Один в поле воин
Шрифт:
– Ругаться нехорошо, поэтому давай поговорим спокойно. Как ты думаешь, откуда у меня твой адрес? И откуда я знаю твое настоящее имя?
– Ты меня явно с кем-то путаешь, парень. Меня зовут Лев Ясинский. Я работаю…
Он говорил, но уверенности в его голосе не было, так как он уже понял, что перед ним некто, скрывающийся под маской американского паренька. Он считал, что хорошо знает психологию людей, изучив ее за несколько лет работы в разведывательной школе абвера, но оказалось, что для любого правила можно найти исключения. Вот одно из них стояло
– Хочешь, я предскажу твое будущее, Курт?
– Я простой советский…
– Извини, я перебью тебя. Просто не хочется слушать повторение твоего вранья. Так вот, сначала куском этой трубы я отобью тебе внутренности, затем сломаю кости, после чего брошу тебя умирать в этом грязном, паршивом доме.
Барон Генрих фон Людвиг всегда гордился своим дворянством, как и пятью поколениями благородных предков. Все они, как говорили семейные предания, умерли достойной смертью. Барон не хотел умирать, но какое-то седьмое чувство нашептывало ему, что пришло его время. Он всю свою жизнь жил с сознанием того, что он кадровый офицер и может погибнуть в любой момент, вот только умереть такой жуткой смертью… Нет! Внезапно вспыхнувший страх потеснил его мысли. Сейчас ему хотелось жить, как никогда в жизни. Жить!
– Чего тебе надо?
– Это другой разговор. Мне нужно знать: кто такой «англичанин»? Также не забудь рассказать про томик Гете. И вообще все, что связано с этой историей.
– Ты оставишь меня в живых?
– Нет, зато у тебя есть выбор. Умереть быстро или очень-очень медленно.
«Умирать?! Я не хочу!» – дикое желание жить во что бы то ни стало вымело из сознания немца все, что делало из него человека. Он был готов ползать на коленях, умоляя о пощаде, вынести любой позор или продать всех оптом и в розницу.
– Погоди! Я могу помочь тебе! Без меня ты не сможешь найти «англичанина»! И книга. Я знаю про нее! И это не все! У меня есть деньги! Лежат в банке, в Швейцарии. Это большие деньги! Отдам тебе все! Зачем тебе моя смерть?!
Он впился в меня глазами, пытаясь понять, как я отреагирую на его слова, но стоило ему понять, что никакой реакции нет и не будет, взгляд немца потускнел. Он окончательно понял, что пришел конец его жизни. Он обвел взглядом грязное помещение, криво усмехнулся, затем посмотрел мне в глаза и спросил:
– Исполнишь одну мою просьбу?
– Говори.
– Генрих фон Людвиг, барон в пятом поколении, не может быть забит до смерти, – он криво усмехнулся. – Предки не поймут.
Я ничего говорить не стал, ожидая дальнейших объяснений.
– Отодвинь ту кровать, – немец показал на нее связанными руками. – Там, под сломанной доской, у стены, лежит пистолет. Дай слово, что, когда будешь уходить, застрелишь меня.
Мне не хотелось давать такое обещание, так как оно ломало мой план и могло навести на нехорошие мысли местные органы, но я решил дать ему слово:
– Сделаю. Рассказывай.
– Как ты нашел меня? Или это Вернер… – наемник
– Вернер, – подтвердил я его догадку.
– Ты его тоже убил?
– Нет. У него была более жуткая смерть. Его до смерти запытал какой-то сумасшедший убийца.
– Но как же…
– Хватит вопросов!
– Значит, мне больше повезло, чем ему. Странно говорить подобное… Слушай…
Его рассказ был коротким и мало что дополнил к тому, что мне уже было известно, но при этом подтвердил некоторые мои догадки.
– Вы серьезно собирались убить Вильсонов? – задал я ему последний вопрос.
– Нет, конечно. Это была мнимая угроза, рассчитанная на подростка, который должен был испугаться и отдать книгу, – какое-то время он смотрел на меня, видно ожидая реакции на свои слова, а, не дождавшись, сказал: – Ты какой-то странный американец, раз не спросил ничего о моих деньгах.
Насчет Вильсонов я ему не поверил, так как знал о зверском убийстве художника, к тому же он сам признал, что является наемником. Конечно, такой убивать не будет, только пальчиком погрозит.
Встал с табурета, отодвинул кровать, достал увесистый сверток, положив на стол, развернул. Браунинг. Глушитель и две обоймы. Немец внимательно наблюдал, как я уверенными движениями вставил обойму, потом прикрутил глушитель.
– Что-то еще хочешь сказать?
– Ты правда очень странный американец.
– Какой есть, – ответил я и выстрелил ему в голову.
Если до этого я собирался прикончить немца ножом, сработав под грабителя, залезшего в дом, то теперь такая версия отпадала полностью.
«Местным оперативникам будет о чем поразмыслить, – подумал я, направляясь к двери. – Вот только надо усложнить им еще больше задачу».
Последняя мысль касалась пистолета. От него надо избавиться прямо сейчас, подумал я и сразу понял, что надо сделать. Разобрать на части и утопить в сортире.
Отодвинув засов, осторожно открыл дверь. Судя по доносившимся до меня звукам, соседи продолжали гулять. Вышел на крыльцо, сжимая пистолет в руке, при этом настороженно вслушиваясь в окружающее пространство, так как глупо было попасться сейчас, когда дело сделано. На улице прохожих не было, я сделал пару шагов, готовясь уже спуститься с крыльца, как у веселых соседей, распахнувшись, резко хлопнула дверь.
Боевые рефлексы среагировали на звук, очень похожий на выстрел, быстрее, чем разум, заставив замереть. Единственное движение, которое я себе позволил – чуть напряг палец на спусковом крючке пистолета. Когда до меня дошло, что это хлопнула дверь, на соседском крыльце появилась компания подвыпивших гостей, которых провожали хозяева дома, а затем морозную тишину разорвали несколько пьяных и веселых голосов:
Бывали дни веселые — Гулял я, молодец, Не знал тоски-кручинушки, Как вольный удалец.