Одиночка. Горные тропы
Шрифт:
– День добрый, дяденька.
– И тебе не хворать, молодец, – усмехнулся старик. – Смотрю, не бросаешь пляску. То добре. А чего все кинжалами только. Неужто никто не показывал, как с шашкой плясать?
– Пока батька жив был, мне годов не хватало, а как в силу вошел, так его нет, – угрюмо буркнул Елисей, утирая ладонью пот с груди.
Его пальцы зацепили висевший рядом с крестиком кусочек кремня, и старик, машинально проследив за его рукой, вдруг насторожился.
– А что это у тебя, казачок, такое на шее висит? С крестом рядом?
– Бабка повесила, пока болел, – выдал Елисей самую подходящую версию. – А что до того, что это, так кремень.
– Кремень, говоришь, – задумчиво переспросил старик. – А ты знаешь, что именно этот камень значит?
– Знаю только, что его называют камень воинов, – пожал парень плечами, не желая вдаваться в подробности, потому как и сам не понимал, зачем именно надел это украшение на шею.
– Это сынок, громовая стрела Перуна, – вздохнув, тихо поведал старик. – Вот уж не думал, что увижу такую еще у кого. – С этими словами он расстегнул ворот рубахи и вытянул за шнурок точно такой же наконечник.
«Оп-па, выходит, тут свой закрытый клан воинов есть, в который кто-то из моих местных предков входил», – мелькнула у Елисея мысль.
– Что ж. Выходит, нас сам громовержец свел, – еще тише протянул старик и, качнув головой, резко приказал: – Как свечереет, приходи к стене, где три сарая стоят. Там поговорим.
– В одном из тех сараев моя мастерская. Там собраться можно, – чуть подумав, предложил Елисей.
– Так это ты оружейник? – удивился старик.
– Я.
– То добре. Там и встретимся, – кивнул казак и, развернувшись, поспешил куда-то по своим делам.
«Так. Похоже, я, сам того не зная, куда-то влез. Теперь надо понять, куда именно и как оттуда вылезти, желательно одним куском», – думал парень, провожая его взглядом.
Умывшись ледяной колодезной водой, Елисей вернулся в дом и, надев чистое исподнее, принялся вспоминать, что ему нужно еще сделать в сарае. Отыскав в своих сумках еще полсотни гильз для пистолета, он прихватил пруток свинца и отправился переснаряжать патроны. Это занятие ему никогда не надоедало. Экипировавшись так, словно в бой собрался, парень вышел со двора и спустя четверть часа уже разжигал огонь в печи, готовясь к работе.
Все гильзы для винтовок у него были снаряжены, так что снарядить все оставшиеся гильзы к пистолету, что называется, сам бог велел. Пока плавился свинец, парень успел обработать остатками кислоты последние крохи хлопчатника и, отложив его подсыхать, принялся отливать пули. Так он провозился до самого вечера. Уже в сумерках, когда в сарае стало темно так, что работать было невозможно, Елисей затеплил свечной фонарь и, прибрав остатки материалов, распахнул дверь.
Словно дождавшись этого знака, кто-то постучался в косяк двери и от порога раздался смутно знакомый голос:
– Войти дозволишь, хозяин?
– Гость в дом, бог в дом, – усмехнулся Елисей, поворачиваясь к дверям. – Входи, дядька Радмир.
Переступив порог, казачий десятник снял папаху и, поклонившись огню, горевшему в печи, с интересом огляделся.
– Вот, значит, где ты свои придумки собираешь, – усмехнулся он.
– Пришлось на поклон к коменданту идти, – кивнул Елисей. – Дело уж больно опасное. Того и гляди, или вспыхнет чего, или взорвется. Вот и пришлось такое место искать, чтоб беды не случилось.
– Добре придумал, – одобрил казак. – Это из этой мортиры ты горцам лагерь порушил? – тут же спросил он, приметив в углу ствол миномета.
– Из этой.
– И не просто порушил, а еще и страху на них серьезного нагнал, – послышалось от двери, и в сарай шагнул подъесаул, командовавший казаками в ночной вылазке. – Дозволишь ли войти, хозяин?
– Сделай милость, – улыбнулся Елисей в ответ.
Не успел подъесаул пристроиться на лавке, которую Елисей заранее приготовил для приема гостей, накрыв ее парой овчинных шкур, как в дверях появился старик. Увидев его, казаки дружно поднялись и, сняв папахи, отвесили глубокий поклон. В этом жесте не было ни капли подобострастия. Только глубокое, неподдельное уважение. Елисей, глядя на них, не поленился повторить поклон. Что называется, спина не переломится.
– По здорову ли, казаки? – спросил старик, склонив голову в ответ.
– Милостью Божьей, – негромко отозвались бойцы.
– Прикрой дверь, казачок, – попросил старик, усаживаясь на лавку и тяжело вздыхая.
Елисей быстро выглянул наружу и, убедившись, что посторонних рядом с сараем нет, плотно закрыл дверь. Потом подхватив с полки еще пару свечей, запалил их, расставив так, чтобы всех собравшихся было хорошо видно.
– Я вот чего собрал вас, казаки, – одобрительно кивнув, тихо заговорил старик. – В Пригорской у нас сколько воев было, кто помнит?
– Так Мирослав, Никифор в миру, и Руслан Кречет, – быстро ответил подъесаул и, вдруг замерев, удивленно уставился на Елисея. – Погоди. Ты вроде тоже Кречет? – уточнил он, рассматривая парня.
– Верно. Елисей Кречет. Руслана Кречета внук, – настороженно кивнул парень.
– От значит как, – растерянно протянул десятник. – А я все гадаю, откуда у тебя выучка такая.
– Не доучили его, – вздохнул старик. – Руслан с сыном в мор померли, когда мальчонке возраста подходящего не было. А бабка перед смертью ему на шею громовую стрелу дедову повесила. Вот такие дела, – прокряхтел старик.
– Быть того не может, – ахнули казаки.
– Покажи им, – коротко велел старик, повернувшись к Елисею.
Парень молча расстегнул ворот рубахи и, вытянув кремень, продемонстрировал его собравшимся.
– Совсем сдурела баба, – растерянно проворчал подъесаул. – А ежели б громовержец осерчал да прибил парня?
– Я и так в нави был. Вот она, похоже, и решилась последнее средство испробовать. Поп-то наш меня уже отпеть успел, – вступился Елисей за покойную бабку.
– Похоже, – задумчиво кивнул старик. – Видать, потому он один из всей станицы и выжил.