Одиночка. Трилогия
Шрифт:
Машину я глушить не стал: бак был полный, если вдруг скрежет металла привлек чье-то внимание, я дам по газам и уеду. Выходить не хотелось, и я старательно изучал в зеркалах улицу. Никого не было видно, но я не мог отделаться от мысли, что, как только я выключу мотор, из ниоткуда появятся толпы охотников и набросятся на меня – тогда придется возвращаться по Мэдисон-авеню, чтобы развернуться. Интересно, у меня получится рвануть с ручника, как показывают в кино? В четвертый, а может, и в пятый раз я сверился с картой, наконец сложил ее и засунул в задний карман брюк.
Повалил густой снег, и сразу стало почти ничего не видно – мне это было только на руку. Я пару раз глубоко вздохнул, выключил зажигание и вышел из машины.
Снаружи было холодно. Сидя в машине с включенной на полную мощность печкой, я и забыл, что на улице подмораживало. А может, стоит залезть в теплую машину, вернуться по Мэдисон-авеню, поехать на запад, затем на восток, объехать вокруг? Но я быстро отбросил эту мысль.
Ну да, подумал я, доставая из рюкзака куртку, так можно часами наматывать круги на машине в поисках проезда, а тут всего пара кварталов пешком напрямик. Я засунул ключи от машины поглубже в карман и заодно решил проверить багажник. Там оказались несколько конусов дорожного ограждения, два тяжелых бронежилета, таких, как надевают полицейские на разгон демонстраций, аптечка и упаковка сигнальных ракет – ее-то я и взял. Не торопясь захлопывать багажник, я рассматривал улицу. Огромные сугробы издали можно было принять за людей. Вспомнилась книжка из детства, в которой взрослые никак не желали увидеть на рисунке удава, только что проглотившего слона, а утверждали, что это всего лишь шляпа. Вот уж правда, каждый видит только то, что хочет.
Я взял один бронежилет, захлопнул багажник и пошел на юг. Нести жилет оказалось тяжело, поэтому я надел его прямо поверх куртки, а сверху пристроил рюкзак. Теперь я точно напоминал надувного Бибендума – символ шинной компании «Мишлен», но зато чувствовал себя гораздо увереннее и даже сильнее.
В полной тишине большими липкими хлопьями падал снег. Его не убирали снегоочистители, не растапливало жаркое дыхание большого города, и он быстро завладевал улицами. Совсем скоро пришлось идти почти по колено в снегу. Небо затянули тяжелые, мрачные тучи. Я вспомнил о друзьях, ждавших меня в нашем небоскребе. Захотелось скорее вернуться и тоже смотреть кино, слушать музыку, пить какао. Я ускорил шаг.
Следующие вылазки нужно будет тщательно планировать. На улицах стояло полно машин с ключами в зажигании, но только одна из пяти заводилась, главным образом такси, полицейские машины, иногда грузовики. Рабочие машины я стал помечать, поднимая «дворник» со стороны пассажира. В следующий раз мы придем вместе с ребятами и отметим на карте оставшиеся на ходу машины. Может, даже составим для каждой описание: сколько бензина в баке, марка и все остальное, – а потом перегоним парочку к нашему убежищу.
Еще я наткнулся на несколько курьерских мотоциклов, но ни один не сумел завести либо просто не смог поднять. Попался мне и наполовину заправленный скутер: на этом бензине можно почти весь день мотаться по городу. Я хотел было взять его, но сразу передумал: пешком получится быстрее – на дорогах слишком много препятствий даже для такого маневренного транспорта. Кроме того, шума от него было больше, чем от большинства легковых машин. А мне совсем не хотелось собирать охотников со всей округи или просто не услышать их приближение. Да и шансы вновь уткнуться в гору обломков и все равно идти пешком были велики.
Эх, а вот если бы погонять на этом скутере по крыше нашего небоскреба! Но вот только как его втащишь по лестнице? Никак. А жаль.
Было уже почти три часа дня. Я потерял много времени, пытаясь завести и помечая машины. Наверное, пора было возвращаться, чтобы завтра на рассвете снова двинуться тем же маршрутом. До метро я никогда не боялся темноты. А теперь мне было жутко от одной мысли, что я останусь на улице ночью, один…
Однако я решил отложить возвращение и пошел на восток по Сороковой улице. Казалось, здания нависают надо мной, как огромные чудища, и хотят схватить. Я перелезал через столкнувшиеся машины, как скалолаз, карабкался на груды обломков и спускался, обошел по самому краю огромную воронку. На пересечении Сороковой улицы со Второй авеню я остановился сделать пару глотков воды, а когда засовывал бутылку обратно в рюкзак, увидел пистолет и вытащил его…
За спиной раздался почти неуловимый писк. Белки? Оказалось, нет: ко мне бежали две крысы. В витрине на противоположной стороне улицы я увидел свое отражение и не узнал его. Там стоял мужчина в огромной куртке, в бронежилете – и только «глок» в руке был точно мой. Я перехватил пистолет двумя руками и резко вскинул, целясь в отражение, опустил руки – и снова вскинул, опустил – и снова прицелился.
Крыс стало больше. Уже не меньше десятка серых тварей, сбившись в стаю, бежали прямо ко мне. Интересно, откуда они берутся? О, вот еще стайка. На снежном фоне бурые и почти черные крысы были хорошо заметны. Да их не меньше трех десятков! Но подбежать ко мне они не успели: что-то загрохотало, заглушая крысиный писк. Грохот стал быстро нарастать, а когда достиг максимума, мне показалось, будто я в самом центре грозы.
На противоположной стороне Второй авеню, как в замедленном кино, рушился единственный небоскреб. На самом деле падал он не так уж и долго: через пять секунд здание сложилось как карточный домик, а звук превратился в оглушительную барабанную дробь. Сначала меня сбило с ног и опрокинуло на спину воздушной волной, а потом долетела пыль. Она лезла в горло и не давала дышать. Шум оглушал. Закрывая лицо руками от падающих обломков, я пролежал несколько минут. Кое-как восстановил дыхание. Наконец поднялся на ноги, попытался откашляться. Вздрогнул, увидев в витрине напротив человека, и выбросил вперед руку с пистолетом. Только через пару секунд до меня дошло, что я целюсь в самого себя: с ног до головы я был покрыт толстым слоем светло-серой бетонной пыли, лишь на лице остались два пятна от ладоней.
Я медленно пошел вперед, выставив перед собой пистолет. На плечи ложился снег, в воздухе кружилась густая пыль. И только через двадцать минут я понял, что иду, совершенно не запоминая дорогу. От страха тошнота подступила к горлу. Захотелось просто сесть и отдохнуть. Заснуть и проснуться, когда все кончится, когда все станет как прежде или даже лучше. Проснуться и увидеть, что мама не уходила, что отец не женился во второй раз, что по воскресеньям они весело смеются на кухне, пока вместе готовят завтрак, а потом отец берет меня на рыбалку… И мы снова вместе – навсегда. Но отгородиться от реальности удалось ненадолго: через пару минут я оказался у тоннеля Квинс-Мидтаун. Пройти через тоннель было нельзя, а внутри творилось такое, о чем я не хочу ни говорить, ни вспоминать. Наверное, именно через тоннель пытались
покинуть
Манхэттен тысячи людей, и там их нагнал огненный шар. Более страшную смерть было трудно представить. Из тоннеля все еще шло тепло, пахло горелым пластиком, паленой резиной, бензином и еще пахло… Не в силах выносить эту вонь, я развернулся и побежал прочь.
Не замечая дороги, я бежал на юг, выставив над головой пистолет. Боже, как хотелось сейчас встретить тех, кто натворил все это. Я остановился, только когда во рту у меня появился привкус крови, попытался отдышаться. Из глаз полились слезы. Умывшись водой из бутылки, я вновь двинулся вперед. Ноги устали, рюкзак казался страшно тяжелым. Сил не было. Я ступал по снегу… Было невыносимо одиноко и хотелось лишь одного: разрядить обойму в виновного.