Одиннадцатый цикл
Шрифт:
– А… а у меня сестра приедет! – ввернул Джеремия, лишь бы хоть как-то влиться в разговор.
– Как она? – полюбопытствовала я.
Он опять весь радостно засиял.
– Они отбили акар к самой границе!
– Везет же некоторым, – насупился Перри. – Все бы отдал, лишь бы вместе с ней оборонять наш дом!
Он с улыбкой замахал по сторонам воображаемым мечом. Я и сама сгорала от зависти.
– Ее разве не должны отослать в гарнизон на заставу? – Бэк нахмурился.
Джеремия замотал головой.
– Она обещала заглянуть, когда закончит дела.
– А мама с папой одобряют,
Он щекасто, по-дурацки осклабился, качаясь взад-вперед на перекрещенных ногах.
– Не-а! Дуются, что не замуж за Зрящего вышла, а в клерианское войско подалась. Да она их будто слушает!
Джеремия рассказывал о Норе с такой пьянящей братской любовью, что даже его вечно выгнутые брови распрямлялись, а лицо озаряло блаженной улыбкой.
– Скажите-ка лучше, куда сегодня пойдем? – сменил тему Перри.
Бэк предложил в лес, но он отмахнулся.
– Может, в Вороний город? Сегодня как раз приедет Галливакс! И Дейла повидаем!
Все были за.
– Только мимо акарских трущоб не пойдем. – Его слова были пронизаны страхом.
Бэк кивнул.
– Как этих акарских беженцев только в войско берут? Я б им пол мыть не доверил! – Он сплюнул.
– От воинственных сородичей они отреклись, – возразил Перри.
– Акар – он и есть акар. Шестнадцать лет живут на нашей земле! Как их только другие лорды терпят?!
– Хватит, – одернула я. Разговор принял такое русло, что добром бы не закончился. – Идем в Вороний город. К трущобам – ни шагу. Все довольны?
Глава третья
НОРА
Средний взрослый акар имеет черную, с пепельным оттенком кожу. При росте в семь-восемь футов он вдвое шире рядового клерианского солдата и, строго говоря, куда опаснее любого противника-человека. В то же время обыкновение бездумно бросаться в бой и малочисленность среднего отряда вкупе с посредственными познаниями в тактике позволяют без труда заманить врага на наши фаланги и с минимальными потерями устранить поодиночке.
Путь от форта Треба до Седого холма дался нелегко – а уж возвращаться с рубежей после победоносной битвы было просто невыносимо.
Смутно припоминаю наш путь на передовую. Устало, с тяжкой солдатской бранью волочила ноги пехота; в строю ныли, что под гамбезоном все взопрело, хотя утро стояло прохладное. Сердце, конечно, сжималось, однако я бы в жизни не показала жалости. Нет, я просто молча устремила взгляд туда, куда нас вел Эрефиэль.
На обратном пути уже не было брани, не звучало жалоб – напротив, шеренги маршировали в удушливом безмолвии. Лишь шлепали по слякоти сапоги да порой стонали раненые. Виной этому не потери: в наших рядах убили немногих, чего не скажешь о враге.
Все дело в том, что многие впервые сошлись лицом к лицу с противником – этой ходячей смертью, горой мускулов, окрашенной несмываемым углем. Темные бусины их глаз сверкали, как выуженные из бездны жемчужины, из-под нижней губы чуть-чуть выступали клыки, по телам вились выбитые узоры. Несчастье сводило меня с ними в бою уже четырежды,
Лениво вздымалось над горизонтом солнце, и в памяти воскресали образы моего первого сражения. Как я в порыве чисто детского героизма ринулась из строя в самую сечу. Заметь тот акар, что у меня в руках копье, я бы давно лежала в земле. Он рухнул на меня, напоролся сердцем прямо на острие, и по древку зазмеилась склизкая кровь.
Тот миг вспышкой молнии выжгло у меня в памяти. Угольная кожа, белый блеск клыков, тугие мясистые мышцы на теле вдвое шире моего и выше на три головы.
Убитый акар погреб меня под собой. Одновременно и утешало, и пугало, что за звуками бушующей битвы никто не слышал моих криков. Война тенями плясала перед взором.
В этот раз я не сглупила. Тело рвалось в рубку, на месте ему было тяжко, но все же я не бросила товарищей в строю и помогла уложить трех громил.
Медленный марш нашей колонны остановился. Эрефиэль выехал на пригорок, по которому вилась наша дорога, и снял шлем в форме головы своего отца – Белого Ястреба. В его убранных назад белых волосах торчали не менее белоснежные перья.
– Почти дома. – Он одарил нас воодушевляющей улыбкой, и та передалась первым рядам, поползла по строю в самый хвост. Все сто пятьдесят изнуренных дорогой воинов просияли. Мы салютовали командиру оружием. Тяготы битвы не подорвали его непоколебимости. Доспех придавал ему царственного великолепия, роняя во все стороны отблески восходящего солнца. Пятнышки высохшего пота присыпали его полузерубскую кожу бляшками.
Вдруг наш клич сокрушило мощным ударом Утреннего Колокола. Звон разливался от утеса Морниар, что высился вдалеке за изящными очертаниями Клерии. Он тянулся как бы черной бесконечной стеной на восток от побережья на западе. На строй обрушилось молчание – и лишь порыв промозглого ветра выл меж рядов, словно сама природа затянула серенаду.
Перед нами вырос форт Треб – неказистая каменная громадина, стерегущая тракт на Клерию. Твердыня не услаждала взора, но ее и возвели не для красоты. На стенах караулили солдаты, высматривая вдали подозрительное, рядом несли неусыпный дозор баллисты.
Перед нами подняли решетку, и рота втекла в крепость. Внутри располагалась конюшня, казарма на двести человек и учебный плац с мишенями и песчаной площадкой.
Я завалилась на тюк сена, скученный в углу стойла, что очень возмутило чьего-то коня. Гнедой рысак на меня всхрапнул, а я оттолкнула его морду рукой в перчатке.
В двери вошел последний из отряда, а за ним – я поморщилась – и приписанные к нам акарские новобранцы, которые кучкой плелись в самом хвосте. Вначале их было семеро, теперь осталось трое. Они от природы награждены силой и преотлично таскают тяжести – но едва ли этим громилам кто-то в наших рядах доверит спину.
Плевать на них. Я утопла в сене и прикрыла веки, даруя глазам заслуженный отдых.
– Зря ты. Не давай коню повода тебя невзлюбить.
Я приоткрыла глаз и выдохнула облачком пара. Надо мной высился Брэдли с привычной тупой ухмылкой.