Одиннадцатая заповедь
Шрифт:
Коннор мог бы ему сказать, что подъем лифта с первого этажа на седьмой занимает ровно сорок семь секунд. Но поскольку до того лифт может остановиться на двух нижних этажах — на втором (клубные ложи) и на пятом (ложи для почетных гостей и важных лиц), где тоже был доступ к грузовому лифту, — то пока лифт будут там разгружать, ему, возможно, придется ждать его от двух до трех минут.
— Как только ваш заказ прибудет, вы понесете поднос с едой к агенту внутри «Джамбо-Трона» на восточной оконечности поля. В конце перехода с левой стороны будет дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». — «Тридцать
Пока управляющий продолжал втолковывать Коннору то, что ему было известно как дважды два, Коннор осмотрел миниатюрный грузовой лифт; внутри было четко написано: «Максимальная нагрузка — 60 килограммов». Коннор весил 85 килограммов, так что он надеялся, что конструктор спроектировал лифт с запасом прочности. У него было еще две проблемы: он не мог заранее испробовать лифт, и он не мог помешать лифту остановиться на пятом или втором этаже во время спуска.
— Дойдя до задней двери «Джамбо-Трона», — продолжал управляющий, — вы постучите, дежурный агент откроет дверь и впустит вас. Передав ему поднос, вы можете вернуться на стадион и смотреть матч. Во время перерыва вы пойдете и возьмете поднос и понесете его к грузовому лифту. Нажмете зеленую кнопку, и лифт опустится в подвальный этаж. После этого вы можете смотреть матч до конца. Вам все понятно?
Коннора подмывало сказать: «Нет, сэр, будьте любезны, повторите все снова, только помедленнее». Но он сказал:
— Да, сэр.
— У вас есть вопросы?
— Нет, сэр.
— Хорошо. Если агент будет с вами вежлив, после матча я пошлю ему бифштекс. Когда он его съест, доложите мне, и вы получите свои пятьдесят долларов. — Он подмигнул.
Мопс объяснил Коннору, что серьезные болельщики никогда не идут получать свою плату, если хотят, чтобы им снова дали работу.
— Помните, — сказал тогда Мопс, — если управляющий произнесет слово «плата», просто подмигните.
Коннор не собирался получать свои пятьдесят долларов и вообще возвращаться на стадион. Он подмигнул.
Глава тридцать вторая
— Почему Лоуренс летит на стадион на вертолете, а мне нужно ехать в машине? — спросил Жеримский, когда его кортеж из девяти лимузинов выезжал из ворот посольства.
— Ему надо приехать на стадион раньше вас, — ответил Титов. — Он хочет познакомиться со всеми гостями, чтобы, когда вы приедете, сделать вид, будто знал их всю жизнь.
— Что за способ управлять страной! — воскликнул Жеримский. — Ну, ладно. — Он сделал паузу. — Знаете, я ведь сегодня даже видел винтовку, из которой Фицджералд собирается меня убить. — Титов сделал удивленное лицо. — Это та же модель, которую ЦРУ подкинуло ему в Петербурге. Но с одной небольшой вариацией. — Он опустил руку в карман. — Вы знаете, что это такое? — спросил он, поднеся к носу Титова крошечный металлический предмет, похожий на согнутый гвоздь.
— Понятия не имею, — Титов покачал головой.
— Это боёк ударника от винтовки «Ремингтон-700», — сказал Жеримский. — Так что мы можем позволить ему спустить курок, прежде чем наши охранники его застрелят. — Он тщательно рассмотрел боёк. — Думаю, я установлю его на подставке у себя на письменном столе в Кремле. — Он положил боёк в карман. — Кстати, текст речи, которую я произнесу сегодня вечером, роздали журналистам?
— Да, господин президент, — ответил Титов. — Она полна обычных банальностей. Можете быть уверены, ни одна газета ее не напечатает.
— А как насчет моей непроизвольной реакции, когда Фицджералд будет убит?
— Вот она здесь, господин президент.
— Хорошо. Дайте мне ее послушать, — сказал Жеримский, откидываясь на сиденье.
Титов вынул из портфеля бумагу и начал читать текст, написанный от руки:
— «В день выборов президент Лоуренс позвонил мне по телефону и лично пригласил посетить его страну. Я чистосердечно принял это приглашение. Но что случилось, когда я приехал? Мою протянутую руку встретила не оливковая ветвь, а винтовка, направленная мне в сердце. И кто спустил курок? Офицер ЦРУ. Если бы не мое везение…»
— Бывшийофицер, — поправил Жеримский.
— Я счел уместным, — Титов оторвался от своего текста, — внести в текст эту случайную ошибку, даже повторить ее. Чтобы никто не подумал, будто вы заранее знали, что произойдет. В Америке привыкли верить, что все на свете — это заговор.
— Я буду рад подпитать эту паранойю, — кивнул Жеримский. — Спустя долгое время после того, как Лоуренс перестанет быть президентом, я думаю, американские историки будут писать толстые тома о том, как из-за меня были полностью разрушены российско-американские отношения. Президентство Лоуренса останется лишь крошечной сноской в истории возрождения Российской империи под моим руководством. — Он улыбнулся Титову. — И после того как это будет достигнуто, больше не будет никаких разговоров о выборах. Я останусь у власти до самой своей смерти.
Коннор посмотрел на часы. Было без четырех минут десять. Он нажал кнопку на панели у грузового лифта и сразу же услышал жужжание механизма, когда лифт начал медленно подниматься на седьмой этаж.
Оставалось еще тридцать четыре минуты до того момента, когда стадион откроют для публики, хотя Коннор знал, что пройдет еще некоторое время, пока все зрители минуют кордоны безопасности и тридцать металлоискателей. Но у него было свое расписание, куда более точное, чем у кого бы то ни было на стадионе. Сорок семь секунд спустя он вынул из лифта поднос и нажал кнопку, давая знать работникам в цокольном этаже, что он этот поднос получил.
Он прошел к двери, на которой было написано: «Посторонним вход воспрещен». Держа поднос в одной руке, другой он повернул ключ в замке и вошел внутрь. Затем он включил свет и пошел по крытому переходу в заднюю часть «Джамбо-Трона». Он снова взглянул на часы — восемьдесят три секунды. Слишком долго, но, поскольку свой последний путь он проделает без подноса, он, возможно, сумеет добраться сверху до цокольного этажа меньше чем за две минуты. Если все пойдет по плану, он выберется со стадиона и направится в аэропорт до того, как успеют установить контрольно-пропускные пункты.