Одиннадцать видов одиночества
Шрифт:
– Пока, Грейс, и слушай, всего тебе самого доброго!
Наконец она со всеми распрощалась, вышла из лифта, из здания – и поспешила по многолюдным улицам ко входу в метро.
Дома она застала Марту в дверях маленькой кухни. Подруга выглядела очень изысканно в новом пышном платье.
– Привет, Грейс! Тебя сегодня, наверное, живьем съели?
– Нет, что ты, – проговорила Грейс, – все вели себя очень… мило.
Она села, совершенно без сил; цветы и конфетницу положила тут же, на стол. И вдруг заметила, что в квартире очень чисто: пол выметен, пыль вытерта, – а на кухоньке явно готовится ужин.
– Ого! Вот это красота, – сказала она. –
– Да ладно, все равно я сегодня рано пришла домой, – ответила Марта. Потом улыбнулась и вдруг как будто смутилась. Грейс редко доводилось видеть Марту смущенной. – Я просто подумала, что было бы неплохо, если бы здесь все выглядело прилично – для разнообразия. Все-таки Ральф ведь придет.
– Что ж, – проговорила Грейс, – это очень, очень мило с твоей стороны.
Тут Марта еще раз удивила подругу своим видом: теперь впечатление было такое, что ей неловко. Она вертела в руках жирную кухонную лопатку, стараясь при этом не запачкать платье и внимательно ее рассматривая, будто собираясь начать какой-то трудный разговор.
– Слушай, Грейс, – решилась она наконец, – ты ведь понимаешь, почему я не могу прийти на свадьбу?
– Ну конечно, – ответила Грейс, хотя на самом деле не совсем понимала. Вроде как Марте нужно было съездить в Гарвард, чтобы попрощаться с братом, который уходит в армию, но эта история сразу прозвучала неправдоподобно.
– Просто мне бы очень не хотелось, чтобы ты думала, будто я… В общем, я очень рада, если ты действительно понимаешь. Но гораздо важнее другое.
– Что?
– В общем, мне очень жаль, что я говорила про Ральфа всякие гадости. Я не имела права так с тобой разговаривать. Он очень даже милый мальчик, и я… В общем, я просто хочу извиниться, вот и все.
С трудом сдерживая охватившие ее чувства благодарности и облегчения, Грейс проговорила:
– Ну что ты, Марта, ничего страшного, я…
– Еда горит! – И Марта метнулась на кухню. – Нет, вроде ничего! – крикнула она оттуда. – Есть можно.
Когда она стала накрывать на стол, к ней уже вернулось прежнее самообладание.
– Поем и побегу, – заявила она, садясь за ужин. – У меня поезд через сорок минут.
– А я думала, ты завтра поедешь.
– Я и собиралась, – подтвердила Марта, – но решила ехать сегодня. Дело в том, что… Знаешь, Грейс, у меня есть еще одна – если тебе не надоели мои извинения, – есть еще одна причина чувствовать себя виноватой: я ведь ни разу не дала вам с Ральфом возможности побыть здесь наедине. Так что сегодня я исчезаю. – Немного помявшись, она добавила: – Давай договоримся, это мой свадебный подарок.
Она улыбнулась, на сей раз уже не застенчиво, а в своей обычной манере: бросила быстрый многозначительный взгляд – и тут же загадочно отвела глаза. Отношение Грейс к этой улыбке, которую она давно мысленно именовала «изысканной», прошло в свое время стадии недоверия, замешательства, благоговения и старательного подражания.
– Что ж, очень мило с твоей стороны, – сказала Грейс, но на самом деле в тот момент так до конца и не поняла, о чем именно идет речь.
Лишь после того, как ужин был съеден, а посуда вымыта и Марта ушла на вокзал, окруженная вихрем косметики, багажных сумок и торопливых прощаний, – лишь после этого Грейс начала понемногу догадываться о смысле подарка.
Она долго и со вкусом принимала ванну, потом долго вытиралась, вертясь перед зеркалом, исполненная прежде неведомого тихого возбуждения. В своей комнате она извлекла из белой коробки, на вид дорогой, и из шуршащей
Ральф покинул контору немного расстроенным. Он как будто ждал большего от пятницы накануне свадьбы. Премия оказалась вполне приличной (хотя втайне он рассчитывал получить в два раза больше), а за обедом парни купили ему выпить и шутили, как и положено («Да брось, Ральф, не переживай так, могло быть и хуже»), но все равно хотелось настоящего праздника. И чтобы там были не только парни из конторы, но и Эдди, и все его друзья. Вместо этого ему предстояло просто встретиться с Эдди в «Белой розе», как и каждый божий день, потом поехать домой, взять у Эдди чемодан, поесть, а потом снова тащиться на Манхэттен только для того, чтобы час-другой провести с Грейс. Когда Ральф вошел в бар, Эдди там не было, и одиночество кольнуло еще острее. Он угрюмо тянул пиво и ждал.
Эдди был его лучший друг – и идеальный шафер, ведь он следил за развитием их с Грейси отношений с самого начала. Кстати, именно в этом баре прошлым летом Ральф рассказал ему об их первом свидании:
– Ух, Эдди, ты бы видел, какие у нее буфера!
Эдди расплылся в улыбке:
– Так-так… А что соседка?
– Ой, Эдди, нет, соседка тебе не понравится. Страшненькая. И кажется, много о себе думает. Зато вот другая, крошка Грейси… Нет, старик, я ее застолбил.
Половину удовольствия от каждого свидания – или даже больше, чем половину, – составляло удовольствие рассказать Эдди, как все прошло, кое-где приврать, спросить тактического совета. Однако отныне это удовольствие, как и многие другие, останется в прошлом. Грейси обещала, что после свадьбы разрешит ему хотя бы один вечер в неделю проводить с друзьями, но все равно это будет уже совершенно другое. Девчонкам попросту не дано понять, что такое дружба.
В баре висел телевизор, показывали бейсбол. Ральф бессмысленно смотрел в экран. От боли и чувства утраты в горле набухал комок. Почти всю жизнь отдал он мальчишеской, а затем и мужской дружбе, старался быть хорошим парнем, а теперь все лучшее позади.
Наконец кто-то отвесил Ральфу крепкий дружеский щелчок по заду – фирменное приветствие Эдди.
– Что скажешь, красавчик?
Ральф сощурился в гримасе вялого презрения и медленно повернулся к приятелю:
– Что стряслось-то, умник? Заблудился?
– А чё? Ты спешишь куда-то? – Произнося слова, Эдди едва шевелил губами. – Две минуты не подождать? – Ссутулившись на барном стуле, он кинул бармену четвертак. – Джек, плесни стаканчик!
Некоторое время они пили молча, глядя в телевизор.
– А мне премию дали, – сказал Ральф. – Пятьдесят долларов.
– Правда? Здорово.
Бэттер сделал страйк-аут; иннинг закончился и началась реклама.
– Ну как? – спросил Эдди, покачивая стакан с пивом. – Жениться-то не передумал?