Один прекрасный вечер
Шрифт:
Карие глаза Блейза изучали Роберта, словно жеребец решал, что за человек перед ним. Наверное, Роберт должен был бы при этом испытывать некоторое беспокойство, но в его послужном списке нашлись бы деяния и похуже шантажа принцессы. И поступал он так и из менее благородных побуждений.
Когда Роберт и Блейз оказались поблизости от пивной, один из стариков, Томас Мактавиш, крикнул ему:
– Хозяин, приведи зверя поближе, чтобы мы могли на него посмотреть!
Роберт поморщился:
– Посмотреть на коня? – Да, старики не прочь разглядеть коня поближе. Но еще больше им хочется
– Красивый жеребец, – сказал Гилберт Уилсон.
– А девчонка и еще красивее, – с усмешкой заметил Хэмиш Маккуин. – И мы гордимся тобой, хозяин, за то, что ты так быстро прибрал ее к рукам.
– Я ее к рукам не прибирал, – возразил Хепберн. Не в том смысле, который они в это вкладывали. – Я беру ее туда, где смогу за ней присматривать. – И заодно использовать.
– Ась? – Генри Маккалох приложил руку к уху и повернулся к Томасу.
– Он сказал, что берет ее туда, где сможет за ней присматривать! – крикнул ему в ухо Томас.
– А, присматривать. Понятно. – Генри ткнул Хэмиша локтем в ребра. – Хорошенько смотри за ней, милорд. Отличную пташку ты себе поймал, скажу я тебе.
– Я не собираюсь… – начал было Роберт, но замялся.
– Раздвигать ей ноги? – услужливо предложил свою версию Беннет Мактавиш.
От стариковского гогота конь занервничал, и Роберт повел ею через площадь, но затем вернулся к пивной. Роберт и сам не знал, зачем повернул к старикам. Может быть, потому, что у них в отличие от прочих жителей городка не было ни капли притворства. Возраст, нищета и одиночество сорвали с них все маски. Они говорили то, что думали. После стольких лет жизни во лжи общаться с подобными людьми было довольно занятно.
Когда Роберт подошел достаточно близко, из пивной вышла Юджина Грей, вытирая руки о фартук.
– Не обращайте на них внимания, милорд. Они сидят тут целыми днями и болтают, как старые сплетницы. Только место занимают и ничего не покупают, разве что одну кружку эля на всех.
И все потому, что идти им некуда, разве что домой, к родственникам, у которых и без них забот полон рот, а в кошельках пусто, так что глотку промочить не на что. Старики выглядели пристыженными, опустив головы, они шаркали ногами, теребя трости. Состарившиеся фермеры, состарившиеся моряки, состарившиеся купцы – когда наконец они умрут, всем станет легче. Всем, кроме Роберта, который мог бы приходить сюда, чтобы послушать, как старики судачат о том, что происходит в городе, о старых временах. Пусть себе говорят, а он помолчит и послушает. Его никто не заставлял тут говорить о себе, не ждал, что он станет притворяться здоровым и цельным. От них он мог не прятать черные глубины своей души.
– Тогда наливай им каждому по кружке эля каждый день, а счет отправляй мне.
Юджина выронила фартук.
– Но, милорд…
Он повернул голову и посмотрел ей в глаза.
– От меня не убудет.
– Конечно, милорд, я не хотела сказать, что вы… – Должно быть, она увидела в его глазах что-то такое, что напугало ее, потому что она побледнела и, заикаясь, сказала: – Я… Я прямо сейчас им принесу по кружке,
Когда Юджина скрылась за дверью в пивную, Генри сказал:
– Спасибо, милорд. Но вам ни к чему было нас угощать. – Беннет вмешался, не дав гордому Генри отказаться от дармового угощения:
– Но мы вам благодарны. – Он протянул руку за доверху наполненной кружкой, принесенной Юджиной. – Мы будем каждый день пить за ваше здоровье.
Роберт погладил Блейза по носу.
– О большем я и просить бы не стал.
Старики подняли кружки в его честь и жадно сглотнули густой темный эль.
Хэмиш удовлетворенно вздохнул:
– Ну прямо как материнское молоко.
Гилберт бросил взгляд на Юджину:
– Из ссохшейся титьки.
Юджина молниеносно дала отпор:
– Не нравится титька, можете не пить.
Гилберт открыл было рот, чтобы огрызнуться в ответ, но, увидев, что Роберт покачал головой, промолчал и отпил еще эля.
Повеселев, Томас со стуком опустил свою кружку на стол.
– Знаете, милорд, тут среди нас женщин нет. Так что можно говорить начистоту. Не верится что-то, что вам эта королевская штучка не пришлась по сердцу.
– Она слишком молода, к тому же я не хочу иметь дело с принцессами, – уклончиво ответил Роберт.
– И сколько, по-вашему, ей лет? – поинтересовался Беннет.
– Семнадцать. Может, восемнадцать, – сказал Роберт. Столько же, сколько его младшей сестре Пруденс. Слишком молода, чтобы так врать и мошенничать.
– Ей двадцать два, не меньше, – заявила Юджина. – Может, и вам кружку налить, милорд?
– Спасибо. – Роберту пить не хотелось, но, если он откажется, Юджина расстроится. Подумает, что не угодила ему. Но Роберту действительно хотелось знать, сколько лет Кларисе и насколько уверена в своих предположениях Юджина. Может, Юджина просто завидует той, что помоложе? Поэтому она заявила, что Кларисе больше восемнадцати? Или увидела то, чего не увидел Роберт? Ведь если это правда и Кларисе действительно двадцать два…
Самому Роберту шел тридцать первый год, и, понюхав пороху, узнав, каково смотреть смерти в лицо, узнав голод и лишения, он чувствовал себя гораздо старше. В душе его скопилось слишком много грязи. Он не стал бы совращать молоденькую девушку, но если Кларисе действительно двадцать два, если у нее уже есть определенный опыт, то подход к ней мог бы быть иным. Существовали способы склонить женщин на свою сторону, не имевшие ничего общего с шантажом.
Старики одновременно прекратили смеяться. Их выцветшие глаза разом уставились на что-то, что было у Роберта за спиной. Должно быть, принцесса вышла на площадь.
– Она идет прямо к нам, – хрипло сообщил Томас.
– Моя труба уже дымится, – прошептал Беннет.
– Черт, моя труба уже пожаром занялась! – Голос Генри могли бы услышать даже на границе с Англией.
Все на него зашикали, а Роберт повернулся к площади лицом. Да. Вот она идет. Клариса была похожа на ангела или на дьявола в ангельском обличье. И все же при одном взгляде на нее он почувствовал шевеление за ширинкой. Нет, не потому, что у него долго не было женщины, а потому, что это была она. Ее улыбка, ее походка, ее волосы, ее тело…