Одиннадцать восьминогих
Шрифт:
— Правда.
— И нерв у них есть?
— Есть.
— Значит, они хотят жить! — грустно промолвил Язик и разжал маленький потный кулак.
В кулаке лежала голубянка. Длинные, как у стрекозы, крылья были смяты, голубое пыльцевое пятнышко растекалось по ладошке.
Зойка осторожно, щепотью взяла крылатое тельце.
— Принеси коробок, — сказала она, — мы её похороним. Язик вернулся через минуту.
— Мама сказала, что я сожгу дом, — сказал он.
— Хорошо, я сама похороню её, — сказала Зойка. — Я обещаю тебе.
Машина работает хорошо
В день Зойкиного отъезда Пим после школы не пошёл домой.
— Помогать не надо, мы сами, — сказала Зойка.
… Сейчас из подъезда выносят её вещи… Пим пошёл в комнату, где стояла машина.
Там были Виктор Петрович, Степан и Рафик.
— А вот и Меньшиков! — обрадовался Виктор Петрович. — Пришёл-таки. Я знал, что ты придёшь. Тут, дорогой мой, такие дела! Мергерян и Марокко уже профессора!
— Дважды два всё ещё пять? — спросил Пим. Виктор Петрович подошёл к машине и набрал кнопками две двойки.
— Умножаю!
Он включил умножение. Лампочки погасли, и вместо них зажглась одна на третьей дощечке с краю.
— Два во второй степени — четыре, — довольный, произнёс Виктор Петрович. — Машина работает хорошо. Так какая наука самая интересная?
— Математика, — сказал Пим.
— И кем ты будешь?
— Историком… Виктор Петрович, вы идёте на вокзал?
На вокзале
Провожать Зойку пришёл весь класс. Сначала молчали. Потом начали качать Телякова.
— Он, что ли, у вас уезжает? — спросила проводница.
— Он, — ответил Пим.
— Холодно будет ему в рубашке: за Орлом снег. И нестриженый, какой срам!
Николай Иванович, понизив голос, говорил Виктору и Лидии Гавриловне:
— Суд назначен на декабрь. Главное, чтобы Хлыст не запутал Сергея. Лжесвидетельство и прочее. В случае чего поднимем всю школу — он ведь учился у вас, пойдём в горком..
Время тянулось медленно. Наконец радио объявило:
— До отхода поезда осталось пять минут! Стали прощаться.
Взрослые целовались. Девчонки облепили Зойку. Люда всхлипнула.
— Лидия Гавриловна, можно, я и мальчиков поцелую? — спросила Зойка.
Девчонки взвизгнули.
— Конечно, нет, — ответила Лидия Гавриловна и засмеялась.
Зойка бросилась ей на шею. Потом подошла к Телякову и звонко чмокнула его в нос. Николай Иванович захохотал. Когда очередь дошла до Пима, Зойка тронула сухими губами его щёку и тотчас же отошла.
У Пима отчаянно заколотилось сердце. Он отвернулся. Раздался гудок. Поезд медленно тронулся.
Поеду обратно…
С вокзала шли втроём: Толик, Степан и Пим. На Большой Корабельной их догнал Виктор Петрович.
— А где Лидия Гавриловна? — спросил Толик.
— Она пошла в методкабинет.
— Виктор Петрович, я уезжаю, — сказал Степан.
— Что? — Виктор Петрович остановился.
— Батьке здесь не нравится, в совхоз хочет. Кончу седьмой класс — и уедем.
Пим удивлённо покрутил головой.
— А ты оставайся у нас, — сказал он, — мать разрешит. Её попросить только.
— Та ладно, — сказал Степан. — Поеду! Виктор Петрович покачал головой.
— Ты, Стёпа, подумай, — сказал Толик. — Пим верно говорит… А ты на тракторе можешь?
— Могу.
— Вот здорово!
Толик присвистнул, поднял с земли камешек и швырнул его в воробья.
Виктор Петрович постоял, повернулся и пошёл куда-то в сторону.
— Стёп, — сказал Толик, — будешь уезжать, башмаки продай. К ним шипы набить, такие бутсы выйдут — блеск!
Очень скоро
Третье письмо. Оно лежало распечатанное. На столе.
«Здравствуйте, Мария и Пётр! Пишу наверное последний раз. Потому что возвращаемся на нашу родную советскую землю. Очень это получилось скоро не вышло и полного года. А ведь на переоборудование успели сходить в Калининград и сходить на Кубу успели. Снова мы у ганских берегов. Ищем тунца. Хвост у него полумесяцем, Сам с белугу. Рыба очень вкусная. Старший механик обещает в ганском порту Тема на берег отпустить непременно. Прошлый раз стояли мы в этом порту, так у меня движок барахлил и не пошёл я на берег. Движок мой динамо крутит. Как без него? Очень прошу тебя Пётр хорошо учиться, потому что душа у меня не спокойна. Если вздумаешь ружьё подводное сделать подожди меня. Когда ставишь на него пружины клёпку надо делать, сноровку надо иметь, и пружин у тебя таких нет. Целую вас обоих вот и увидимся
Ваш отец Иван».
Лена
Пим вышел во двор. Двор, по которому ветер клочьями нёс побуревшую траву.
Вспрыгнув с разбегу на плоский инкерман, Пим качнул камень. Из-под инкермана выкатилась синяя жужелица, волоча сломанные задние ноги, обползла камень и снова спряталась под него.
Со стороны слободы степью подходил Сергей.
— Я к тебе, — сказал он. — Учебник надо. По алгебре.
— Зачем?
— В вечернюю школу поступил,
— А море?
— Потом. Ты Лену не видел? Пим нахмурился.
Хлопнула дверь.
Из подъезда вышли Лена и Эдик. На Лене было голубое с широкими рукавами пальто. Она смеялась, то и дело трогала Эдика за руку. Эдик был в гражданском пиджаке, без фуражки. Он взял Лену под локоть, и они пошли через двор.
Проходя мимо Сергея, Лена отвернулась.
Лицо у Сергея было бледным.
Эдик отпустил Ленин локоть и подошёл к Сергею.