"Одиночка"
Шрифт:
– А вы к нам пойдете работать? – задала контрвопрос Леночка. – Давайте, мы с удовольствием примем санитарами вас и всех ваших сотрудников. А пока вы еще не согласились, у нас будет работать Игнат Кузьмич, даже если по ночам ему придется колоть глюкозу.
– И где же вы, Игнат Кузьмич, прятались?
– Я не прятался, я спал. В лаборатории возле сестринского поста топчан есть, ну я и прикемарил малость, пока тихо.
– Так прикемарил, что глюкоза понадобилась… Замечательно. Давайте посмотрим, что в вашей
– Туда без сотрудников нельзя, – быстро сказала Леночка. – Туда даже врачи не заходят.
– А он там спит. Замечательно!
– Я там лаборант на полставки, – пояснил Игнат, – поэтому у меня ключ есть. И потом, я ничего не трогаю, просто сплю.
– Мы тоже ничего трогать не будем. А опечатать вашу лабораторию нужно, чтобы там, не дай бог, еще кто-нибудь спать не улегся. Вы как, идти сможете или без вас опечатывать?
– Смогу.
Все пятеро прошли через отделение и остановились у дверей лаборатории. Дверь была не заперта и открылась, едва следователь потянул за ручку. Игнат включил свет.
Милиционеры в помещение не вошли, остановились в дверях, уважительно оглядывая забитое приборами помещение.
– Впечатляет, – признал следователь. – И чем вы тут занимаетесь?
– Будто сами не знаете, – буркнул Игнат. – Психокоррекцией.
– А вам известно, что несанкционированное проникновение в чужую психику запрещено?
– Так то несанкционированное. У нас все по закону.
– И как вы эту психокоррекцию осуществляете?
– Я откуда знаю? Мое дело – электроды налеплять.
– Красиво врешь, – заметил один из милиционеров. – Одного не учел: пострадавшие твой фоторобот нарисовали и на очной ставке тебя признают, можешь не сомневаться.
– Где это они меня могли видеть? – возмутился Игнат. – Во сне, что ли? Так ментальные образы со снами практически не коррелируют.
– Во как заговорил, лаборант, – заметил следователь. – Профессору так говорить впору. А пострадавшие тебя именно во сне видели.
Игнат добавил в голос злоумышленно-уголовных интонаций и хрипло произнес:
– На пушку берешь, начальник. Каждый лох знает, что, проникнув в подсознание, врач может принять там любой облик, хоть родной мамы, хоть огнедышащего дракона. И вообще во сне меня видели, во сне и ловите.
– Поймаем, не беспокойтесь.
– А как же несанкционированное проникновение?
– А мы с санкции прокурора.
– Боюсь, прокурор не может дать такого разрешения. А то вы влезете в чужую душу в милицейских сапогах и такого там наворотите, что после вас только под тяжелую психиатрию.
– А после тебя?
– Я в чужую душу не лезу. Мое дело – электроды налеплять.
– Это я уже слышал. И про изменение облика я знаю, хотя и не лох. А еще я знаю, что ваш брат старается пользоваться собственным обликом, но малость подкорректированным, покрасивше да посуперменистей. Опять же физические недостатки исчезают. Поэтому на психокоррекцию идут в основном люди убогие, которым не чужие недостатки исправлять, а со своими бы разобраться. В чужом сознании этот специалист прыгает как кузнечик, а наяву без глюкозы ног не волочит. Я понятно излагаю?
– Ничего удивительного, – заметил Игнат, – подобное было всегда, и, думаю, впредь будет так же. Классический пример – Сабина Шпильрейн, из пациенток доктора Юнга она прямиком попала в светила психоанализа.
– Понятно. Кто сам ничего не может, тот идет учить и лечить других. Возможно, так было всегда, но впредь так не будет. Закон как раз и охраняет нормальных людей от лечения такими, как вы.
– Послушайте, – сказал Игнат. – Вы меня, кажется, еще не арестовали и даже не предъявили никакого обвинения. Поэтому давайте всю вашу ругань отложим на потом. А пока объясните, на каком основании вы сюда вторглись.
– Объясняться я буду с вашим начальством, а вам, как вы верно заметили, буду предъявлять обвинения.
– Прямо сейчас, в четвертом часу утра?
– Почему бы и нет? Вы не дома, а на работе. Простите за каламбур, у вас сейчас рабочая ночь. Опять же, взяты с поличным, в лаборатории…
– Я здесь спал. Так что инкриминировать мне можно только нарушение правил внутреннего распорядка.
– Это вы на суде объяснять будете.
– Тогда отметьте в протоколе, – зло сказал Шомняк, – что в лаборатории меня никто не видал, поскольку ваш сотрудник не за коридором следил, а, пользуясь служебным положением, вел фривольные разговоры с дежурной медсестрой. И не забудьте отметить, что вся аппаратура в лаборатории выключена.
– Не вся, – следователь вытащил приборчик, более всего похожий на обычный наладонник, и указал на светящийся зеленый огонек. – Видите, индикатор говорит, что здесь и сейчас что-то включено. И я, кажется, знаю, что именно.
– Можете выбросить ваш индикатор на помойку. Я лично все здесь обесточил еще с вечера.
– С вашего позволения, я пока обожду это делать. А вы, в свою очередь, подумайте, не желаете ли вы в чем-либо признаться? Чистосердечное признание… в общем, не мне вам объяснять.
– Чистосердечно признаюсь, – с невинной улыбочкой, ответил Игнат, – что, проснувшись, я не успел сходить в туалет, и если не сделаю этого сейчас, то могу описаться.
В памяти невольно возникла алюминиевая миска с макаронами и струйка мочи… Путешествие в чужое подсознание долго не отпускает исследователя, так что неподготовленный человек порой не может отличить, где его собственные мысли, а где наведенные образы. Не только врач действует на пациента, но и пациент действует на врача; в психологии и психиатрии это особенно заметно.