Один из призраков
Шрифт:
– Это же Сфинкс! Прохор! Рассчитайся с господином Каталкиным.
Аннет с щенком на руках направилась к выходу. Прохор же отсчитал несколько купюр и протянул их ростовщику. Оживленный старикашка Каталкин пересчитал деньги, приятно удивился и остался вполне доволен сделкой. Для старого ростовщика собаки не имели никакой ценности, кроме материальной…
Простившись с ростовщиком, Аннет в сопровождении Прохора вернулась в усадьбу. Быстрым шагом она поднялась в гостиную, держа в руках увесистый теплый «комочек»:
– Александр! Александр!
Окинув взглядом пустую залу, она направилась в кабинет. Александр Андреевич сидел за столом и подписывал какие-то бумаги. Увидев Аннет, он отложил дела. Сосредоточенность исчезла с широкого лица графа. Он сразу стал похож на мальчишку, которому занятия в гимназии заменили походом в цирк. Он бросился к жене, чтобы немедля заключить ее в объятья.
– Постойте, Александр Андреевич! Посмотрите, кто у нас теперь есть!
Любанский чуть отстранился, а Анна, улучив момент, протянула ему смущенного щенка.
– Душа моя, Аннет! Где Вы его взяли? – удивился Любанский,– Какой молодец! Крра-са-вец!!!
Граф взял на руки совершенно обалдевшего Сфинкса.
– А какие умные глазки! Какая осанка! Настоящий граф!
Он поставил пса на превосходный паркетный пол, который был тут же обновлен небольшой лужей. Сфинкс виновато отошел от мокрого места и преданно уставился на Аннет.
– Дашенька! У нас тут небольшие проблемы! – улыбнулась графиня.
Запыхавшаяся русоволосая горничная вбежала в кабинет и, поняв в чем дело, мгновенно исчезла. Через минуту Даша старательно вытирала глянцевую поверхность пола, а Сфинкс сражался с сахарной косточкой на новом паркете.
Графиня, по-детски присев на корточки перед своим питомцем, с улыбкой произнесла:
– Сегодня Даша все приберет, а завтра, дорогой, ты будешь обедать на кухне…
Я открыл глаза, не совсем понимая, где я и что со мной. Плюшевые портьеры наполовину прикрывали окно. Солнечный луч слепил глаза. Пытаясь скрыться от назойливого луча, я откинул потрепанный плед и принял вертикальное положение под гнусный скрежет растянутых пружин. Голова раскалывалась… Увидев на соседней раскладушке спящего Маклая, я вспомнил вчерашний вечер, но никак не мог распределить события между сном и реальностью. Нащупав в кармане рубашки пачку «Примы», я чиркнул зажигалкой. Руки дрожали, как у заправского алкаша. С четвертой попытки мне все же удалось прикурить. Я подошел к окну, с усилием отворил его.
Свежий воздух теплого осеннего утра ворвался в пропитавшуюся водочными парами каморку. Небо было синее-синее… Кроны парковых деревьев ослепительно желтели в лучах солнца. Звонко чирикали какие-то неперелетные птицы. Покалеченный тополь красовался на той стороне лужайки. На лбу я нащупал солидную шишку – печальный результат вчерашнего знакомства с древесным монстром.
– Ванька! Ты живой? – послышался за спиной
– Живой-живой…, как видишь.
– А я живой труп. Кофе пить будем? – печально произнес Маклай.
– Я думал, ты пивка попросишь.
– За кого ты меня принимаешь? Пить надо после 15:00 и до 24:00 – так сказал господин Похлебкин, известный повар-кулинар. Вчера утром по телеку передавали.
– А у тебя и телек имеется?
– «Витязь» – последняя модель. Справа от тебя.
– Может, врубим? Хоть узнаем, что в мире делается.
– Можно. Только сначала дай анальгинчику… Там на подоконнике должен быть.
Я протянул «умирающему» Маклаю спасительную таблетку:
– Можно, я у тебя тут недельку поживу?
– Без проблем. Опять же, будет кому лекарство подать.
– А что… Ты здесь совсем один?
– Абсолютно один до десятого сентября. Потом директор зея прибудет. Ох… Кажется, отпустило. Включи там чайник.
Мы выпили с Маклаем по чашечке кофе со вчерашними, слегка подсохшими бутербродами. Привели в порядок себя и каморку и отправились на экскурсию в спальню графини.
Это была просторная квадратная комната с высокими потолками и шелковой обивкой на стенах. Набивной шелк с растительным рисунком заметно пообтрепался, а дубовые панели были почти как новенькие. На полу, как осенние листья, беспорядочно валялись обрывки газет и каких-то бумаг.
У входа действительно стоял изящный консольный столик с трюмо из отличного красного дерева, о котором вчера рассказывал Маклай. Я заглянул в помутневшее зеркало, подсознательно надеясь увидеть нечто необычное, но оно скрупулезно копировало почти пустую комнату графини. На столике стоял маленький портрет в овальной рамке. «Огромные зеленые глаза на бледном лице… Восхитительные черные локоны на висках… Где же я видел эту женщину?»
– Это Аннет, – Маклай заглянул мне через плечо.
– Графиня? Где-то я видел это лицо…
Я пытался вспомнить, но не мог. В голове неожиданно всплыла фраза: «Сегодня Даша все приберет, а завтра, дорогой, ты будешь обедать на кухне…»
– Маклай! Только ты не пугайся… Мне самому жутко… Я сегодня видел ее во сне…
В ответ мой друг лишь пожал плечами.
Потом мы обошли все комнаты усадьбы. Маклай был прав, когда говорил, что здесь практически ничего не осталось. Дом-музей готовился к реставрации. Мебель, картины, домашняя утварь… – практически все было вывезено и хранилось в запасниках областного музея. Единственным местом в доме, полностью забитом старой кухонной посудой и садовым инвентарем, был темный чулан, расположенный между прихожей и кухней.