Один счастливый остров

Сунд Ларс

Он долго не сводил с нее взгляда.

— Ты серьезно?

— Не знаю, — вздохнула она. — Правда не знаю… Но ведь раньше иногда социальные проблемы решались таким способом… Ни для кого не секрет, что владельцы магазинов в больших городах третьего мира нанимают бригады убийц, чтобы избавиться от беспризорников, которые клянчат деньги у входов в их магазины. В Центральной Америке регулярно убивают рабочих банановых плантаций, которые протестуют против предприятий-владельцев. Десятки тысяч индийских крестьян совершили самоубийство, потому что им не по карману генно-модифицированная рассада, без которой они не могут прокормить свои семьи.

И никто не бьет в набат. А когда американцам понадобился остров Диего-Гарсия под авиабазу в Индийском океане, что они тогда сделали? Депортировали все население, а потом двадцать лет врали об этом… Кстати, эти люди — те, чьи трупы оказались на Фагерё: может быть, их не собирались убивать? Может быть, их решили депортировать, как население Диего-Гарсии? Но план сорвался. Может быть, судно пошло ко дну. Они утонули. А говорить об этом было запрещено — ведь это бросило бы тень на власти страны. Пришлось отрицать. Возможно, все было именно так.

Она слышала, что говорит на повышенных тонах, резко. Не договорив, она замолчала, слова безнадежно повисли в воздухе.

Ветер кинул горсть дождевых капель в стекла веранды.

Мотылек неподвижно сидел на прежнем месте. Гите захотелось протянуть руку, коснуться его, чтобы улетел.

После продолжительного молчания он произнес:

— В последнем письме ты писала… будто ты не веришь, что компьютер пропал случайно?

Вопрос застал Гиту врасплох. Облокотившись на край стола, она сплела пальцы, потерла одну ладонь о другую. Не найдя в себе сил ответить, она кивнула.

— Это произошло до или после того, как ты говорила с той правозащитницей… Анной Миллер?

— После, — выдавила она.

Он снова умолк, глядя в стол.

— Знаешь, Гита… Я тоже не верю в то, что компьютер украли случайно, — произнес он наконец.

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ В «АМЕРИКЭН БАР»

Автор и читатель в последний раз переступают порог «Америкэн бар». У стойки мы заказываем по пиву — сейчас здесь «счастливые часы», пиво стоит три евро за бокал. Можно выпить лимонада или другого безалкогольного напитка, если бочковое пиво Коробейника по какой-то причине неугодно. Мы берем бокалы и садимся в закуток. Кто-то угостил джук-бокс, знаменитый «Вурлицер», монеткой, и тот играет «(I Can’t get no) Satisfaction» «Роллинг стоунз».

Порывистый северный ветер принес на Фагерё обильный дождь. Капли исполняют партию ударных на жестяной крыше бара, вода стекает вниз жемчужным занавесом перед окном, выходящим на пустынную террасу, где сложенные рекламные зонтики дрожат от порывов ветра, пытаясь вытряхнуть воду из складок. До вечера еще далеко. В баре царит спокойствие. Несколько незнакомцев собрались в другом закутке, чтобы выпить по первому на сегодня пиву; они тихо беседуют, над головами тает серо-голубой табачный дым. Подростки в расшнурованных кроссовках и мешковатых джинсах сгрудились у игры «флиппер», погрузившись в собственный мир позвякиваний, стука и мигающих огоньков. Больше посетителей в заведении Коробейника в данный момент нет.

Впрочем, это не так. Кто-то стоит у джук-бокса — спиной к нам, чуть нагнувшись. Он — или она? — одет в темную ветровку и что-то вроде фуражки. Нам не видно, кто это.

Дверь «Америкэн бар» открывается, впускает дождь, ветер и Абрахамсона с Бусё.

Абрахамсон с Бусё являет

собой точную копию растиражированной картинки «Старый рыбак»: на нем зюйдвестка и дождевик, белая борода всклокочена, не хватает только изогнутой трубки. Абрахамсон снимает зюйдвестку, стряхивает с нее воду, шлепая о косяк двери, после чего закрывает дверь. Он расстегивает дождевик, с которого капает вода, и идет к бару, оставляя темные мокрые следы на половицах.

— Ну, здорово, — произносит Абрахамсон. — Шел мимо — надо, думаю, проведать.

Коробейник, вешающий только что вымытые бокалы на сушилку над барной стойкой, еле заметно кивает в ответ.

— Ну и погодка, мать ее за ногу… Коньячку бы капельку не повредит, хоть и рано еще.

Лицо Коробейника неподвижно, замкнуто; весь он будто печка с закрытым устьем: то ли огонь горит внутри, то ли холодный пепел вместо огня. Плеснув коньяку, он ставит бокал на стойку и толкает к посетителю. Абрахамсон взбирается на барный стул, шаря в кармане в поисках денег. Коробейник качает головой. Этот ритуал повторяется всякий раз, когда Абрахамсон приходит в бар: Коробейник угощает первой порцией коньяка, Абрахамсон редко заказывает больше одной.

Здесь следовало бы пересказать разговор между Коробейником и Абрахамсоном. Они должны были говорить о Бедде Густавсон, однако не о ее озабоченности проблемой мертвых, оказавшихся на Фагерё, а о более пикантных вещах: у Бедды Густавсон появился поклонник. Да, это могут подтвердить Эльна из Бакки и прочие осведомленные личности: Элис с Нагельшера пригласил Бедду на ужин и танцы в эрсундском ресторане «Сегель». А еще Эльна сообщила, что к приглашению прилагался большой букет роз.

Об этом Абрахамсон должен был рассказать Коробейнику, которому полагалось покачать головой в ответ: «Ну, Элис — это Элис… С тех пор как жена умерла, за всякую юбку цепляется…»

Разумеется, сперва Коробейник изобразил бы удивление, ведь хозяин заведения не должен быть осведомлен лучше, чем посетители. Но на самом деле Элис сидел у этой самой стойки не далее чем накануне вечером, одетый в пиджак с иголочки и белую водолазку; заказывая восьмую порцию виски, он проклинал весь женский род и в особенности Бедду Густавсон. Коробейнику пришлось помочь ему добраться до ожидающего неподалеку такси Ленни. Розы, которые Элис бросил на стойку, остались у Коробейника.

Но этому разговору не суждено состояться.

Происходит нечто полностью меняющее ход повествования.

Происходящее невозможно описать, ибо внешне ничего не заметно.

Двое мужчин стоят по разные стороны барной стойки. Один из них, Абрахамсон с Бусё, будто бы произносит слова — нам не слышно, какие именно, так как в эту минуту металлическая рука джук-бокса хватает новую пластинку и кладет на вертушку. Пластинка начинает вращаться со скоростью 45 оборотов в минуту, тонарм опускается, позволяя игле коснуться ее поверхности, из колонок раздается классика шестидесятых: «Stand by Me».

Можно предположить, что Абрахамсон начинает рассказ о неудачливом ухажере. Возможно, он упоминает имя Бедды Густавсон.

И тогда с Коробейником что-то происходит. Что-то меняется в лице, его будто стягивает, челюсти и виски напрягаются, словно он стиснул зубы. Губы сжимаются.

Сперва Коробейник стоял, нагнувшись над стойкой, будто ловя слова собеседника в шумном помещении, теперь же он выпрямляется, отстраняясь — и это движение еле заметно.

Он чуть отворачивает лицо от Абрахамсона.