Один за двоих
Шрифт:
— Что за… мать твою! Йохан, что делать?!
— Черт! Чего они там опять устроили? — ворчит Вера.
Нетерпеливо притопываю, дожидаясь, когда створка отъедет в сторону. В нос шибает отвратный запах горелого пластика. Макс тут же кидается ко мне, Йохан держится спокойнее, но вжался в стенку, стиснув в руках винтовку.
— Шеф, там этот…
Отпихиваю Макса с дороги, бегу к себе и замираю на пороге. Двери в мою комнату по сути больше нет, на петлях болтается что-то бугристо-оплавленное, похожее на уродливый сталагмит.
На постели скрючилась обнаженная фигурка, лопатки и цепочка позвонков резко выделяются на согнутой спине. А еще багровый шрам на затылке — знак посвящения злому богу.
— Шику, это я!
Одним прыжком оказываюсь возле него, по телу пробегает короткая судорога, но тут же исчезает. Большие испуганные глаза заставляют меня чувствовать себя виноватым, не надо было оставлять его одного. Он просто испугался, когда пришел в себя в чужом месте.
— Все хорошо, я с тобой, — протягиваю к нему руки, — не бойся…
Губы мальчика трясутся, по худым щекам катятся крупные, как виноградины, слезы. Хватает меня за рукава, цепляется, дрожа от рыданий. С немыслимым облегчением усаживаю его на колени, как малыша, заворачиваю в одеяло, чтобы Шику стало тепло и уютно.
— Что вы…? — Эльви вполголоса расспрашивает моих ребят о случившемся, — Чего сделали? Мать вашу, зачем?!
Наступает тишина: ничего не бренчит, никто не кричит — Вера разогнала паникеров по комнатам. Сама вошла, молча и деликатно не глядя на нас, вынесла изувеченный аппарат. Стало совсем тихо.
Шику всхлипывает, уткнувшись носом в мою куртку,
— Тшш, — шепчу я, старательно кутая парнишку, прижимая к себе, — не реви, ты чего? Болит где-нибудь?
— Нет.
— Это главное.
Мальчик обвивает мне шею руками, горячо шепчет:
— Там… темно! И пусто! Там ничего нет… только пустота. И тихо, очень тихо…
— Ну, все, все, хватит! — резко обрываю я истерику. Знать, как у него ТАМ не хочу, для собственного спокойствия. — Тебе полегчало, теперь все пойдет на лад. Есть хочешь?
— Нет.
Он больше ничего не говорит, но успокаивается, я чувствую по ровному биению сердца и тихому дыханию. Пытаюсь расспросить о том, где он был после ухода из поселения мятежников, о страшных событиях в Нарголле, но натыкаюсь на упрямое молчание. Не хочет — ну и не надо. Главное, жив.
Проходит час, за который Шику успел пригреться и задремать у меня на коленях, а я — обдумать наше улучшившееся положение. Вера права: куда бы мы ни отправились, нас не оставят в покое. Ты прав, Корд: тут все связаны друг с другом. У Нарголльской войны единственное предназначение — прикрывать базу морфоидов в Нарланде. Ты много лет работал, чтобы найти и обезвредить синдикат, но не успел и погиб. И вот теперь я здесь, за нас двоих…
Пытаюсь уложить спящего Шику, мальчик инстинктивно стискивает руки. Разжимаю объятья и устраиваю его на постели, подтыкая одеяло, чтоб было теплее. В моем детстве так делала мама, а потом Корд. Теперь и мне приходится учиться мастерству — быть старшим.
Потом долго ворочаюсь в своей холодной койке, но уснуть никак не получается. Из коридора поддувает, свет от лампы слегка разбавляет тьму. Мне захотелось горячего кофе. На цыпочках, чтобы не разбудить остальных, иду на кухню.
— Дан, это ты?
Вера тенью выскальзывает из комнаты, бесшумными шагами минует коридор.
— Да, кофе захотелось.
— Хорошая идея, свари и мне тоже.
Тихо шуршит кофеварка, аромат свежемолотых зерен разливается по бункеру, напоминая о доме. Вера расположилась на твердом и узком, обтянутом дерматином, диване.
— Как себя чувствует мальчик?
— Неплохо. Он просто испугался, оказавшись в незнакомом месте. Да еще эти идиоты заорали.
Бледные губы растягиваются.
— Ты, я вижу, успокоился и как будто даже повеселел.
А глаза черные и глубокие, как два омута.
— Да, я рад.
Наливаю кофе в большие жестяные кружки со странной эмблемой «Odi». Вера благодарит кивком, обхватывает двумя ладонями и делает глоток.
— Горячий какой! — она дует на кофе, складывая губы трубочкой. Во мне натягивается невидимая, протянутая где-то внутри струна. Воспоминания о лесной избушке, странном танце без музыки и сумбурном разговоре, который постарались забыть.
Мне нравится на нее смотреть. Вера пьет кофе, потом вынимает узкую пачку «Sea Star».
— Угощайся, — вытряхивает сигарету с голубым фильтром.
— Ты куришь? Не замечал.
Эльви лукаво морщит нос.
— Вспомни, какой у них табак. Лучше уж терпеть.
— У тебя сила воли, — одаряю я даму комплиментом. Омуты из-под длинных ухоженных ресниц сверкают электрическими звездами.
— Скажи, ты все-таки решил лезть в драку?
Пожимаю плечами, наслаждаясь одновременно кофе и сигаретой. И женщиной, которая ко мне неравнодушна. Хотя бы чуточку.
— А ты предлагаешь искать тепленькую норку и прятаться в ней всю оставшуюся жизнь? Я солдат империи, Вер, брат учил меня драться до конца. Он не поймет.
Она отставляет кружку, наклоняет голову к плечу:
— Ну и что? Будешь снова палить в муравья из дробовика?
— Куда ни пали — попадешь в точку, — усмехаюсь я, — здесь все повязаны. Стивенс, Алвано и неведомый хозяин кровососов — все это одна банда. Их нельзя выпустить из Нарланда.
Эльви демонстративно чешет макушку. Задумчиво вытягивает нижнюю губу.
— И ты намерен сделать это один? — уточняет она. — То есть, извини, один за двоих. Да?
— Не смейся! — фыркаю я, не принимая ее игру. Злой юмор Веры я терплю с трудом.