Одиночка. Трилогия
Шрифт:
— Это еще что? — я вертел головой, пытаясь найти источник звука.
— Вчера я тоже такой видела, — прошептала Фелисити, указывая вверх куда–то на юг. В небе, на высоте сороковых этажей летел самолет: с тонкими длинными крыльями и без кабины пилота — летел прямо на нас. Почти такой планер дедушка подарил мне на шестнадцатилетие, только у этого явно была акустическая навигационная система и двигатель, шум которого неотвратимо нарастал. До нас оставалось не больше четырех кварталов…
— Ложись! — заорал я и повалил
Под пилоном крыла полыхнуло оранжевым, и в тот же миг из планера с шипением вылетел черный цилиндр, пронесся над нами, обдавая жаром, и разорвался со страшным грохотом.
Нас отбросило взрывной волной и моментально обожгло горячим дыханием огненного шара, который несся по улице, со страшным звуком круша стекло и дома. Планер пищал прямо над нами.
Задыхаясь от пыли и сыплющихся вместе со снегом осколков, я поднял голову: от грузовика ничего не осталось. Огненный шар снес кузов и разворотил кабину: она горела, то и дело вспыхивая с громкими хлопками. В небо подымался густой черный дым. Выживших быть не могло.
Гудение стало отдаляться. Планер пронесся через столб дыма, закрутив тот двумя сизо–черными вихрями. Вдруг назойливый писк снова начал нарастать: самолетик резко ушел вверх над Пятой авеню и развернулся.
— Он возвращается! — закричала Фелисити, пытаясь схватить меня за руку. Я вскочил.
— Бежим! — выкрикнул я, потянув ее за собой. Мы помчались по Сорок девятой улице. Я успел заметить нескольких охотников в заляпанной кровью одежде: они, пригнувшись к земле, бежали к горящему грузовику!
Мы неслись по Пятой авеню в сторону зоопарка. Я постоянно оглядывался: боялся, что планер развернется и сделает нас своей целью. Но он исчез, не было мерзкого комариного писка, а самое главное — нас не преследовали охотники.
Мы бежали молча: слышался только скрип снега под ногами и наше тяжелое дыхание. А затем раздался громкий хлопок — и стало темно.
Лицо ласкает теплое солнце, папа варит на костре уху, но вот его уже нет и я один на крыше небоскреба.
Мимо меня к краю крыши бегут люди — много людей. Я видел их на записи Фелисити: им удалось выжить во время атаки. От кого они убегают? От меня?
Я медленно поворачиваю голову: они убегают от солдат, потому что у тех оружие, потому что их лица предрекают смерть. Я хочу крикнуть, остановить бегущих, но слишком поздно. А что я мог сказать? «Стойте»? Я несусь за ними и резко останавливаюсь на краю: семьдесят пять этажей вниз. Были люди — и нет. Они спрыгнули в бездну, чтобы спастись от выстрелов. Я раскрываю кулак: на ладони лежит маленький обсидиановый камушек, переливающийся серыми, коричневыми и черными полосами. Мне подарил его в детстве индеец–апач и сказал: «В этом камне слезы моих предков».
Все вокруг было серым. Я открыл глаза и зажмурился, снова открыл и снова зажмурился — пока не вернулось зрение.
Увидел небо, увидел
Между мной и машиной неподвижно лежала Фелисити. Кое–как встав на четвереньки, я подтащил ее к себе. Черты лица чуть дрогнули, глаза приоткрылись.
— Фелисити, — позвал я, но она не отреагировала. Вроде у нее ничего не повреждено, но пока она без сознания, этого не узнаешь. Я вспомнил друзей, навсегда оставшихся в искореженном вагоне метро. Проглотил комок в горле и оглянулся.
Рядом с нами горели три машины. Огонь быстро поглощал их: валил черный едкий дым, что–то трещало и лопалось, ярко вспыхивая. На улице было пусто.
Пытаясь заглянуть Фелисти в глаза, я взял ее за руки, затем провел тыльной стороной ладони по нежной щеке.
— Джесс…
— Что? — с надеждой спросил я.
— Я не могу пошевелиться.
Я представил, что она навсегда останется неподвижной, что у нее парализованы ноги. Тогда я отнесу ее в безопасное место, в арсенал в зоопарке. Или нет, если у нее травма позвоночника, тогда, наверное, нельзя ее тревожить…
— Смотри. — У Фелисити мелко дрожала правая нога.
— Это ты сама? — спросил я, глядя, как нога немного повернулась и согнулась в колене.
— Не знаю.
Не отпуская рук Фелисити, безвольно лежавших в моих ладонях, я прижал их к груди и встал рядом с ней на колени.
— Попробуй…
Фелисити пошевелила пальцами.
— Молодец!
Раздалось шипение. Прямо из багажника полузаваленной обломками машины, в клочья разорвав металл, вылетел огненный шар. Взрывной волной меня бросило на спину. Откашливая набившуюся в носоглотку пыль, я пополз к Фелисити, но она уже перекатилась на бок и оказалась рядом.
— Можешь двигаться?
— Похоже, да, — сказала она, приподымаясь на локте.
Я взял Фелисити за руки: теперь даже сквозь перчатку ее пожатие было ощутимо сильнее. Встал сам и поднял ее. Ноги еще плохо держали Фелисити, и она стояла, обняв меня, чтобы не упасть.
— Мне уже лучше. Сейчас, еще минутку, — с этими словами Фелисити неуверенно отступила назад. Крепко держа меня за руку, она сделала несмелый шажок, затем еще один — и мы пошли прочь от машин.
У нас за спиной оглушительно рванул бензобак горевшего автомобиля, и сразу же сбоку со страшным звоном осыпалось на землю стекло огромной витрины, которую лизнул ворвавшийся в вестибюль магазина огонь. Мы с Фелисити еле удержались на ногах. Шум и огонь наверняка привлекут охотников. Не успел я подумать об этом, как увидел их. Много. Самое меньшее, десяток за стеной огня и дыма. Они бежали к нам: черные силуэты в красноватом мареве.