Один Из Восьми
Шрифт:
Корабль легонько дрожал от работы всех четырех тормозных двигателей на полной мощности, и траектория постепенно заваливалась вниз. Было слышно, как срабатывают двигатели ориентации, слегка покачивая машину, но в целом полет был очень плавным.
— Полтора километра, — донеслось из ЦУПа. — Готовьтесь к перевороту, 10 секунд. И камеру включите.
— Камера включена, — отозвался Леонов. — Переворот начали.
— Есть переворот, — подтвердил Гагарин, когда в назначенное время звезды в его поле зрения поплыли вверх, а из-за нижнего края иллюминатора вынырнула яркая полоска лунного горизонта. Корабль, гася горизонтальную скорость, постепенно переворачивался с положения «на спине» в положение «днищем вниз», и командир пытался визуально подтвердить место посадки. Бортинженер был лишен возможности «смотреть в окошко», он не имел права отрываться от приборов.
— Брюс как на ладони, — уверенно определил Гагарин. — Очень яркий и резкий край. И вся мелочь тоже на месте. Как в кино! Только проверим ТП.
— ТП шестьдесят один, — подсказал Леонов.
— Возьму чуть правее, — моментально сориентировался командир. — А то впритирку к Брюсу идем. А по дальности, кажется, все отлично.
Аббревиатура ТП, несмотря на обидный вариант из будущего, означала всего лишь точку посадки, которую командир мог легко определить по градуированной шкале на стекле иллюминатора. Теперь ему показалось, что машина ведет корабль слишком близко к краю большого кратера, и легким движением ручки управления он эту точку подкорректировал, отодвинув от опасного края. Корабль чутко подвернул на едва уловимую пару градусов, выполняя пожелание командира.
— Топливо тридцать пять, — подсказал бортинженер. — Высота тысяча триста, скорость сто на пятьдесят, высоковато идем.
— Сейчас поправим, — Командир ввел несколько цифр. — Заря, я Кедр, проверьте нам арифметику.
— Все нормально, Кедры, принимаем, — быстро ответил ЦУП. — Будьте начеку.
— Заря, не беспокойтесь, мы идем точно, — утешил Землю Гагарин. — После коррекции ТП лежит прямо перед Лайкой, промах меньше километра.
Когда экипажам показали фотографии местности, на которой им предстояло работать, они первым делом взяли фломастеры и не жалеючи расписали названия самых ярких кратеров и деталей рельефа. Так на карте появились Лайка (другая собака из АИ, погибшая при испытании САС — прим. авт.), Картошка, Клумба, Русалка и другие. Были попытки запретить такую самодеятельность, недостойную советских людей, да и названия не всегда были идеологически выдержанными. Но космонавтов поддержал не только Королев, но и Каманин, прекрасно понимающий, каково было бы запоминать все эти «прыщики» по номерам. С этой точки зрения простые и запоминающиеся названия намного удобнее.
Тогда, при невозможности предотвратить, начались попытки возглавить процесс и придать названиям верный идеологический лоск. Почему на ваших картах, спрашивали ответственные лица, нет комсомола, Маркса или Октября?
— Заря, я космонавт, — мгновенно схохмил Королев, — Мы в комсомол не попали, придется лезть на Маркса.
— Заря, я космонавт, — поддакнул Каманин. — А Октября отсюда вообще не видать!
После немой сцены вопрос быстро замяли, а придуманные космонавтами и учеными (в основном, геологами) неофициальные названия утвердили со всей полнотой бюрократических формальностей.
— Дистанция пять, — доложил Леонов. — Высота две четыреста, платформы согласованы. Последняя поправка с радара введена. Юра, ты хотел поправку ТП ввести, угол семьдесят.
— Так точно, — подтвердил Гагарин. — Мы идем с перелетом Клумбы почти в километр, даю поправку ТП. Все равно потом вручную довернем. Ориентиры очень яркие, Пуля будто светится, видно издалека. Клумбу тоже вижу, но она пока далеко, не разглядеть подробности. Хотя, Тюльпан я вижу рядом!
В ЦУПе в это время благодарили судьбу за то, что «самопальные» названия прижились, и теперь с одного взгляда можно было понять, где летит корабль.
— Проходим над Землянкой, — продолжал докладывать Гагарин, — Она совсем неглубокая, оказывается!
— Дистанция три, высота семьсот, — доложил бортинженер. — Остаток топлива десять процентов. Радар отключился, у нас сигнал горит.
— У нас тоже горит, — забеспокоилась Земля, глядя на телеметрию. — Что по дальномеру?
— Платформы в согласовании, на дальномере шестьсот, очень близко, — ответил Леонов. — Вертикальная скорость двадцать, постепенно гасится. Горизонтальная скорость двадцать пять.
«Восход» скользил уже совсем близко от поверхности, но тут Гагарин чуть оторвал взгляд от точки посадки и посмотрел немного выше.
— Заря, я Кедр, вижу нашу тень! Теперь точно сядем!
— Четыреста метров, — подсказал напарник. — Вертикальная пятнадцать. Радар мигает, захвата нет.
— Ну и ладно, — спокойно ответил командир. — Дай-ка мне ТП еще разок.
— Угол ТП сорок семь.
— А теперь мы в Клумбу летим, — вздохнул Гагарин. — Ждем до высоты двести и переходим на ручное управление.
— Вас поняли, Кедр, — доверительно отозвалась Земля голосом Двадцатого. — Теперь все сами, мы помолчим.
Что сейчас творится в ЦУПе, лучше даже не думать, никаких нервов не хватит. Но нервы пилотов, в отличие от своих собственных, там пытаются беречь. И за это им большое спасибо!
— Высота двести, дальность триста, топливо восемь, — подсказал Леонов. — Есть радар, сигнал не горит. Готов, Юра?
— Тридцать три, — кивнул командир. — Поехали, перелетаем Клумбу.
Взяв на себя управление, он первым делом немного уменьшил угол по тангажу, погасив скорость снижения, которая показалась ему чрезмерной. Через несколько секунд он снова наклонил аппарат назад, быстро гася горизонтальную скорость почти до нуля и переходя в зависание на ста пятидесяти метрах.