Одиночка. Трилогия
Шрифт:
— У нас еды еще на неделю, — не поняла она меня, пока не подняла глаза. — Ты имеешь в виду, совсем? Из города?
Я кивнул.
— Джесс, ты же знаешь: я не могу. Не могу бросить их.
— А если я найду кого–то, кто будет заботиться о них? — спросил я, понимая, что обещаю невозможное.
Рейчел рассмеялась:
— Кого? Кого ты найдешь?
Я отпил чаю.
— Давай я приведу Калеба, он нам поможет. Думаю, он умеет работать. И еще, он многое знает о выживании.
— Он же только окончил школу!
— А я только в выпускном классе, да и ты недалеко ушла.
— И где же он всему научился? В компьютерных игрушках? По твоим рассказам, он типичный сынок богатеньких родителей, он руки марать не захочет. Неужели ты думаешь, что твой Калеб будет ковыряться в навозе? Будет весь день вкалывать на холоде?
— Он поможет, я уверен.
— Посмотрим, — сказала Рейчел, медленно доедая овсянку. — Но… Я знаю, что ты чувствуешь. Я тоже сыта по горло, я устала, я соскучилась по семье, по дому. Только сейчас мой дом — здесь. Наверное, это…
Я поднялся.
— Джесс, я смотрю на вещи реально. А если кроме того, что мы видим, больше ничего не осталось? Ты думал об этом?
— Я не хочу в это верить, не для того я прошел через все…
Она скептически посмотрела на меня.
— Знаешь, Рейчел, не важно как, но я попаду домой. И не имеет значения, что меня там ждет.
21
Мне понравилось рано вставать. В Рокфеллеровском небоскребе я постоянно чувствовал себя разбитым: дважды я пытался отоспаться после обеда, но становилось еще хуже. Просто мне нужны были люди — обычные люди, сумевшие выжить.
Я сложил рюкзак, оделся. Пора было отправляться к разрушенному катку, чтобы прийти вовремя и встретить Фелисити. Интересно, она нашла мою записку? Вдруг она стала как Рейчел и теперь боится выходить из дому? От этой мысли мне поплохело. Тогда нужно будет проверить квартиру на обратном пути. Если я найду ее, позову на смотровую в небоскреб: мы продумаем маршруты, ведущие из города, и заодно попрощаемся с ним — теперь навсегда.
Калеб поможет, обязательно поможет. Нет, он, конечно, не обязан чистить вольеры в зоопарке, зато он наверняка поможет убедить Рейчел. Он просто растерялся, побоялся уходить вот так, без подготовки, в неизвестность, но я докажу ему, что уйти надо, и мы вместе уговорим Рейчел.
А что еще нам всем делать? Сколько можно сидеть и ждать помощи?
Почти пустой рюкзак не давил на плечи, и от этого было легко. Весь сегодняшний день казался мне особенным. Появилась уверенность в своих силах: я сам решил, что делать, как распоряжаться своей судьбой.
Рейчел была в тропической зоне. Из–за нескольких градусов разницы там казалось гораздо теплее. Я протянул ей рацию. Она удивленно посмотрела на нее, включила — раздался треск.
— Я зарядил у Калеба две штуки. Одна тебе — вторую возьму с собой.
— Возьмешь с собой?
Я кивнул.
Рейчел решила, что я ухожу. Грустная, растерянная, она смотрела на искусственную речушку, петляющую среди камней.
— У нее небольшая дальность действия…
— Я знаю, но пусть будет на всякий случай. Каждый час я буду включать ее и говорить тебе «Привет!». Проверка связи, так сказать.
— Лучше каждые два часа, — ответила Рейчел, пристегивая рацию на пояс, и то ли виновато, то ли раздраженно опустила глаза. — Давай по четным часам.
— Я ненадолго. Только проверить, вдруг придет Фелисити.
— А если не придет?
Вслед за Рейчел я вышел на улицу. Интересно, какой день нам приготовило серое мрачное небо?
— Тогда я возьму еды и вернусь.
Рейчел разогрелась от работы и сняла куртку. А может, хотела показать, что, пока меня не будет, она станет работать еще больше, еще быстрее, ведь помощи ждать неоткуда.
— В городе опасно.
— Все будет в порядке.
— Не заблудись. Погода портится.
— Я неплохо ориентируюсь.
— Ты можешь не вернуться.
Рейчел тяжело опустила два ведра, и вода расплескалась на снег.
— Я обязательно вернусь.
Мы оба понимали, что она хотела сказать на самом деле. Рейчел боялась, что со мной случится что–нибудь, что у меня просто не будет возможности вернуться.
Глядя на разлитую воду, она попросила:
— Не ходи. Оставайся со мной.
— Может…может, ты пойдешь со мной? — Я не верил, что она согласится, но все же предложил. — Пара часов ничего не решит.
Мой вопрос повис в воздухе.
— У меня много работы.
Рейчел развернулась и начала резать фрукты и овощи на корм. В глазах у нее стояли слезы.
Возле синагоги на Шестьдесят второй улице я свернул с Пятой авеню, прошел пару кварталов на восток, затем еще немного на юг. Было почти десять часов. Я схожу к катку и сразу вернусь в зоопарк. Принесу еды. И опять приготовлю ужин — найду какой–нибудь рецепт, порадую ее, тогда будет легче уговорить ее уйти.
Проходя мимо разбитой витрины, я услышал громкое хлопанье крыльев. Из магазина вылетело несколько голубей.
В потолке зияла дыра — ракета пробила сразу несколько этажей. Вот так: был дом — и нет.
На Парк–авеню сыпался мелкий снежок. Воодушевленный, полный надежды, я быстро шел по улице, но прекрасно понимал, что это ощущение скоро исчезнет: глядя на разрушенный город, встречая смерть на каждом шагу, сложно уберечь надежду.
На Пятьдесят девятой Ист я остановился передохнуть и заодно внимательно изучить следы на снегу, явно оставленные сегодня утром. Отпечатки были разного размера. Судя по всему, люди шли на восток тремя группами по четыре–пять человек. Может, они направлялись в убежище — ведь вполне возможно, что в универмаге «Блумингдейл», например, прячутся сотни, тысячи нормальных людей?