми сбежали с кораблей», да еще прихватили с собой ценности…
Истерика наверху передалась массе. Начинают вспоминать и перечислять все обиды, притеснения, несправедливости, зажим, бюрократическое издевательство чиновников, зазнайство и самоуверенность партийцев, драконовские указы, лишения, систематический обман масс, газетную брехню подхалимов и славословия…
Страшно слушать. Говорят кровью сердца. Неужели может держаться город, у которого такое настроение? И опять — все в тумане. В очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по 2—4 слоняются по тротуарам и покуривают. «Нет инструкций…»
Да, 16 октября 1941 года войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы. И кто навязал нам эту дату, этот позор? Люди, которые первые трубили о героизме, несгибаемости, долге, чести…
Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних «энтузиастов» (на словах), груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла… А сейчас мне сообщают, что у Абельмановской заставы толпа сама задерживала бегущих и выволакивала их из машины. Толпа всегда честная, в плохом и хорошем».
В учреждениях отделы кадров жгли ведомственные архивы, уничтожали личные документы сотрудников и телефонные справочники. Самые главные архивы — ЦК партии и Совнаркома, Комитета обороны, Исполкома Коминтерна, Наркомата внутренних дел — в соответствии с решением политбюро — вывезли в Уфу еще в июле.
Секретарь московского горкома партии по химии и металлургии Иван Михайлович Колотыркин признавал:
— Одной из главных причин создавшейся обстановки — имею в виду нервозность отдельных граждан — считаю массовую и очень быструю эвакуацию промышленности, центральных учреждений. В какой спешке сжигали документы! Черный дым, листы обгоревшей бумаги… Все это, вместе взятое, создавало у определенного круга нервозность.
Иван Колотыркин был секретарем
«На улице холодно, ветрено, мокрые хлопья снега, пронизывающая сырость, — записывал очевидец. — Что-то сжигают, да так спешно, что полуобгоревшие листы бумаги вылетают из труб, лежат на асфальте… Решили уничтожить все бумаги, относящиеся к электричеству. И все служащие старательно жгли и рвали карточки абонентов. В Москве 940 тысяч счетчиков, на каждый имеется несколько картонных карточек с указанием сумм, подлежащих уплате, фамилии и адреса.
Если бы эти документы и достались немцам, они им ничего не сказали бы секретного! Но все же это все разорвано, причем у рвавших руки были в мозолях, а собрать потом плату за сентябрь, октябрь и начало ноября оказалось невозможно, так как неизвестны показания счетчиков, записанные в последний раз и уничтоженные».
Самое поразительное состоит в том, что в этой суматохе потеряли действительно секретные документы, которые никак не должны были попасть в руки врага.
9 октября секретариат московского горкома постановил:
«Обязать райкомы ВКП(б) немедленно принять меры к приведению всего партийного хозяйства райкомов партии и первичных партийных организаций в должный порядок.
Предложить секретарям первичных парторганизаций составить опись на имеющиеся у них партийные документы и подготовить их к сдаче на хранение в райкомы ВКП(б)».
Секретариат горкома и обкома партии распорядился 9 октября вывезти из Москвы важнейшие документы:
«Обязать заведующего оргинструкторским отделом МК ВКП(б) тов. Сорокина, заведующего облпартархивом тов. Севастьянова и управляющего делами МК и МГК ВКП(б) тов. Антипова организовать за пределы гор. Москвы и области эвакуацию документов Московского областного, Московского городского комитетов ВКП(б), горкомов и райкомов ВКП(б).
Эвакуации подлежат все учетные карточки членов и кандидатов в члены ВКП(б), книги регистрации учетных карточек, книги учета и выдачи партийных билетов и кандидатских карточек, протоколы заседаний бюро, пленумов горкомов, райкомов, МК и МГК ВКП(б), протоколы районных партийных собраний и собраний партактива, документы секретной переписки и учетные карточки членов ВЛКСМ.
Эвакуацию закончить до 12 октября с. г.
Поручить начальнику УНКВД Московской области тов. Журавлеву обеспечить вооруженную охрану эвакуируемых партийных активов и партийных документов как в пути следования, так и на месте их размещения».
Отдельное постановление было посвящено личным делам руководящих работников:
«О личных делах на номенклатурных работников в отделах кадров МК, МГК ВКП(б), горкомах и райкомах области и гор. Москвы»:
«1. Поручить тов. Троицкому личные дела отделов кадров МК и МГК ВКП(б) эвакуировать.
Для продолжения нормальной работы отделов кадров оставить из каждого личного дела справку.
2. Личные дела, находящиеся в горкомах и райкомах области и города, подлежат уничтожению по распоряжению первого секретаря горкома-райкома».